– Кто?

– А черт его знает, – уже почти восторженно поведал новый сосед. – Черный человек. Вижу – идет и словно вглядывается в темноту, и улыбается – так улыбается, скажу я тебе, что у меня сердце в пятки ушло, и как я в эти камни не просочился, не знаю, но старался как мог. Думаю, надо зажмуриться, но страшно же! Так и смотрю, как он подходит все ближе и ближе…

Его голос упал до драматического шепота, и Ксандеру пришлось наклониться почти голова к голове, чтобы расслышать певучий, мягкий, словно в латыни специально для него нашлись еще гласные, вкрадчивый этот шепот.

– И тут он как схватит меня за плечо! Я аж заорал!

От такого резкого перехода и вдобавок демонстрации, когда смуглые пальцы сжали Ксандерово плечо с внезапной силой, Ксандер сам чуть не заорал, поэтому легко такое сразу понял. Зато это действие слегка стряхнуло оцепенение от шепота, поэтому он выдохнул:

– А он?

– А он смотрит на меня своими черными глазищами… У тебя, кстати, не черные? А то мало ли, может, это я в обиду…

– Нет, – Ксандер даже чуть повернул голову, чтобы на свету было виднее, – я черные тоже не люблю.

– Ну да, верно… Смотрит он своими черными лупалками, словно дырку во мне прожигает, и у меня враз горло перехватило, и рад бы дальше орать, а не могу. Только что есть силы к себе камушек мой прижимаю, он же мой честно, так?

Ксандер кивнул.

– Ну вот, прижимаю его прямо к сердцу, и тут он его увидел. Ну, думаю, все, теперь точно убьет или умучает, а мне, как назло, ни одна молитва на ум нейдет, так, думаю, и помру нераскаянным, и будет мне холодно всю вечность теперь…

– В аду же жарко, – не выдержал и уточнил Ксандер.

Адриано поднял бровь.

– Да ну? Ты Данте читал?

Ксандер читал, но немного, и было это слишком давно, еще дома, и до ужаса скучно. Память отказалась сохранить хоть какую-то деталь из постоянного списка неизвестных ему людей, с которыми классик упоенно сводил счеты, поэтому возразить ему было особо нечего.

– Во-от, – удовлетворенно отозвался венецианец, – а рассуждаешь.

– Так чего черный человек-то?

– Этот-то? Посмотрел он на камень, на меня, потом опять на камень, улыбнулся своей страшной улыбкой и говорит: «Вот как… добро пожаловать, юноша, в Академию».

Ксандер выдохнул и фыркнул.

– Учитель, что ли?

– А черт его знает, – повторил Адриано, чуть пожав плечами. – Только вытаскивать он меня не стал, повернулся и ушел. А потом пришли уже другие.

– Значит, на помощь позвал.

– Не знаю, чему там помогать, – хмыкнул Адриано. – Подняли и повели, только и всего, не то чтобы там с чудовищами сражаться пришлось. И если это он за помощью ходил, то его только за смертью посылать, я потом там в темноте просидел еще невесть сколько, не очень-то они торопились.

– Кто ж их знает, – отозвался Ксандер, но даже на его собственные уши это звучало неубедительно.

– Да ладно, – махнул рукой венецианец, – не берем в голову. Если он учитель, то я его найду здесь и спрошу, тогда и узнаем. А теперь айда спать? Или поизучаем окрестности?

– Спать, – решительно сказал Ксандер.

Всю ночь ему снился черный человек. Во сне он был похож на всех Альба сразу, и Ксандер от него убегал со всех ног, но человек превращался в черного пса – нет, даже в целую стаю псов с угольями вместо глаз и пламенем из пасти, и когда они лаяли, все вокруг пылало. В конце концов, они загнали Ксандера в круг пламени, он съежился внутри, понимая уже, что это конец, и тут к нему прямо из огня протянулась рука…

– Смотри, какое утро! – возопил до отвращения бодрый голос.

Его выдернуло из кошмара, словно на голову опрокинули ушат холодной воды. Он сдернул с себя влажное от пота и потому противное одеяло и вскочил, вздрагивая всем телом под веявшим из окна прохладным ветерком.

На окне сидел Адриано. Одет он был совсем по-простому, в льняную рубашку и льняные же, закатанные почти до колена штаны, но это смотрелось на нем ладно и щеголевато, словно в этом наряде таился неизвестный Ксандеру форс и фарт. Фламандец даже с тоской подумал о том, что в его гардеробе не имелось ничего подобного, только куча безупречно мрачных, разной степени вышитости иберийских тряпок.

Другое дело – дома, вздохнул он и глянул на часы.

– Какого черта! – чуть не простонал он. – До первого урока еще два часа!

Венецианец ничуть не смутился.

– Зато можно искупаться, – заявил он и глянул через плечо туда, где плескалась вода озера, или рва, или омута, или что оно там было: Ксандер в пресной воде разбирался не очень. А вот то, что их комната была от этой воды на высоте небольшой мачты, оценить он мог, как и то, что под непроглядно-зеленой поверхностью могло скрываться что угодно.

– Только отсюда прыгать не вздумай, – предупредил он, уж больно готовым к этому выглядел его безумный сосед.

Адриано перевел взгляд на него и пару раз сморгнул, так что Ксандеру стало ясно: если он и был безумен, то явно не настолько. А потом вдруг вздохнул.

– Я должен тебе сказать очень важную и тайную вещь, Сандер.

– Что ты не такой идиот? «Как кажешься», – добавил фламандец в уме.

– Что я чудовищный, – венецианец подтянул ноги, садясь на подоконнике по-турецки, – невероятный, – его спина отодвинулась так, что касалась бы окна, если бы оно не было распахнуто настежь, – трус.

И чуть откинулся, падая спиной вперед туда, в высоту и непроглядную воду.

Ксандер и охнуть не успел, как уже кинулся к окну сам, но увидел только мелькнувшие в воздухе и утреннем тумане ноги и штаны из небеленого льна. Впрочем, увидел он и то, что венецианец был хоть и сумасшедшим, но не совсем самоубийцей: он ловко извернулся в воздухе и сумел войти в воду как рыба, почти без плеска. Томительный удар сердца спустя из омута вынырнула темноволосая голова, и Адриано махнул рукой.

– Эгей!

Самым разумным было, конечно, пойти в теплую ванную и нормально помыться, раз уж спасательных действий не требовалось, а последние остатки сна слетели – и не такой это был сон, чтобы Ксандер стремился в него вернуться. Или можно было, судя по восторгу плававшего внизу соседа, спуститься и в самом деле окунуться в наверняка холодную, но бодрящую воду – не прыгать же отсюда, в самом деле…

Не прошло и минуты, как Ксандер стоял на подоконнике.

– Сигай сюда, тут здорово! – звал певучий безумный голос.

И Ксандер сиганул.

Адриано не соврал: вода была и в самом деле здоровская. Речная или там какая, но она надежно смыла с Ксандера последние остатки ночной жути, порядком освежила и взбодрила, и, согревшись сначала в горячем душе, а потом – здоровенной чашкой кофе с вафлей на меду, он решил, что сумасшествие соседа было, может, и заразным, но не таким уж больным, как сперва показалось.

– Ван Страатен, ван Страатен, – задумчиво пробормотал Адриано над своим кофе, порядком испорченным на вкус Ксандера изрядной дозой молока и даже каким-то сиропом. – Где же я… святой Марк и его лев! Так «Летучий голландец» же!

– Есть такое, – признал Ксандер, приятно удивленный: в Иберии никого сказки и легенды вассалов не интересовали. – Капитан ван Страатен – мой предок.

– Ух ты! – радостно выдохнул Адриано. – А ты его видел?

– Однажды. Он же обычно там, на юге…

– Пытается обмануть дьявола и обойти мыс Горн, – с готовностью подхватил венецианец.

– Ага. Но раз в семь лет он приходит к нашим берегам – в старину как-то они даже мешок кинули на проходивший мимо корабль, а там…

– Сокровища?

– Почта, – чуть улыбнулся Ксандер. – Моряки «Голландца» написали домой родным. Только их корабля так долго боялись, что никто не подходил достаточно близко, а когда подошел, было уже слишком поздно. Все, кого они знали на земле, умерли. Письма-то доставили, но толку с того.

– Но ты видел, да?

– Ага. Я тогда еще совсем мелким был, еще до того, как меня забрали. Дядя Герт посадил меня на плечи, и я увидел – так-то там толпа собирается, это у нас почти праздник.