Иоанн был последний и величайший праведник Старого Завета, уже стоявший на пороге Нового, но все же, живя до совершения Христом нашего искупления, и он был под грехом, который жестоко терзал человечество. Если и в Новом Завете нет никого, который бы совершенно грехов не имел, еще невозможнее было достигнуть такой безгрешности после него. Не все же степень греховности и грехи бывают разные. У Иоанна не было привязанности ко греху или греховным привычкам. Наоборот, будучи исполнен Духа Святого еще от чрева матери своея, он ясно видел мерзость его и ненавидел как грех вообще, так и свой собственный.

Ненависть к этим грехам, желание от них очиститься и упорная борьба с ними, работа над собою в сознании в то же время своего недостоинства, и составляют настоящее покаяние, проповедником которого сделался Иоанн. Естественно слышать призыв «покайтеся» из уст безгрешного Господа, непричастного ни к первородному, ни к личным грехам. Но если покаяние проповедует кто-нибудь не свободный от них, он должен сам первый исполнить то, что проповедует. И, видно, глубоко было покаянное настроение у Иоанна, упорно искоренял он в себе всякое поползновение ко греху и видел даже свои малейшие недостатки, что когда он сделался готовым восприять глагол Божий, из глубины его переполненной покаянным чувством души вырвалось: «покайтеся».

Известно, что не так действует слово, как личный пример. «и́же сотвори́т и научи́т, сéй вéлiй наречéтся в цáрствии небéснем» (Мф. 5:19). Иоанн всею своею жизнью олицетворял настоящее покаяние. Вот почему и раздался так громко его голос и «Тогдá исхождáше к немý Иерусали́ма, и вся́ Иудéа, и вся́ странá Иордáнская» (Мф. 3:5). Люди шли, открывали ему свои грехи и, как у искусного врача, спрашивали, как лечить свои душевные болезни. А Иоанн оставался смиренным, и, в сознании своего недостоинства, указывая, как бороться с грехом, во всеуслышание проповедовал, что действительное очищение от грехов принесет Грядущий за ним, У Которого он недостоин развязать ремень обуви Его. Пришел Чаемый; повинуясь Ему, Иоанн крестил Его с трепетом, и увидел, как разверзлось небо и явилась Тайна Святой Троицы, когда Христос смиренным преклонением главы под руку Своего раба заглаживал грех гордо поднявшейся за запрещенным плодом руки прародителей.

Объявив ученикам и народу о пришествии Избавителя от греха и указав на Него, Иоанн продолжал звать к покаянию. Он видит, что слава его померкла с приходом Большого Светила, но не скорбит, а радуется этому. Он радуется, что подготовленный им народ устремился к проповеданному им, ибо не словами только, а всем существом склонялся он пред Ним и был предан Ему. Он продолжает проповедовать правду Божию, дерзновенно возвещает ее царю земному и попадает в темницу. Но и оттуда слышится его голос, хотя теперь только для немногих, пока меч не прекращает земной жизни.

Душа по смерти его, как и все души до него, идет в ад, но идет с проповедью о пришествии на землю Христа и приближении избавления. После сошествия Христа во ад, он с Ним идет в рай и, как преданнейший из людей, предстоит Престолу Его вместе с Богородицею. Величайший из рожденных женами веселится с ангелами и молится за своих собратьев. Он оставил урок для всякого. Мученики, преподобные, священники, монахи, девственники имеют в нем своего вождя. Каждый христианин имеет в нем пример смирения и преданности Богу. Призывая его на помощь, нужно подражать ему и по силе прославлять; достойно же восхвалить его не в наших силах. «Память праведного с похвалами, тебе же довлеет свидетельство Господне, Предтече».

III

Учение протоиерея Булгакова о почитании Богородицы и Иоанна Предтечи, которое, как выяснено, никак не может считаться православным, опасно не столько само по себе, сколько потому, что в данном случае, как и во многих других, автор явился выразителем идей, охвативших некоторые круги русского мыслящего общества. Эти идеи связаны с учением о Софии – Премудрости Божией. «София» – это греческое слово, означающее премудрость.

Так как в задачу настоящей статьи входило лишь дать критический разбор учения так называемых софианцев о Богоматери и Иоанне Крестителе, то здесь ограничимся указанием, что до сих пор, сообразно словам Священного Писания: «Мы́ же проповéдуем Христá рáспята, Иудéем ýбо соблáзн, éллином же безýмие, самéм же звáнным Иудéем же и éллином Христá, Бóжiю си́лу и Бóжiю премýдрость» (1Кор. 1:22–24). В церковном учении, выражающемся в частности в святоотеческих творениях и церковных молитвах, утвердилось понимание, что Премудрость Божия есть одно из наименований Сына Божия. В настоящее время появилось течение мысли, старающееся дать другое понимание имени Премудрость. Не давая определенного пока учения и оставляя широкое поле для дальнейших философских изысканий, представители этого учения уже ясно показали свое направление. Хотя они при доказательствах и приводят выдержки из святых Отцов, но, как метко подметил гр. Ю.П. Граббе в «Корнях Церковной смуты», здесь, в сущности, полемика со святыми Отцами («Корни Церковной смуты», гл. VI).

Разрушают уже утвердившееся в Церкви учение и, не давая еще нового положительного учения, ведут разработку его с определенным стремлением найти в «Софии» женственное начало как Божества, так и человечества. Есть, говорят, София небесная, нетварная и есть София тварная. Находясь и в Божестве, и в творении, София соединяет Творца и тварь. Устанавливается как бы лестница сущностей, и этим уничтожается ясное различие между Сотворившим и сотворенным. Высшая степень тварной Софии есть переход к Софии нетварной. Так как «Богоматерь софийна в предельной степени» («Неопалимая Купина», стр. 189), то она и «есть тварь, но уже не тварь» (там же, стр. 191). Если «божественная София откровение Святой Троицы» (там же, стр. 189), то Богоматерь «это вечная жизнь если не самого Божества, то в Божестве» (там же, стр. 191). Вообще, делается попытка везде найти параллель мужского и женского начала.

При неразработанности еще софианского учения и разных его оттенков, еще не точно определено «всему свое место». В частности, женское начало в Божестве является чем-то близким к Святому Духу, хотя и не отождествляется с Ним вполне. В определении положения Богородицы тоже проявляется колебание – в книге «Неопалимая Купина» проф. Булгаков ставит Ее в параллель и в соответствие Иисусу Христу, а в «Друг Жениха» – Иоанну Крестителю. Но в общем хотят создать что-то новое, основываясь на построениях ума и отвлеченных философских рассуждениях. И ясно видно стремление как бы сравнять Божество и человечество, поставить не только людей в зависимость от Бога, но и Бога в зависимость от людей. Для того и, якобы, возвеличиваются Дева Мария и Иоанн Предтеча, чтобы потом показать, что без представителей человечества ничего бы не смог сделать Богочеловек Христос. «Божество и человечество в сущности суть разные части одной лестницы». Это не говорится прямо, но ясно проводится.

Вспоминаются первые века Христианства, когда в результате стремления получить точное знание о Боге и мире появилась стройная система гностика Валентина, представлявшая 15 пар эонов, производивших одна другую, где также строго различалось в каждой паре мужское и женское начало. До выводов Валентина новые философы не дошли, нет еще также оснований утверждать, что они от него заимствуют свое учение. Однако одинаковые основания кладутся и там, и здесь – человеческие рассуждения, приспосабливающие к себе, а не склоняющиеся перед богооткровенными истинами. Это есть стремление уравнять и перемешать то, что открыл Бог и что нашел сам человек. И прежде, и теперь от этого получаются сходные результаты. Наши философы как бы чувствуют свою близость к древним еретикам, не скрывая своих симпатий к ним и видя в них проповедников истины (Карсавин, «Святые Отцы и Учителя Церкви»). Горделивый ум не может примириться со смиренным припаданием к Богу. Приятнее самому сорвать плод, чем получить его от Создателя. Это то, что выразил Владимир Соловьев в своем слове в память Огюста Конта, когда призывал, чтобы религию сделать богочеловеческою, влить в нее больше человеческого – сейчас она слишком божественна.