- Феликс, послушайте, - доктор тяжело вздыхает. - Я бьюсь об каменную стену. Инна… она не хочет бороться. Тяги к жизни у нее нет.

- А что вы, блядь, хотите от нее?! - мужчина взрывается как пороховая бочка. - Она вся обмотана бинтами! На ней живого места нет! Инна горела. Заживо, вашу мать. А вы требуете от нее какую-то хрень - пальцем, сука, пошевелить. В ее состоянии разве это возможно?

- Это один из методов нашего лечения, - мямлит, но я отчетливо его слышу.

- Лечения? Какое нахуй лечение!? - могла бы двигаться, уже бы в страхе отпрянула, спряталась в дальнем углу. - Когда вы приступите к пластической операции, - уже более спокойным голосом.

- Через несколько дней. Я смогу приступить к операции не раньше, чем мы исключим риск заражения через кожу и легкие. Так как повреждения очень серьезные, Инну придется… мягко говоря, слепить заново. Кожа, волосы, глаза, зубы, голосовые связки. Восстановление всего этого потребует времени и… боль тут неизбежна. Не знаю, выдержит ли она ее…

Не слышу. Не реагирую на его слова. Я просто… снова куда-то уплываю. Отрываюсь от реальности, даже не догадываясь, что за жуткие вещи меня впереди ожидают.

Настоящий ад начался спустя несколько дней или недель. Точно не могла сообразить. Меня постепенно стали отучать дышать через ИВЛ. Легкие были уже более-менее чистыми, чтобы я самостоятельно могла делать вдох и выдох. Пошевелить конечностями мне так и не удавалось, хотя и пыталась это сделать, боясь совсем лишиться такой возможности.

- Пора ехать в операционную, - слышу мелодичный, женский голос. - Ничего не бойтесь. Доктор обязательно сотворит чудо.

Легко ей говорить. Не она же похожа на оживший труп замотанный в бинты. Эта медсестричка жива и здорова. Наверняка очень красива, мила и совершенна, а я… я чудовище. Монстр из самой преисподней.

- Вот и все. Укольчик сделан.

Даже не почувствовала. Никакой реакции. Ничего.

Боже! А вдруг я всегда буду лежать неподвижно?

Вдруг мышцы так атрофируются, что я никогда не встану на ноги?

Вдруг…

Мысль убегает от меня, так как разум резко отключается. Темнота берет надо мной власть, утаскивая в свой плен.

Операции. Долгие, мучительно болезные. Жуткие. Вырывающие из моего горла настоящие крики. Хриплые, еще слышные, но все-таки крики.

Сколько я лежала на столе хирурга, представить страшно. Чего я только ни пережила за это время. Каких только пересадок мне ни делали.

Часами. Днями. Ночами.

Пытаясь вернуть меня прежнюю. Сделать невозможное. Сотворить чудо.

Я была как новорождённый ребенок.

Заново училась шевелиться, сидеть, ходить. Есть. Пить. Разговаривать.

Физиотерапия. Консультация с психологом, которому я через жуткие всхлипы отвечала на небольшие вопросы. Немного воды и еды через трубочку.

Как только что прозревшая слепая глядела с опаской на окружающий мир. Впитывала в себя все краски вокруг. Потихоньку воспринимая новые глаза, пересаженные мне от неизвестного донора.

- Как вы сегодня себя чувствуете, Инна?

Я как раз заканчиваю скудный завтрак, когда ко мне заходит доктор Симонс. Высокий, немолодой мужчина с изящной седой бородкой. Первый человек, кого я увидела после тяжелой операции по восстановлению зрения.

Поправляю на переносице черные очки, так как глаза еще очень чувствительны к свету и кое-как усаживаюсь в своей «родной» кровати. Боль еще пронзает каждую клеточку моего тела, но уже более-менее терпимо.

Все-таки в частной клинике где-то у черта на куличиках я нахожусь около года.

- Чуть получше, - хриплю, напрягая голос. Как будто у меня ОРВИ, жуткое ощущение в горле. Режущие связки, давящее на гланды.

- Вполне возможно с завтрашнего дня мы начнем снимать с вас бинты. Постепенно, - тут же поправляет сам себя.

- А как… мое… - еле шевелю рукой, показывая на свое лицо.

- Приступим со дня на день, - что-то пишет в своем блокноте. - У нас куча ваших снимков, мисс Голубева. Совсем скоро вы будете выглядеть как преж…

- Это… это… - хватаюсь за горло, подавляя приступ кашля. - очень здорово…

Роняю на пол стакан. Хватаю ртом воздух. Задыхаюсь. Падаю на спину, не сдерживая поток слез. Легкие жутко горят. Вновь хриплю. Громче обычного.

Доктор тут же подскакивает ко мне. Придерживает за голову, подносит к губам трубочку. Делаю медленные, неуверенные глотки, потихоньку приходя в норму.

- Такие приступы неизбежны, - по-отечески гладит меня по голове, пока я всхлипываю и шмыгаю носом. - Вы заново начинаете жить. Ваш организм потихоньку восстанавливается.

- Мне страшно…

- Это нормальное состояние. Вы многое пережили. Вам нужно…

- Подняться на ноги, прекратив наматывать сопли на кулак.

Грозный, жесткий голос вызывает мелкие мурашки по всему телу. Это и страх, и некая радость. Ведь Феликс не появлялся в моей палате долгие месяцы. А сейчас стоит весь такой… напряженный, застывший как статуя. От него такая мощная мужская энергетика идет, что мне не по себе.

Этот красивый мужчина вызывает легкое чувство опасности. Заставляя все внутренности тут же скрутиться в тугой комок.

Прищуриваясь, замечая в его руке некую папку. Острая боль отдается в затылок, от чего морщусь и отодвигаюсь от врача. Тошнота к горлу подкатывает. Передергивает всем телом.

- Феликс, сейчас не самое подходящее время для визита.

Хватаю небольшое блюдо и склоняюсь над ним. Хочется проблеваться, но нечем. В желудке только небольшое количество еды. Тем более жидкое.

- Не ваше дело, док, - раздраженно, с нотками гнева. - Пора уже ей снять свои дурацкие розовые очки. Да, моя милая?

Не совсем понимаю, о чем он говорит. Да мне и плевать на все. Пусть разглагольствует в свое удовольствие.

Тяжелые шаги по палате. В нос ударяет древесный запах одеколона. Краем глаза замечаю руку с золотыми часами на запястье. В ней же и тоненькая папка. Которую Феликс тут же открывает… приводя меня в полнейший шок.

Глава 7

Инна

- Что это? - с трудом сглатываю ком в пересохшем в миг горле.

Глаза не хотят верить в увиденное. Мозг отказывается все это воспринимать.

- Тебе вроде зрение вернули, - язвительно, с неким раздражением. - Так что открой пошире свои очи и как следует рассмотри все. До мельчайших деталей.

Прохаживается по моей палате так вальяжно, словно он царь и Бог. Тот, кто вершит судьбы других людей. И ему не стоит перечить. Нужно во всем соглашаться.

- Феликс, - губу прикусываю нижнюю, чтобы не разрыдаться. Нет, только не перед ним. Не дам ему такой возможности.

- Ты взгляни. Взгляни хорошенько, Инна, - садится в кресло напротив моей кровати и закидывает ногу на ногу. - Не думай, что это фотошоп, - указывает длинным пальцем на гору снимков. - И снято все недавно. В Лас-Вегасе.

Как покорная девочка слушаюсь Романова и дрожащей рукой перебираю фотографии… моего покойного мужа. Меня тут же накрывает волна захлестнувших чувств. Усиливаясь с каждой минутой.

Клим за столиком в ресторане.

Клим около входа в многоэтажное здание.

Клим, целующийся с блондинкой на… Своей свадьбе?

Клим на какой-то вечеринке с бокалом шампанского.

Везде он. Только он.

Короткие и возможно подкрашенные волосы. Чуть подкорректировано лицо. Он слегка похудел. Сбрил бороду. Носит очки.

И он счастлив. Безразмерно. Как будто все в его жизни хорошо. Как будто он…

Нет-нет! Не хочу в это верить. Я оказываюсь.

Быть может это просто его двойник. Или найденный брат-близнец. Ведь Клим же мертв. Нашли его тело. Лиза его опознала.

И как бы в подтверждение моих мыслей на следующем снимке запечатлена сама Елизавета Голубева. Обнимающая своего отца у ворот огромного особняка.

- Ну что? - вздрагиваю, совсем забыв про Феликса. - Понравилось? Очки розовые не нужны уже, да? - как ржавым ножом по сердцу. Вспарывает зажившие раны, занося в них смертельное заражение. - У меня еще видео есть. Целая куча, - чуть вперед наклоняется, делая упор на ноги. - Могу поставить. Послушаешь голос… - хитро усмехается. - якобы убиенного тобой мужа.