Помню этот ужас, шок. Как я задыхалась, хватала ртом воздух, словно рыба. Мне было темно и страшно. Я не могла выбраться. Стучала, кричала, билась в истерике. С тех пор, я боюсь темноты, и оставаться в сжатом запертом пространстве, особенно в чужом. Например, в ванной комнате. Я подхожу к двери и у меня паника, а вдруг ручка не откроется!

Тогда мне было три с половиной года. Начались панические атаки, кошмары. И меня вернули к бабушке. Она сразу поняла, что со мной что-то не так.

Бабуся, все болезни лечила тетрациклином и «бабками». Так она называла целителей. Быстренько этот вопрос решила, и та с ковшиком пришла к нам домой. Я помню, какие страшные картинки там выливались, их я тоже напугалась. Поэтому, никогда нельзя показывать отливки! Правило такое в Магии. Но знахарка, видать была из не очень ведающих. Ведьмы и произошли от слов «ведающая мать», та кто знает больше. Правда, несмотря на все, мне помогло. На время я перестала бояться. Пока родители не вернулись.

Они опять меня забрали. Страх вернулся. И тут я заболела. С жаром, с осложнениями. Я всегда много и часто болела. У меня даже была собственная кружечка в деревенском стационаре. А в городе, меня положили одну. Наверняка, предки просто слились. Папенька очень неплохо зарабатывал и рано вкусил красивую жизнь. А мама, всегда перекладывает ответственность на других. Как говорит психолог, детское сознание. Иначе и меня бы не отдала, и жизнь по-другому сложилась. И ее внутренний ребенок, категорически не любил болезни, а тем более возню с ними. И вот, меня снова отвезли бабуле.

Так случалось раз от раза. И тут, до меня дошло. Если притворяться больной, то меня будут отдавать обратно. И я ела снег, сосульки, всячески старалась заболеть. Подвергала всевозможным опасностям. Лишь бы оказаться там, где мне хорошо. Где родные мне люди, а этих двоих я не знаю. Ничего не испытываю, не скучаю по ним. Без бабули мне была тоска. Ребенком я ощущала эту зияющие черную дыру в сердце и боль разлуки.

В деревне, я панически боялась шума проезжающих машин. Только бы не за мной, только ни меня! Услышу звук двигателя и к окну. Уф, не они. Облегчение. Тревога отступает.

Мы не расставалась с бабулей ни на минуту. Везде за ней как хвостик. Просто патологическая привязанность. Зависимые отношения. Дед тоже присутствовал, но по нему я так не страдала. Он был хорошим человеком, и внес серьезный вклад в мою жизнь. Например, так как он старше бабуси на десять лет, я переняла данный сценарий, и выходила замуж только за мужчин с разницей в возрасте, ровесники меня не интересовали.

А вообще, деда Леня был молчуном. Бабуля отрывалась за всех. Говорливая, как сотня попугаев. Мы с ней все время болтали. Я ей рассказывала про свои фантазии, сны.

«Кем ты будешь, когда вырастешь?» – спрашивала бабуся.

Отвечала ей, что буду артисткой, продавщицей, врачом или писателем.

Такой интересный разбег в выборе. Могу только предположить от чего. Врач – потому, что часто болела. Была подсознательная благодарность людям в халатах. Продавец из-за дефицита, а под прилавком все есть, даже мороженое. Мне нравилось петь, парадировать, читать стихи. Отсюда и роль актрисы. Кстати, поэтому я с первого класса пошла в театральный.

А вот писателем, скорее всего, из-за бурного воображения. Мне всегда приходили в голову какие-то волшебные, космические мысли. Снились слова песен, стихов. Если их записать, то потом глазам не веришь, что это писала ты. Даже в детстве, но тогда я не могла их фиксировать сама. Это сейчас я знаю, что такое состояние называется потоком, а тогда я просто хотела писать.

Родители перед школой, все-таки забрали меня насовсем. Скорее всего, повлияло давление на них со стороны других людей: «Чего это ваш ребенок живет не дома?».

Бабушка не хотела меня отдавать, и всю жизнь потом об этом жалела. Но у нее же установки: «Вдруг люди не поймут, осудят, что-то скажут».

Первое время, деда и баба поочередно дежурили со мной, чтобы я привыкла. Но разве к чужому дому можно привыкнуть?

Забрали меня в конце августа, через несколько дней мне исполнилось семь. Взрослый ребенок, со своими привычками и характером. С той поры у меня хотя бы начали появляться фото. А части жизни, у меня словно и не было. Редкие кадры можно встретить в альбоме, хотя отец профессиональный фотограф. Всю жизнь занимается съемкой детей в школах и детских садах.

Я рано повзрослела. Четко помню момент: мне семь лет, мы едем в машине по ночному городу, я смотрю в окно, и мысль в голове: «Все, детство кончилось!». Серьезные такие мысли выдавала.

Родители всегда жили в свое удовольствие, у них частенько бывали компании, естественно не с чашкой чая, а с застольями. Но так как отец приносил деньги наволочками (в прямом смысле их было так много). На столе стояли дорогие напитки, хорошая закуска. Это потом, лет через двадцать такого образа он перешел на боярышник. А сначала нет, все чинно благородно, несколько раз в неделю. Потом стал выпивать один. Какое-то время прятался, бегал по гаражам, искал поводы, придумывал праздники, темы, а потом вообще утратил чувства вины и запил ежедневно. Он деградировал за два года после моего переезда.

Я никогда не видела пьяных. Деда не пил, бабуля тем более. А отец еще и начал драться. Стал буйным и агрессивным.

Когда я стала подростком. Я давала ему сдачу, было за что! Он сломал мне нос, челюсть. Бил до сотрясения и ушиба головного мозга (такой диагноз). От госпитализации я отказалась, меня даже не лечили. Я не понимала всех последствий этого, а другим не надо. Зато теперь, у меня постоянно кружится голова (врачи говорят на всю жизнь). Такой подарочек от родного отца.

Не понимаю, как я осталась жива! Уж лучше бы они сдали меня в детский дом, как все время грозились.

Итак, моя жизнь разделилась – до и после. На все лето меня отвозили в деревню, и я считала дни до каникул. Там были мои самые счастливые времена. Теплые, уютные и незабываемые. Когда я стала подростком, мы подолгу сидели с бабулей и разговаривали. Наши посиделки затягивались до поздней ночи. Может поэтому – это мое самое любимое время суток.

Единственным другом в доме родителей был кот. Он один согревал меня. Не дал сойти с ума. Поэтому сейчас их у нас с мужем три.

Я сбежала из дома в девятнадцать лет, и возвращалась туда всего на несколько месяцев, чтобы сбежать снова. Мне до сих пор снятся кошмары, что я к ним вернулась. Я не была дома много лет. С отцом не общаюсь. С мамой у нас все сложно.

По большому счету, родители не дали мне ничего кроме боли и проблем. Коснемся здоровья, не исправен прикус, не вылечен нос. Я с детства дышу только ртом. А отец, ржал над этим, но ни разу не сказал матери: «веди ее к доктору». Ну да, мы же помним, что если болезнь, значит надо отвезти в деревню, а там, увы, нет врачей. Решать некому.

Недавно испытала шок, женщина косметолог открыла мне глаза. У меня с детства дисграфия и дислексия. Это патологическая неспособность писать правильно, пропускаются буквы, меняются местами, ну и еще много чего. Но страдает не только правописание, много чего еще намешано.

Оказывается, когда все время заложен нос, мозгу не хватает кислорода, и он начинает думать шиворот навыворот. Плюс еще с тех времен нерешенный аллергический кашель.

В четырнадцать лет, я чуть не умерла от перитонита. У меня несколько дней болел живот. А в тот день, когда прорвало аппендицит, мама пошла к подруге и вернулась в два часа ночи. Я уже от боли теряла сознание. Операция длилась четыре с половиной часа. Врач сказал, еще немного и я бы умерла.

Мне не дали поступить в театральном. А у меня хорошо получалось выражать эмоции. Играть душой. Вместо этого, с моими трудностями в правописании, меня отправили учиться на филолога. Здесь не про неблагодарность, а про то, что меня никогда не слышали, не видели, не понимали. Я была для них только нянька и рабыня Изаура. Желательно безголосая, и без собственных потребностей.

А они были, я так мечтала о велосипеде. Не купили. Ни лыж, ни коньков, никак не развивали, не водили на кружки. Хотя возможностей было море. И денежных и всяких. Большой город, преуспевающий. Мне столько всего хотелось. Я очень любознательна. Любила музыку, хотела играть на пианино.