Часть III. Богословские труды, творения, проповеди
Предисловие. Православное Богословие блаженного архиепископа Иоанна (Максимовича)
Несколько лет тому назад одна Игумения Русской Зарубежной Церкви, женщина праведной жизни, говорила поучение в храме обители в день престольного праздника, на Успение Пресвятой Богородицы. Она слезно умоляла сестер и паломников, собравшихся на праздник, всецело и безоговорочно принимать то учение, которое Святая Церковь нам передает, которое Она с таким тщанием блюла в течение всех веков, и не выбирать для себя, что в нем «важно», а что «второстепенно»; ведь считая себя мудрее Священного Предания, можно и совсем его утерять. Итак, когда Церковь повествует нам в ее песнопениях и через святые иконы, что святые апостолы чудесным образом собрались со всех концов вселенной, чтобы присутствовать при Успении и Погребении Пресвятой Богородицы, мы, будучи православными христианами, несвободны отрицать или перетолковывать это, но должны верить церковному преданию просто и чистосердечно.
Молодой американец, принявший православие и выучивший русский язык, присутствовал при этом поучении. Глядя на иконы, написанные в традиционном иконописном стиле, на которых апостолы изображены на тучах, несущих их к Успению Божией Матери, он как раз сам задумывался над этим вопросом. Спрашивалось, действительно ли мы должны понимать это как чудесное событие или это просто «поэтическое» объяснение собрания всех апостолов к этому событию, или может даже некое оригинальное «идеализированное» изображение вообще не состоявшегося события? (Таковы, на самом деле, вопросы, занимающие некоторых современных «православных богословов»). Слова праведной Игумении глубоко поразили молодого американца-неофита, и ему стало ясно, что есть нечто более глубокое в восприятии и понимании Православия, чем то, что открывает нам наш ум и наши чувства. В то мгновение православное предание передавалось ему не книгами, а живым сосудом, восполненным этим учением и преданием, и необходимо было воспринимать не умом только или чувствами, но прежде всего сердцем, которое таким образом и начало глубже проникаться Православием.
Впоследствии этот молодой неофит познакомился, через чтение и лично, со многими богословски образованными православными христианами. Это были наши современные «богословы», которые учились в православных учебных заведениях и стали «богословам и специалистами». Они обычно охотно поясняли что православно, а что инославно, что важно, а что второстепенно в самом Православии, и некоторые из них гордились своим «консерватизмом» или «традиционализмом» в вопросах веры. Но ни в одном из них не чувствовался авторитет той простой Игумении, которая говорила его сердцу, несмотря на всю свою «богословскую необразованность».
И сердце этого неофита, только начинающего сознательную православную жизнь, жаждало понимания того, как верить, что означало и кому верить. Он был уж очень человеком нашего века и современного воспитания, чтобы суметь просто отречься от своих собственных размышлений и слепо верить всему сказанному ему; да и совершенно очевидно, что православие и не требует такого: ведь сами творения святых Отцов – это живое свидетельство о трудах человеческого разума, просвещенного Божьей благодатью. Но также очевиден и некий недостаток у современных «богословов», которые, несмотря на всю присущую им «логичность», последовательность и знание святоотеческих текстов, не смогли передать дух, характер и обаяние Православия, как смогла простая, неученая Игумения.
Поиски нашего неофита, поиски контакта с истинным и живым православным Преданием, завершились встречей с архиепископом Иоанном (Максимовичем). В нем он нашел и образованного богослова «старой» школы, но в тоже время очень осведомленного о критике такого рода богословия в современной богословской мысли, и который своим чутким умом мог распознать истину, где она могла быть оспоренной. Но в нем было и то, чего не хватало всем богословским «мудрецам» нашего века – простота и авторитетность благочестивой Игумении, которые так поразили сердце молодого Богоискателя. Владыка Иоанн покорил его ум и сердце не потому, что он стал для него «непогрешимым» – в Церкви Христовой нет ничего такого – но потому, что он в этом Святителе увидел пример Православия, настоящего богослова, чье богословие было последствием праведной жизни и глубоко укоренено в Священном Предании Православной Церкви... И наш молодой неофит обнаружил, что, несмотря на его чуткий ум и критическое мышление, слова владыки Иоанна гораздо чаще согласовались со словами простой Игумении, чем со словами образованнейших современных богословов.
Богословские труды владыки Иоанна не принадлежат определенной «школе», в них не видно «влияния» ни одного богослова недавнего прошлого. Правда, владыка Иоанн был призван богословствовать – в таком же смысле, в котором он был призван к монашеству и служению Церкви своим великим учителем митрополитом Антонием (Храповицким), и так же верно, что он полностью освоил стремление своего наставника отстаивать необходимость «возврата к святым Отцам» и к богословию, основанному на моральной и духовной жизни, нежели чисто академическому. Но богословские труды самого митрополита Антония очень различны и в духе, и в самом замысле, и в содержании. Он много вращался в современных ему академическом и интеллигентском обществах, и многие его сочинения посвящены аргументам и апологетике, приемлемым в знакомых ему кругах. В трудах владыки Иоанна, наоборот, совершенно отсутствует апологетика, они не открыты для дискуссии. Он не спорил, а просто излагал Православное учение. Когда была необходимость опровергать ложные учения, (самым ярким примером чего служат его две длинные статьи о софианстве Булгакова), слова Владыки убеждали не последовательностью или логичностью аргументации, а самой силой изложенного им святоотеческого учения и цитируемых текстов. Он обращался не к академической или образованной среде, а к неповрежденной православной совести, и он не говорил о «возврате к святым Отцам», потому что то, что он писал, было просто пересказом и передачей святоотеческого предания, без всякой попытки оправдать или извинить такой подход.
Источники богословия Владыки Иоанна очень просты:
Священное Писание, святоотеческие писания (в особенности великих Отцов IV и V веков) и самое отличающее – православные богослужебные тексты. Последние, которые редко использовались в таком объеме новейшими богословами, указывают на чисто практический, нежели научный подход владыки Иоанна к богословию. Очевидно, что он был полностью поглощен богослужением Православной Церкви и что его богословие вдохновлено этим прямым источником. Вдохновение приходило не во время часов досуга, предоставленные для богословствования, а во время его ежедневного присутствия на всех церковных службах. Он воспринимал богословие как неотъемлемую часть обыденной жизни, и, несомненно, это сделало его богословом в гораздо большей степени, чем формальные богословские занятия.
Следовательно, у владыки Иоанна мы не обнаружим богословской «системы». Нельзя это понимать как «протест» против великих трудов «систематического богословия» XIX в. в России; Владыка, без всяких сомнений, пользовался систематическими катехизисами того времени в своей миссионерской деятельности. (Как делали многие великие святители и Греции, и России в XIX и XX вв., считая эти катехизисы превосходными пособиями для православного просвещения своих народов.) В этом Владыка не следовал моде и не принадлежал к какому-либо течению среди богословов и их последователей ни в прошлом, ни в настоящем, так как они слишком часто чересчур большое значение придают какому-нибудь определенному взгляду на православное богословие. Он в равной степени уважал митрополита Антония (Храповицкого) и его «антизападную тенденцию» и митрополита Петра (Могилу), который якобы был слишком «под влиянием» запада. Когда говорили ему о недостатках этих великих святителей и защитников Православия, Владыка отмахивался и говорил, что это «неважно», потому что он прежде всего думал о великом святоотеческом наследии, которое эти богословы успешно передавали, несмотря на недостатки. Многие современные молодые богословы, часто подходящие к православному богословию слишком абстрактно, теоретически, полемично и односторонне, могли бы поучиться у Владыки.
