Волк оттолкнулся задними лапами и прыгнул на Ксинга — очень быстро, почти как его ученики в Дуоцзя, отведавшие бамбуковой палки. По сравнению с демоном-волком тварь оказалась довольно тщедушной, да и шкура… Представив, что он свежует эту тварь, чтобы сделать из шкуры одежду, Ксинг скривился. Не хотелось пачкать даже цеп, поэтому он вытянул руку, создал из ци несколько тонких плоскостей и отступил в сторону, позволив кускам этого недоволка рухнуть на мостовую, а плеснувшейся крови запачкать стену дома. Зрелище получилось очень коротким и неаппетитным.

«Почему в кристаллах никогда не показывали героев, заляпанных кишками и дерьмом зверей?» — мысленно простонал он.

Сам-то он, конечно, остался чистым, но жить рядом с такой помойкой больше не собирался. Похоже, пришла пора подыскать новое место для ночлега.

Он развернулся и направился в дом — собирать вещи.

☯☯☯

С первыми лучами солнца Ксинг вновь отправился на улицы, на этот раз имея перед собой чёткую цель. Ни больших запасов продовольствия, ни денег, чтобы их купить, но его это ничуть не смущало — в городе имелось достаточно богатеев, из которых многие, наверняка, являлись полными негодяями. Он стремился стать героем, а герои не грабят и не воруют. Но если всё ради благородной цели, да ещё и жертвами являются мерзавцы — тогда другое дело. Именно этим занимался один из героев, которыми так восхищался Хань Нао — Чжань Чуан по прозвищу Молния во тьме.

Оставалось одно препятствие — отсутствие сведений. Ведь Ксинг тыкался в Ахрибаде, словно слепой котёнок, не зная, в отличие от имперских городов, ни порядков, ни правил. Он не мог прочитать даже вывески, так как эту письменность, похожую на затейливые узоры, так и не изучил.

Несмотря на раннее утро, улицы были полны народу. Но не случайных прохожих: все они были облачены в грубые потрёпанные одежды, за спиной носили заплечные мешки, а при себе имели молоты и кирки. Кто-то шёл пешком, а кто-то ехал на забитой людьми телеге. Ксинг, который научился махать киркой ещё в Дуоцзя, прекрасно понимал, чем будут заниматься эти люди, вот только для шахтёров их было многовато.

Он затаился в одном из узких переулков и стал выжидать. Долго стоять не пришлось — по самому краю улицы, чтобы не быть сметённым толпой, шёл мужчина. Даже без ци сердечного даньтяня Ксинг бы запросто определил, что со здоровьем у него нелады — так сильно он подволакивал ногу.

Ксинг запахнул шемаг, закрывая лицо и затаился, а как только мужчина поравнялся с узким проходом между двумя домами, ухватил его за шиворот, затащил в проулок и зажал рукою рот.

— Ты отвечаешь на мои вопросы быстро, чётко и не виляя, понятно? — спросил он самым злодейским голосом. — Если понял, кивни.

Мужчина, округлив глаза, кивнул. Ксинг опустил руку.

— Ты кто? Отпусти меня! Знаешь, что с тобой сделают Владыки? — залопотал мужчина.

Ксинг улыбнулся, ухватил его за край робы и поднял на вытянутой руке над землёй.

— Они — где-то там и далеко. А я вот тут, здесь. К тому же, ты уверен, что тебя хватятся?

— Уверен, что не хватятся, — обречённо сказал пленник. — Но дело не во мне. Сегодня погиб один из них, так что они в ярости.

— Погиб? — удивился Ксинг.

— Владыка Малик! Я не знаю подробностей, но ночью обнаружили его тело, так что стража лютует.

Ксинг едва удержался от улыбки. Может это и совпадение, но из трёх колдунов, которых он знал, включая Шарифа, одного тоже звали Малик. Пусть тот не сделал Ксингу ничего плохого, но и особых симпатий не вызывал, так что Ксинг ничуть не расстроился.

— Отпусти меня, добрый человек! — заголосил пленник. — Моя печать скоро совсем исчезнет, и если я не заработаю денег, чтобы её обновить, то всё пропало! Мне надо торопиться, а меня дома ждёт жена и четверо маленьких…

— Стоп! — приказал Ксинг. — Меня не интересует ни твоя семья, ни твоё имя. Ты назвал меня добрым человеком, но это ошибка, особой доброты за мной никто не наблюдал. Чем быстрее ты ответишь на мои вопросы, тем быстрее уйдёшь, ни убивать тебя, ни калечить я не стану.

— Калечить меня бесполезно, — с горечью возразил пленник. — После обвала в шахте я и так калека. Но вы добрый, я вижу это по глазам.

— И стану ещё добрее, когда ты ответишь на мои вопросы. Настолько добрым, что дам тебе спокойно уйти. Что за печать? Почему ночью никто не ходит по улицам? Что за шахта? Отвечай!

— Но это же знают все! — удивился мужчина. — Даже маленькие дети!

— Вижу, тебе так понравилась наша беседа, что ты решил поболтать подольше.

— Нет, что вы! Мне надо как можно скорее…

— Тогда просто ответь на эти проклятые вопросы!

Осторожно, чтобы не сильно раскрывать маскировку, Ксинг выпустил ци, придавливая собеседника, давая волю раздражению из-за беспокойной ночи. И, похоже, перестарался — из-под грубого ботинка с деревянной подошвой начала разливаться лужа.

Пусть Ксинг в этот момент почувствовал себя злодеем, но дело сдвинулось с мёртвой точки, пленник начал говорить. И по мере разговора Ксинг всё больше мрачнел. Тарик был прав: чародеи Ахрибада оказались теми ещё негодяями. Впрочем, Ксинг пришёл сюда с единственной целью — получить своё пространственное кольцо, так что заводить дружбу и обниматься ни с кем из них не собирался.

Тут царила жестокая и мрачная система, ещё раз показывающая, насколько хороши и честны порядки в Подлунной Империи, насколько пристален и справедлив взор Императора. В Ахрибаде не имело значения, честный ли ты труженик или законченный лентяй, богач или бедняк, взрослый или ребёнок. Все склонялись перед могуществом колдунов, которых тут называли «Владыками». И называли их так не зря — чародеи действительно повелевали жизнью и смертью. Особенно смертью.

Каждый житель города платил им дань — деньги, которые здесь назывались «касба» делались не из привычных металлов, а являлись маленькими шестиугольными плоскими кусочками камня. Тот, кто заплатил, получал на руку особую печать, позволяющую проходить мимо каменных стражей, заходить во внутренний город, покупать артефакты и заклинания, и даже просить Владык о милости. Впрочем, у невольного собеседника Ксинга никогда не было достаточно денег для второго и третьего уровня печати, не говоря уже о покупке чар. Но самое главное — обладатель печати мог пережить ночь, не став жертвой маридов и блуждающих во тьме чудовищ. Печать со временем тускнела и исчезала: если вовремя не заплатить денег, чтобы один из Владык её обновил — участь такого человека становилась незавидной. Тот, у кого не хватало денег на печать, либо же не мог заплатить за ночлежку, где хозяева покупали у Владык особые амулеты для защиты всего дома, однажды просто-напросто исчезал. Его бездыханное тело либо находили утром, либо не находили вовсе. Человек без печати звался «матруд» — отверженный, находиться с таким рядом ночью было опасно. Ведь нередко случалось так, что мариды, пришедшие за отверженным, выпивали жизнь у всех в доме, даже если у тех имелась печать.

— Самый верный, пусть и непростой способ заработать достаточно касба, — говорил пленник, — это работа на шахте. Но если у тебя нет печати, ты не выйдешь из города и не войдёшь назад. Те, кому приходится спать в ночлежках — уже мертвы, пусть пока ещё дышат и ходят. К этим мертвецам скоро присоединюсь и я, если ты меня сейчас же не отпустишь.

— А если отпущу? — поинтересовался Ксинг.

— Тогда… Да чего уж там! Тогда я всё равно мертвец, но, возможно, протяну немного дольше, — склонил голову пленник. — После того, как камни рухнули мне на ногу, идти на работу приходится слишком долго. Много руды я добыть не успеваю, да и домой надо попасть до темноты, а значит, и выходить тоже раньше. Когда я умру, умрёт и моя жена. Надеюсь, дочерей заберут в достаточно богатую семью, а сыновей направят в стражу. Старшему через год исполнится десять, возраст получения печати. Он у меня старательный, не пропадёт, в отличие от своего глупого отца. .

— А что за шахта? — поинтересовался Ксинг. — Что вы там добываете?