Недовольные же тем, что Царем сделался Петр, а не Иоанн, решили взять стрелецкое движение в свои руки, направить его в выгодную для них сторону. Этими недовольными главным образом были родственники первой жены Царя Алексея Михайловича, Милославские, знавшие, что при Петре они не будут пользоваться тем влиянием, какое бы имели в случае воцарения больного Иоанна. Душой этой партии сделалась умная и энергичная дочь Алексея Михайловича от первого брака – Царевна София, не хотевшая примириться с мыслью, что ей придется подчиниться мачехе, которая будет правительницей государства – против этого древнего обычая никто не спорил – до совершеннолетия сына. Софии хотелось, чтобы Царем был объявлен Иоанн, а она бы могла тогда быть правительницей при больном брате. Мачеха со своими родственниками потеряли бы тогда при дворе первенствующее положение. Для приведения в исполнение этого плана и воспользовались стрельцами. Приверженцы Софии и Милославских начали возбуждать стрельцов против Нарышкиных и других бояр и обещать им всяких милостей от Царевны Софии. Но довести стрельцов до открытого мятежа было трудно и поэтому прибегли к обману. 15 мая, в день убиения святого Царевича Димитрия, по стрелецким полкам проскакало двое бояр-заговорщиков с криком, что Нарышкины задушили Царевича Иоанна. Эта весть казалась правдоподобной. Раз была допущена несправедливость, Царевич Иоанн был лишен принадлежавшего ему по правовоззрению русского народа и обычаю Московского Царского Дома престола, то это являлось уже показателем того, что есть люди, которые действуют против него, законного наследника Царя Феодора. Не опасаются ли эти люди, что право восторжествует и они получат должное возмездие, и не считают ли они более спокойным для себя совсем отделаться от того, кто является живым напоминанием о совершенном правонарушении? Подобные мысли находили себе подтверждение в распускаемых сторонниками Милославских слухах, что Нарышкины сами хотят завладеть престолом, и что один из них, Афанасий, даже примеривал царский венец. Поэтому, когда стрельцы услыхали про смерть Царевича Иоанна, то со знаменами и пушками двинулись в Кремль выводить царских изменников. Когда они подошли ко дворцу, Царица Наталия Кирилловна вышла на крыльцо со Иоанном и Петром Алексеевичами. Увидев это, стрельцы опешили. Подставив лестницу, они спешили убедиться, что это в самом деле Царевич Иоанн. «Сам ли это ты, Государь-Царевич? – спрашивали они его, – какие изменники тебя изводят?» Услыхав из уст Царевича, что это он сам, стрельцы заколебались. Еще мгновение – и, окончательно убедившись, что больному Царевичу не угрожает никакая опасность, они бы ушли обратно. Но, на несчастье, в дело вдруг вмешался нелюбимый начальник стрельцов князь Михайло Долгорукий. Он начал кричать на стрельцов, как осмелились они нарушить порядок. Только что утихший гнев стрельцов воспламенился опять и обрушился на Долгорукого; несколько человек вдруг бросило нелюбимого начальника на стрелецкие копья, и он был немедленно зарублен. Этим моментом воспользовались и заговорщики, некоторые, выбежав из внутри дворца, кинули на копья стрельцов приближенного Царицы Наталии Кирилловны и ее родственника боярина Матвеева. Это было как бы сигналом. Первая кровь как бы одурманила головы стрельцов, и они кинулись разыскивать «царских изменников», а также своих нелюбимых начальников, крича, что если цареубийство еще не совершено, так будет совершено. Особенно разыскивали они брата вдовствующей Царицы Ивана Нарышкина, который якобы примерял царский венец. Списки изменников, которых нужно было истребить, были заранее розданы приверженцами Милославских. Минутами совесть и рассудок брали верх у выводителей измены. Они отправлялись к родителям убитых и просили прощения, уверяя, что лукавый попутал. Но безумие вскоре опять овладевало ими, и какое-нибудь неосторожное слово делало жертвой того, перед кем они только что извинялись. Наконец, все, кого они считали изменниками, были истреблены, и они начали приходить в себя. Чтобы оправдать себя в произведенных убийствах, они подали челобитную, в которой перечислили всех убитых ими с указанием, за что именно был кто убит: за измену или за притеснение стрельцов, просили, чтобы на Красной площади был поставлен столп с именами «преступников» и указанием их вины, а стрельцам были выданы жалованные грамоты и запрещено было их называть бунтовщиками и изменниками. Кроме того, они просили о ссылке некоторых лиц, «причастных к измене», и о выдаче стрельцам жалованья. Все просьбы разнуздавшихся стрельцов беспрекословно исполнялись растерявшимся правительством. 23 мая во дворец было донесено, что стрельцы хотят, чтобы Царями были оба брата, Иоанн и Петр Алексеевичи. Созванный немедленно собор, состоявший из архиереев и выборных всех чинов, находившихся в Москве, решил, что Царями должны быть оба брата. 26 мая, по просьбе тех же стрельцов, боярская дума с архиереями решила, что Иоанн должен быть первым Царем, а Петр – вторым. Еще через три дня, 29 мая, таким же образом было объявлено, что, по молодости обоих Государей, правительство вручается их сестре Царевне Софии, которая теперь выдвигалась на первый план, так как вдовствующая Царица Наталия Кирилловна приходилась «первому Царю» Иоанну только мачехою. Собственно, после воцарения Иоанна Алексеевича стрельцы должны были считать свою задачу – истребление царских недругов и восстановление царского престижа, нарушенного якобы царедворцами, оконченной. Однако всякие народные волнения и тем более воинские беспорядки редко оканчиваются с достижением первоначальной цели. Особенно это должно было случиться здесь, где обманом использовали и без того уже неспокойную стрелецкую массу и где сразу к высоким государственным мотивам присоединилось и чувство личной обиды на свое начальство. Восстановив древний обычай, по которому Царский Престол переходил по порядку первородства, стрельцы возомнили себя вообще призванными восстановить нарушенные, как им казалось, предания старины. Среди стрельцов многие не сочувствовали никоновским реформам и с большим уважением относились к противникам Патриарха Никона. Опьяненные успехом в государственных делах, они хотели восстановить и «истинное благочестие». Через месяц после описанных событий вожди раскола имели прение с Патриархом в Грановитой палате в присутствии Царской Семьи. Не могши переспорить православных, они все же с криками «Победихом!» вышли оттуда и думали торжествовать победу. Но на их стороне не было всеобщего сочувствия и в стрелецких полках, а Царевна София, олицетворявшая теперь законную Царскую власть, вела себя решительно. Главные зачинщики этого спора были схвачены. Пыл раскольников охладел, но в делах государственных стрельцы еще продолжали оказывать некоторое влияние. Однако теперь у них уже не было возможности утверждать, что они охраняют Царский Престол от посягательств на него лиц, не имеющих на него права. Их поведение становилось теперь обычным самовольством. Это чувствовали и они, и правительство, сознавшее, что теперь стрельцы не имеют никакой опоры. Через несколько времени Царская семья выехала из Москвы в подмосковные дворцы и монастыри. К Москве двигались ополчения, созванные правительством с той же целью, во имя которой 15 мая стрельцы двинулись ко дворцу для того, чтобы защитить Царский Престол и Царскую семью от окружавших их недругов. Но на этот раз недругами были сами стрельцы. С ними заговорили решительно, по повелению Царевны Софии был схвачен их начальник Хованский и казнен. Стрельцы, чувствовавшие теперь свое бессилие и неправоту, просили у Царской Семьи прошения и о снятии поставленного на Красной площади столпа. Столп был снесен, а правительство снова взяло власть в свои руки. Управляла государством Царевна София. Петр подрастал для будущей деятельности, живя с матерью в селе Преображенском, а Царь Иоанн не мог по болезни заниматься государственными делами. Однако ни один указ не издавался без упоминания имен обоих Царей, ибо они были источниками власти, хотя бы и временно находившейся в других руках. Царевна София знала, что как только Петр подрастет, он возьмет бразды правления в свои руки и будет осуществлять власть, принадлежавшую ему и брату. Она знала также, что теперь нет возможности помешать воцарению Петра, ибо и права старшего брата Иоанна оставались незатронутыми – Петр был бы его соправителем, подобно тому, как и при последних до принятия Царского титула Великих князьях Наследник носил иногда титул, равный титулу Государя. Теперь не было возможности указывать на отнятие Царского венца у того, кто должен им обладать. Не имея возможности удержать в своих руках кормило власти законным путем, София хотела добиться этого другим способом. Задуман был заговор на жизнь Петра, а от приближенных ее была приготовлена грамота, в которой София упрашивалась венчаться на царство. Но заговор был вовремя раскрыт, главные участники его казнены, а вдохновительница его, Царевна София, отправлена в монастырь, где впоследствии пострижена в монахини. Ввиду болезни Царя Иоанна Алексеевича, страной начал управлять Царь Петр Алексеевич, дав своему старшему Царю-брату обещание почитать его яко отца. 29 января 1696 года Царь Иоанн Алексеевич скончался, оставив трех дочерей; Царь Петр стал единым Государем и Самодержцем Всероссийским. Наследником его был его единственный сын от первого брака, Царевич Алексей. Первое время Петр, занятый преобразованиями и другими государственными делами, не мог много времени уделить сыну, и Царевич вырастал под влиянием матери – Царицы Евдокии из рода бояр Стрешневых и других приверженцев старины. В 1699 году Царица Евдокия Феодоровна была насильно пострижена по распоряжению Царя. Царевич Алексей Петрович остался на попечении своей тетки Царевны Наталии Алексеевны и ряда русских и иностранных воспитателей. Общее руководство его воспитанием взял на себя сам Петр, но благодаря постоянным отлучкам, он не мог оказывать на сына сильного влияния. Царевич Алексей по природе и характеру представлял полную противоположность Царю Петру. К преобразованиям и деятельности отца он относился с большим несочувствием, и приверженцы старины с надеждой смотрели на молодого наследника. Петр всячески старался приохотить сына к «заморским наукам» и военному делу и сначала старался воздействовать на него своими убеждениями, но Царевич оставался верен своему характеру. В 1711 году, по желанию Царя, Царевич Алексей женился на Брауншвейг-Бланкенбургской принцессе Софии-Шарлотте. Принятие ею Православия не было поставлено в условие, хотя Царевич и выражал надежду, что она, приехав в Москву, пленившись величием и простотой богослужения Православной Церкви, сама пожелает обратиться к истинной вере. Однако кронпринцесса не сделала никаких шагов, чтобы сблизиться с народом, Царицей которого собиралась быть. Она оставалась такой же немкой, как и прежде, и весь двор ее составляли иностранцы. Царевич удалялся от принцессы, что еще более подчеркивало его отрицательное отношение ко всем начинаниям отца. Все поручения, которые возлагал на него Царь, Царевич исполнял с крайней неохотой. Петр начал угрожать сыну лишением наследства, думая этим заставить его изменить свое поведение. Однако Царевич продолжал себя вести по-прежнему, тем более, что знал о несочувствии большинства к реформам Петра. В 1714 году у Царевича Алексея родилась дочь Наталия, а в 1715 году сын – Петр, после рождения которого кронпринцесса умерла. Царь Петр был в это время женат (с 1711 года) вторым браком на лифляндской выходке, при переходе в Православие получившей имя Екатерины Алексеевны. От нее у него были две дочери, получившие титулы Цесаревен со времени брака их родителей, Анна и Елисавета Петровны; в 1715 году, вскоре после смерти принцессы, у них родился сын, тоже Петр. Царь стал требовательнее к своему старшему сыну. Отношения между ними натянулись до крайности и, наконец, опасаясь отцовского гнева, Царевич бежал за границу и отдался под покровительство австрийского императора. Царь Петр узнал местонахождение сына и потребовал его возвращения. Царевич после долгих колебаний согласился, поставив условием, чтобы ему разрешили жить в его деревнях и жениться на девке Евфросинии, которая везде сопровождала его и с которой он был неразлучен. Это ему было обещано. Прибыв в Москву, Царевич, бросившись в ноги отцу, просил простить его и даровать жизнь, отказываясь от наследства. Царь ответил: «Прощаю, но наследства лишаю», – и подписал манифест, которым объявлял, что Царевич Алексей, ввиду неохоты к гражданским и военным делам и предосудительного поведения, лишается прав на престол, наследником объявлялся сын Царя от второго брака Цесаревич Петр Петрович. Царевич Алексей дал клятвенное обещание не искать престола и признавать наследником брата. От Царевича Царь потребовал указать его сообщников, посоветовавших ему бежать на запад к цесарю. Началось следствие. Сначала обвиняемыми являлись советчики и соучастники Царевича Алексея, но когда явилось подозрение, что Царевич открыл не все, его тоже посадили в крепость и пытали. Не желая принимать единолично решение о судьбе Царевича, Царь обратился к высшим духовным и светским лицам и, изложив вину Царевича, а также свою ответственность перед Отечеством, просил указания. Духовенство, сделав выписки из Священного Писания об обязанностях детей к родителям, представило Царю применить к Царевичу те наказания, о которых говорит Ветхий Завет, или же последовать примерам милосердия, имея за образец Самого Христа. Светские вельможи вынесли Царевичу смертный приговор. Через два дня, 26 июня 1717 года, Царевич Алексей Петрович после пытки скончался и был погребен в Петропавловском соборе. Еще при жизни его по всей России были разосланы присяжные листы для приведения к присяге новому Наследнику. Не везде, однако, приведение к присяге проходило гладко. Сторонники старых порядков не хотели признать лишенным наследства Царевича Алексея. Так, 2 марта, в Соборное воскресенье, к Царю в церкви подошел человек, оказавшийся подьячим Докукиным, и подал бумагу. Это был присяжный лист на верность новому Наследнику со следующей надписью: «За неповинное отлучение и изгнание от Всероссийского Престола Царского Богом хранимого Государя Царевича Алексея Петровича христианскою совестию и судом Божиим, и Пресвятым Евангелием не клянусь и на том животворящего креста Христова не целую, и собственною рукою не подписуюсь, ... хотя за то и царский гнев нами произмется, буди в том воля Господа Бога моего Иисуса Христа, по воле Его святой, за истину аз раб Христов Иларион Докукин страдати готов. Аминь, Аминь, Аминь». Докукин, конечно, был казнен, но Петр отлично понимал, что он является лишь более смелым выразителем убеждения многих. В 1719 году скончался и новый Наследник, Царевич Петр Петрович. Все стали смотреть как на законного Наследника на сына покойного Царевича Алексея, Великого князя Петра Алексеевича. Однако Царь Петр опасался, что внук его будет характером похож на отца или что из преданности памяти своего несчастного родителя по воцарении своем отменит преобразования своего деда, Петр Великий решил предотвратить возможность этого. Права его внука, Царевича Петра Алексеевича на Российский Престол основывались на неписаном законе, ведущем от основания Московского Великого Княжества свое начало обычае, по которому престол переходил в порядке первородства. Этот обычай был не только освящен преданием старины, но сделался основным принципом государственного правовоззрения всех чинов и людей Московского Государства. Царь Петр лучше, чем кто другой, помнил, какими беспорядками и потрясениями сопровождалось его собственное вступление на престол ввиду попытки обойти этот принцип, лишив царского венца не могущего по болезни управлять страной его старшего брата Иоанна. Однако Царь Петр не останавливался ни перед чем, что казалось ему необходимым. Великому Петру не дорога была сама жизнь, «жила бы только Россия во славе и благоденствии», но, к сожалению, ему, проведшему детство в бурную эпоху и не получившему правильного образования и воспитания, не дороги были предания и устои его Отечества. В 1722 году он объявил новый порядок престолонаследия. «Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостью надмен был сын наш Алексей, и что не раскаянием его оное намерение, но милостию Божиею всему нашему Отчеству пресеклось, а сие не для чего иного и взросло, токмо от обычая старого, что большему сыну наследство давали, к тому же один он тогда мужеско пола нашей фамилии был, и для того ни на какое отеческое наказание смотреть не хотел. Сей недобрый обычай, не знаю чего для, так был затвержден, ибо не токмо в людях по рассуждению умных родителей бывали отмены, но и в Св. Писании видим, еще же и в наших предках оно видим (пример Ивана III). В таком же рассуждении в прошлом 1714 году, милосердуя мы о наших подданных, чтоб партикулярные их домы не приходили от недостойных наследников в разорение, хотя и учинили мы устав, чтоб недвижимое имение отдавать одному сыну, однакож, отдали то на волю родительскую, которому сыну похотят отдать, усмотря достойного, хотя и меньшому мимо больших, признавая удобного, который бы не расточил наследства. Кольми же паче должны мы иметь попечение о целости всего нашего государства, которое с помощью Божиею ныне паче распространено, как всем видимо есть; для чего благорассудили сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего Государя, кому оный хочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменить, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как писано, имея сию узду на себе. Того ради повелеваем, дабы все наши верные подданные, духовные и мирские без изъятия, сей наш устав пред Богом и Его Евангелием утвердили на таком основании, что всяк, что сему будет противен или инако како толковать станет, то за изменника почтен, смертной казни и церковной клятве подлежать будет. Петр». Указ этот вызвал большое смущение в народе, так как затрагивал самое сердце русской государственности – Царскую власть. И без того, часто не понимавший реформ Петра, народ в отмене порядка, в силу которого наследник престола определялся самим рождением, независимо от человеческой воли, увидел покушение на вековые устои Русского Царства. Волнение усиливалось еще тем, что как вторая супруга Царя, так и его покойная невестка, супруга Царевича Алексея, были иностранками; поэтому распространялись слухи, что преемником Царя будет инославный король и создавалась благоприятная почва для распространявшихся раскольниками рассказов, что Царь Петр подменен за границей, что теперь царствует антихрист, и других самых фантастических слухов о Царской Семье. В некоторых местах к присяге на верность новому закону пришлось приводить насильно, а в Таре (Сибирь) несколько человек, не желая присягнуть, взорвали себя на воздух. Царь счел себя вынужденным считаться с подобным настроением своих подданных и, чтобы объяснить и оправдать издание этого закона, поручил составителю знаменитого Духовного Регламента архиепископу Феофану Прокоповичу написать соответствующее сочинение. Феофан Прокопович написал трактат «Правда воли монаршей», вошедший впоследствии в Полное Собрание Законов. В этом сочинении Феофан Прокопович подробно развивает теорию монархического абсолютизма, пользуясь господствовавшим тогда учением об естественном праве. Он полагает мысли Гуго Гроция, Пуффендорфа и других о первоначальном договоре, в силу которого подданные отреклись от своей воли в пользу Монарха, и на этом основании заключает, что Монарх может повелеть, что считает необходимым, а подданным остается лишь повиноваться.