Очень резкий контраст – выпасть из мира танца, яркого и живого, в мир белых халатов, зеленых коридоров и неизвестности с нотками надежды. Все врачи в один голос твердили: нужна операция и срочно, а то у вас будет инвалид!

Нужно резать, вставлять укрепительную конструкцию, а потом через несколько лет извлекать ее. Операция сложная, но реальная. Да, вся спина будет в шрамах, да, есть вероятность, что она не будет ходить – но надо делать.

Мне было страшно, я никогда ничего не ломала, кроме ногтей. Больничные коридоры сменялись один за другим, я наблюдала за детьми на костылях и в инвалидных колясках, аппараты Илизарова, пронзающие насквозь маленькие детские ножки, океаны зеленки на швах только что прооперированных тел. Страх, неизвестность, бессилие и растерянность в глазах родителей.

Тогда в первый раз я провалилась в состояние «наблюдателя», мне казалось, что это все происходит не со мной. МРТ, рентгены, исследования, ожидание, и только слова моей любимой бабушки Лимы: «Давай зайдем в кафе после врача?» – подпитывали меня радостью. Когда ты встречаешься с вероятностью стать инвалидом в 13 лет, то одновременно знакомишься со страхом смерти.

По врачам со мной ходили в основном бабушки.

Они-то и спасли мою жизнь, именно благодаря им я избежала участи быть изрезанной в таком юном возрасте. Как они это сделали? Верой!

Они отказались верить в то, что есть только один вариант – операция. Взяли меня под руки и повели гулять по больницам. Божечки, каких только врачей, центров, массажистов и кабинетов я не видела. Каждый осматривал меня, мои снимки, поправлял очки на носу и говорил – резать! Я не помню, сколько продолжался процесс поисков, но в один прекрасный день вера бабушек дала плоды. Молодой врач, высокий, красивый, вынес вердикт, отличный от десятков других: попробуем лечить стационарно, без хирургического вмешательства. Будет долго, нудно, потребуется много сил, но, возможно, получиться избежать операции. Готовьте документы – мы кладем ее в больницу.

Меня в больницу? Домашнюю девочку, которая в детский сад ходила со слезами, а школа всегда была адом? Да я даже в детский лагерь никогда не ездила. Пока на моих глазах набухали слезы, он продолжал озвучивать план.

Полтора месяца она будет лежачая. Вставать нельзя категорически. Лежать обязательно полусидя и спать тоже. Далее еще на полтора месяца мы наложим ей гипс на все туловище и одну ногу, чтобы зафиксировать поясницу в нужном для сращивания позвонков положении, а после снятия гипса месяц реабилитации. И это еще не все! До 18 лет обязательно носить корсет, снимая только на ночь, и четыре раза в год ложиться в больницу на месяц для проведения поддерживающих лечебных процедур.

Либо операция, которую вам предлагают все. Выбирайте!

«Турист» – государственная больница, расположенная под Дмитровом. Была построена немцами. Чистый, прекрасный, красивейший проект, сильно отличающийся от других больниц Москвы. Меня отправили туда. И вы сейчас удивитесь, но это стало моим спасением не только для тела, но и для души.

Больница состояла из пяти корпусов по два этажа в каждом. Мой был четвертый, палата на первом этаже под номером 5. Большие светлые палаты, по шесть человек в каждой, игровая с бильярдом и телевизором, столовая, бассейны, процедурные, залы для гимнастики. Выглядело все очень даже уютно.

Но когда ты домашний ребенок и внезапно на долгий срок оказываешься в окружении детей разных возрастов с разными привычками, характерами и воспитанием, плюс у тебя редкая болезнь – это дикий стресс.

Первый месяц я отказывалась есть. Я плакала, плакала постоянно и ничего не ела. В голове крутились одни и те же вопросы: «Как это могло произойти со мной? Кто все эти люди?» Вы бывали в детском лагере? Дети, особенно подростки, бывают очень злыми. Они пробуют свою самость друг на друге, доказывают, кто круче.

Девочки-соседки постоянно ругались матом, опасность была повсюду 24/7, общий туалет, ванна одна на 30 человек на этаже, и еще мне нельзя покидать палату. Мама почему-то меня практически не навещала, я хорошо помню Лиму и крестную в эти первые самые страшные дни.

А потом появилась она, Вселенная вновь направила мне в поддержку удивительного человека, который стал моим проводником и опорой на этом сложном этапе жизни.

Значит, лежу я в палате, реву, не ем уже несколько дней. Распахивается дверь, и в нее врывается высокая крупная женщина, очень похожая по энергетике на Хагрида из «Гарри Поттера». Большая грозная женщина с добрыми глазами! И звали ее Ольга Борисовна!

А вместе с ней в мои барабанные перепонки вторгается громкий и строгий голос: «Таааак, кто это тут лежит и не ест, медсестры жалуются! Ну-ка есть, быстро!» – я обалдела. Дальше она буквально кидает мне на колени поднос с едой: «Быстро ешь, и будем математику делать!» От неожиданности я перепугалась и закинула пару ложек обеденного супа и картошки пюре в рот. Точно так же быстро, как и появился, поднос исчез с моей кровати, и на его место прилетели тетради. Я даже сообразить не успела, как обнаружила себя решающей задачи с этой грозной дамой. Оказалось, родители попросили одну из воспитательниц позаниматься со мной. Ольга Борисовна – любимейший мой человек, она оказалась моим наставником, а я – ее любимицей. Именно она пройдет со мной весь этот больничный путь до моего совершеннолетия, станет свидетелем первого поцелуя, первой любви и первой разорванной нити, связывающей меня с ужасными требованиями отчима.

Моментами она была резка, но, наверное, это был единственный правильный вариант поведения в то время. Когда нужно быстро привести ребенка в чувства и вытащить из жалости к себе.

Она воспитатель от Бога. Я до сих пор не понимаю, как у нее получалось ругать и наказывать с такой любовью. Поддерживать дисциплину в этом сумасшествии и быть опорой деткам, таким же, как и я, по воле судьбы оказавшимся в этой больнице. И что вы думаете? «Турист» стал моим вторым домом. Только на этот раз теплым, заботливым и родным по-настоящему.

Вселенная меня в буквальном смысле спасла. Через болезнь вытащила в мир других людей, которые, на мое удивление, оказались очень добры по отношению ко мне.

Первые два месяца в «Туристе» пролетели очень быстро. Через несколько недель в палату подселили еще одну девочку с таким же заболеванием, и мы проходили путь лечения вместе, вместе были лежачими. Она была старше, и, общаясь с ней, я училась быть уверенной в себе. Я не буду описывать детально, но оказалось, что быть лежачей не так уж и страшно, и можно придумать кучу дел, которыми себя занять. А вот ходить по уши закатанной в гипс и на костылях оказалось малоприятным занятием, но я прошла и это. С тех месяцев я помню лишь разговоры с девочками по палате, нянечек, которые приходили обслуживать меня, и бабушек, что привозили мне гостинцы, которые мы всей палатой кушали после отбоя в темноте.

Были уколы, массажи, электрофорезы, гимнастики, таблетки и еще масса процедур, но все это на фоне радости от общения и тепла окружающих людей ушло на второй план.

Возвращаясь в больницу из раза в раз после базового лечения, я стала замечать, что встречают меня уже знакомые лица. Мне уже можно было ходить, и я начала активно проявляться в кругу других детей, воспитателей и медсестер. Тут я совершенно случайно узнала о себе много нового. Оказалось, у меня есть лидерские качества, и не мало! После 13 лет в семье, где я не имела никакого права голоса и находилась в постоянном страхе, это стало для меня открытием! Еще пришло понимание, что я красива, обладаю внутренней силой и притягательностью.

Вроде это было лечение, но воспринималось как лагерь, в который мне нужно ездить четыре раза в год на четыре недели, а что, неплохо. У меня появилась альтернатива жизни в оковах гнетущей обстановки дома, возможность не слушать плач мамы за стенкой, не прислушиваться по вечерам к грозным угнетениям отчима, другими словами, у меня появилось время и место для спокойной жизни в более экологичной среде. Моя самооценка начала расти не по дням, а по часам.