Мать Франческо без устали посылала Беллину с записками то в богатые дома своих подруг, то в шелкодельные мастерские сына у Понте-Веккьо, где десятки людей работали на хитроумно устроенных, громыхающих, клацающих прядильных станках, изготавливая длинные, в несколько локтей, полотна – шелк, дамаст, атлас, парчу. Приказчики и мастера надзирали за работой ткачей, складированием и продажей узорчатых тканей. Бардо, старший брат Стефано и Дольче, тоже вернулся к работе в шелкодельной мастерской Франческо и присматривал теперь за тем, как женщины в цеху укладывают одну ярко окрашенную нить на другую, а на станках растут блестящие, мерцающие, пестрые шелковые полотна. Кузен Лизы, Герардо, из несносного озорного мальчишки превратился в пригожего юношу, у которого на подбородке уже начала пробиваться жесткая щетина. Он учился оценивать стоимость золотых и серебряных нитей, осваивал премудрости упаковки тканей и управления караванами мулов, доставлявших товар в Лион, Антверпен и Лиссабон. Франческо до поздней ночи стучал костяшками деревянных счетов, ибо ткацкое дело и торговля тканями переживали небывалый расцвет, какого не было со времен Медичи.

Всё вроде бы вернулось на круги своя. Так что же изменилось? Медичи давно покинули город, отправился на тот свет Савонарола, во Флоренции установилась новая власть. И как это повлияло на жизнь горожан? Лиза и ее свекровь по-прежнему наряжались в тончайший бархат и расшитую бисером парчу, разве что их наряды стали пышнее. Новые подруги – женщины из семейств Таддеи, Дони, Строцци и прочих, обязанных своими состояниями тысячам извивающихся личинок шелкопряда, приняли Лизу в свой круг. Беллина покорно следовала за хозяйками по внутренним дворикам и галереям, среди статуй и апельсиновых деревьев, пока Лиза и ее свекровь восхищались чужими богатствами.

Площади более не пустовали, по ним не металось заполошное эхо трескучих костров и неистовой толпы. Они снова заполнились пестро разодетыми людьми в бархатных плащах цвета драгоценных каменьев, в деревянных башмаках на высокой подошве, поднимавшей их над уличной грязью, и с парчовыми расшитыми сумками на витых шелковых шнурах. Торговцы шерстью, покинув свои дома из тесаного известняка, снова гордо разгуливали целыми семьями по городу, бахвалясь роскошными одеждами и украшениями. Никто их не осуждал более – напротив, встречали, как князей. «Все и вся, – думала Беллина, – вернулись на греховный путь. Отправятся ли они в ад? Или это тоже заблуждение?»

Она чувствовала себя глупее некуда. И отчего ей втемяшилось в голову, что для нее возможна какая-то жизнь за пределами дома, где живет Лиза? Она, Беллина, принадлежала Лизе всецело. Их судьбы переплелись, как шелковые нити в мастерских Франческо. Лиза – яркая, блестящая нить; Беллина – серенькая, тусклая. Лиза и Беллина – основа и уто2к[27], сплетенные так тесно в единое полотно, что одна не может представить себе жизни без другой.

Что до Франческо, тот по-прежнему и думать не думал ни о чем, кроме своих мастерских и торговли. За единственным исключением. Все чаще он заговаривал о том, что надо бы найти художника, который напишет портрет Лизы, – это будет дань уважения его супруге и предмет гордости, которым смогут любоваться влиятельные друзья и торговые партнеры семьи Джокондо. И говорил он об этом так, будто считал самым важным делом в своей жизни.

Шамбор, Франция

1939 год

– Анна, просыпайся. Мы приехали.

Кто-то ласково потрепал ее по плечу. Анна подняла голову, в которой еще клубился туман из обрывков сна. Сквозь веки пробивался яркий свет. Она открыла глаза и увидела широкую улыбку Коррадо.

– Даже не верится, – пробормотала девушка. – Наконец-то!

Путешествие, которое должно было занять несколько часов, продлилось пять дней. Пять дней медленного неуклонного движения вперед с остановками лишь для того, чтобы поесть на обочине и заночевать прямо в грузовиках. От бесконечной тряски у Анны ныла каждая косточка в теле. После пяти дней разговоров с Коррадо ей казалось, что она знает его всю жизнь. Анна рассказала ему о своей работе в архиве, о том, как Лувр стал для нее почти родным домом, о Марселе и Кики, о жизни без отца. О том, как она всегда защищала брата и оберегала его от неправильных решений, как он взамен научил ее жульничать в карточных играх, зажигать огонь без спички и водить машину.

Коррадо, в свою очередь, поведал Анне о детстве во Флоренции, о передававшихся из поколения в поколение традициях своего рода, который много веков был связан с производством текстиля; о том, как родители приняли решение ради новых возможностей и блага семьи устроиться на швейную фабрику в парижском районе Сантье. С этим добродушным итальянцем, мастером по ремонту швейных машинок, было легко и просто общаться. Анне даже казалось странным, что меньше недели назад они были незнакомы.

Она вышла из кабины грузовика, помассировала затекшую шею и плечи, а когда глаза привыкли к яркому солнечному свету, лившемуся с чистого, открытого неба на поля, огляделась и ахнула.

Над зеленой равниной высился замок Шамбор, похожий на гигантский торт, вознесший к небу круглые башни. Из-за идеальной симметрии этого сооружения казалось, что его взяли со страниц книги сказок, поставили здесь, в долине, и оно обрело реальность. Анна поймала себя на том, что смотрит на замок разинув рот. Она выросла в окрестностях собора Нотр-Дам и бесчисленное множество часов провела в Лувре, но никогда не видела ничего подобного этому великолепию.

Коррадо, открыв дверцу грузовика, спрыгнул на землю и потянулся, закинув руки за голову.

– Madonna mia![28] – радостно воскликнул он и рассмеялся.

Анна подумала, что такое выражение чувств очень уместно, и тоже засмеялась. Она направилась ко входу в замок, и ей почудилось, что коленные суставы возмущенно захрустели в знак протеста против стольких дней неподвижного пребывания в тесной кабине.

– Venez![29] – донесся до нее голос Люси. – Комендант покажет, где выгрузить то, что мы привезли. Нужно достать описи, чтобы сразу сделать пометки. Завтра водители отправятся обратно в Париж за новой партией экспонатов.

«Водители возвращаются в Париж? Уже?» – мелькнуло в голове Анны.

– Oui, madame[30], – отозвалась она и, обернувшись, увидела, что Коррадо пристально смотрит на нее. Эти пять дней они провели в пути бок о бок, а теперь их долгим беседам внезапно настал конец. А собственно, почему внезапно? Они прибыли на место назначения, вот и все. Но Анну вдруг охватило волнение, странное смятение чувств.

Коррадо хлопнул в ладоши:

– Ну что, дело сделано! И «Мона Лиза» с нами!

– Спасибо, – пробормотала Анна, – за то, что мы благополучно доехали. Еще увидимся.

– Увидимся, – кивнул Коррадо.

Она пошла дальше, а он остался стоять у грузовика, засунув руки в карманы. Анна еще долго спиной чувствовала его взгляд.

Месье Шоммер – элегантный, с сединой на висках и безупречно повязанным галстуком-бабочкой – особых восторгов при виде замка Шамбор не выказал.

– С этим зданием хлопот не оберешься, – заявил он, и его голос эхом разнесся под сводами похожего на пещеру вестибюля, в котором пахло нафталиновыми шариками.

Анна, последовавшая за Люси, присоединилась к нескольким десяткам луврских смотрителей, кураторов, охранников, архивариусов и их помощников, изнуренных долгим путешествием из Парижа. Все собрались вокруг месье Шоммера в ожидании указаний.

– Для начала, – продолжил он, – замок хоть и прекрасен, на первый взгляд, но пребывает не в лучшем состоянии, вопреки нашим надеждам.

Анна заметила капельки пота, поблескивающие над бровями месье Шоммера. В замке было душно, хотя солнце уже клонилось к горизонту.