Сердце колотится от прилива адреналина, который приходит с победой, я прижимаюсь к ней всем телом, в горле раздается торжествующий смех.

— Слишком медленно, Пенелопа. И что теперь?

Она не отвечает, и с каждой пролетающей тяжелой секундой меня пронзает горячее, досаждающее осознание. Острота ее ногтей, впивающихся в мои бицепсы. Ее дыхание, похожее на пар, на моем кадыке. Тепло ее киски, прижатой к моему бедру, и быстрый, мерцающий пульс, бьющийся в ее груди.

Блять.

Пристально глядя на дождевую каплю, пробивающую себе дорогу вниз по стеклу, я делаю медленный, глубокий вдох. Это мало помогает охладить желание, бурлящее в моих венах.

Не делай этого, Раф.

Я не буду. Не буду просовывать свое бедро глубже между ее ног в надежде, что она застонет от трения. Я не буду хватать ее за затылок, прижимать ее губы к своим и исследовать вкус ее умничающего ротика.

Конечно, это было бы слишком легко. Пьянящая смесь из тепла тела, дождя и темноты защищает нас от внешнего мира. Я мог бы заполучить эту девушку в мгновение ока, без вина и всяких ужинов, и никто, кроме меня, нее и моей собственной совести, не узнал бы об этом.

Внезапно бедра Пенелопы наклоняются вперед, ее киска скользит на пару сантиметров по моему бедру.

Мой желудок сжимается.

— Не надо.

Это резкое предупреждение, прозвучавшее сквозь щель между моими стиснутыми зубами.

Она снова сдвигается, на этот раз более целенаправленно. Ее мокрые волосы щекочут мне горло, когда она наклоняет подбородок.

— Или что?

Это едва слышный шепот, но в нем столько наглости, что мне хочется вырвать ее голосовые связки. То, что этот тон делает с моим членом, должно быть запрещено законом.

Кровь стучит и в висках, и в члене, мой разум переполнен дурными мыслями, а на языке горечь от неверных решений.

Мне следует отойти от этой девчонки. От нее никогда не могло исходить ничего хорошего, будь она картой гибели или нет. Но если я это сделаю, то проиграю игру, которую начал.

А я не люблю проигрывать.

Нет. Она ещё совсем молода, а я её босс. Собрав все свое самообладание, я отрываюсь от нее и выскакиваю на улицу.

Свирепо глядя на сдувающегося Санту, лениво покачивающегося на фонарном столбе, я поправляю брюки и разглаживаю рубашку. Я глубоко вдыхаю сырой декабрьский воздух. Когда дождь, падающий с неба, охлаждает меня, в голове проясняется, и здравый смысл возвращается ко мне.

Господи, я определенно переступил черту. Наверное, вынужденная близость и дерзкое поведение сделают это даже с самым уравновешенным мужчиной. Тем не менее, я должен извиниться, так нельзя было вести себя с леди, даже с такой.

Позади меня хлопает дверь телефонной будки, и тяжелые шаги удаляются в противоположном направлении. Засунув руки в карманы, я иду в ногу с Пенелопой, пока она бульдозером направляется к своей квартире.

— Пенелопа.

Она игнорирует меня, предпочитая смотреть на лужи под нами.

— Знаешь, тебе не обязательно провожать меня домой.

— Сейчас три часа ночи.

— Я не твоя девушка, — она резко останавливается и разворачивается ко мне лицом. Я ищу в ее глазах хоть какой-то страх, но, к моему удивлению, ничего подобного не скрывается за этими большими голубыми радужками. — Что все-таки произошло? Тебя не пригласили на чашечку кофе?

Несмотря на то, что мой член пульсирует в брюках, меня переполняет веселье.

— Разве так поступают леди? Приглашают мужчин к себе на чашечку кофе?

Она сглатывает. Крепче сжимая книгу, ее глаза скользят по рубашке вниз, мимо ремня и останавливаются на моем члене. Жар ее взгляда заставляет мой кулак крепче сжать покерную фишку в кармане. Боже, помоги мне.

— Я не знаю, — шепчет она, останавливаясь перед зеленой дверью. — Я не леди.

А затем, даже не попрощавшись, она исчезает за ней и захлопывает ее за собой.

Несколько мгновений я смотрю на нее, не веря своим ушам, затем поднимаю голову к небу и испускаю мрачноватый смешок.

Эта девчонка не может быть настоящей.

Я поворачиваюсь и иду обратно по главной улице, теплая киска Пенелопы все еще клеймит мое бедро, ее дерзость все еще звучит у меня в ушах.

Когда я прохожу мимо телефонной будки, что-то медленно и инстинктивно заползает мне в голову, заставляя остановиться.

Быть такого не может или может?

Прежде чем я успеваю придать этому значение, я проскальзываю обратно в кабинку и снимаю телефонную трубку. Нажимаю на звездочку, затем на шестерку и девятку.

И когда на линии раздается знакомый голос, созданный мною самим, мой смех заполняет пространство больше, чем когда-либо мог бы задыхающийся шепот Пенелопы.

Да начнутся игры, глупая девчонка.

Глава семнадцатая

Как только дверь моей квартиры закрывается, пара потрепанных Chucks выходит на каламбурный приветственный коврик напротив. Мой взгляд скользит вверх, чтобы встретиться с кривой усмешкой Мэтта.

— Вот ты где, — он натягивает шапку. — Подумал, что тебе, возможно, надоели твои липкие ковры и рок-музыка из 8Б, и ты снова сбежала из города. Как у тебя дела?

Я бы не сказала, что избегала Мэтта, но я бы солгала, если бы сказала, что не задерживала дыхание и не выключала телевизор, когда он несколько раз стучал в мою дверь.

Как только он узнал, что я в больнице, он превратился в Флоренс Найтингейл³⁶. Он чувствует себя виноватым, потому что не знал, что я ушла со свадьбы, хотя это моя собственная вина, потому что не сказала ему об этом. Хотя я вернулась к своей обычной жизни, а от моей раны остался лишь след, он все еще проверяет меня и приносит ужин. Я определенно не жалуюсь на бесплатную еду.

Я решаю на этот раз выбросить эту тему из головы.

— А что там с 8Б?

Хорошо, что я не сплю, потому что сосед, живущий между моей и квартирой Мэтта, в любое время суток врубает дерьмовую музыку.

Его глаза загораются, когда мы спускаемся по лестнице.

— Хочешь узнать кое-что безумное?

— Всегда.

— Я живу здесь уже почти пять лет и совершенно не знаю, кто там живет.

Мы выходим на обледенелую брусчатку под солнечным небом. Я замедляю шаг, останавливаюсь и, прищурившись, смотрю на него снизу вверх.

— Серьезно?

Мэтт опускает на нос очки Ray Ban.

— Ага. Никогда не видел их в коридоре и не видел, чтобы в их почтовый ящик доставляли письма или посылки, — он бросает взгляд на здание, затем понижает голос. — Вот что. Однажды я вернулся домой после ночной гулянки под кайфом, и музыка выводила меня из себя. Поэтому я взял стакан и приложил ухо к стене. Ты ведь знаешь этот трюк, верно? Это позволяет усилить звук?

Я киваю.

— Да, но под грохочущей музыкой я смог услышать сверление.

Я сдерживаю еще один смешок.

— Нет, не смог бы.

— Я говорю серьезно, Пенни. И это было в три часа ночи. Какого хрена сверлить в три часа ночи?

Мы идем в ногу, борясь с пронизывающим ветром, пока идем по главной улице. Солнце уже опускается к горизонту, создавая резкий оранжевый отблеск на булыжниках.

— Я думаю, тебе надо завязывать с травкой.

— Думаю, ты права. В любом случае, как дела на работе? Анна еще ничего не говорила обо мне?

У меня еще не хватило духу сказать ему, что она настоящая стерва. Особенно после того, как он оставлял коробки с пиццей у меня на пороге.

— Ах, ты можешь заполучить девушку получше, чем Анна, — говорю я беззаботно. — Такой парень, как ты, мог бы заполучить Бейонсе, если бы захотел.

Он закатывает глаза.

— Да, я скрещу пальцы, чтобы она сразу же свайпнула меня в Tinder.

Я все еще смеюсь, когда мы доходим до конца дороги. Мы уже собираемся расстаться, когда его внимание падает на мое запястье.

— Эй, классные часы!

Я протягиваю руку, и Breitling подмигивают мне, как будто мы участвуем в секретной шутке.