Почему мне кажется, что я только что проиграла в игру, о которой я и не подозревала?
Почему я шагнула к нему, когда он меня поманил?
Сжав руки в кулаки, я встаю и отталкиваюсь от потока людей, несущихся к молодоженам. Как бы мне ни хотелось поздравить Рори с замужеством прямо сейчас, идти к беседке — значит идти к Рафаэлю Висконти, а я не хотела бы оказаться в радиусе пяти метров от него.
Потому что в баре мне явно было трудно сопротивляться его гравитационному притяжению.
Несмотря на то, что во время церемонии я улыбалась и смеялась везде где нужно было, я потратила много времени, роясь в самых темных глубинах своего сознания в попытке отыскать Рафаэля в своих детских воспоминаниях.
Я не понимаю, почему я его почти не помню. Даже с похорон его родителей. Нельзя сказать, что он совсем... незапоминающийся. Конечно тогда я была совсем мелкая, а ему было бы лет двадцать — даже больше, чем мне сейчас. Я помню Анджело, потому что никто не забывает лица наводящее оружие, и я помню Габа, их младшего брата, потому что кто, черт возьми, может сказать, что не помнит Габа?
Когда смокинги и атласные платья проносятся мимо меня, я украдкой бросаю взгляд на Габа и тут же жалею об этом. Господи, да он и вправду словно из ночного кошмара. Он еще выше и шире своих братьев, а из-под каждого подола, воротничка и манжета его костюма неприкрыто проступают татуировки. Он не улыбается, даже на свадьбе брата. Наверное, я бы тоже не улыбалась, если бы у меня был шрам от брови до подбородка.
Я вздрагиваю и выхожу к алтарю. Я просто направлюсь к бару, возьму Мэтту и себе по напитку и подожду, пока толпа поредеет, чтобы выразить свои...
— Пенни! — ветер доносит до моих ушей женскую трель, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Рори, протискивающуюся сквозь толпу, чтобы добраться до меня. Мы встречаемся взглядами, и она расплывается в огромной ухмылке. — Я так и думала, что это ты. Я бы узнала эти рыжие волосы где угодно.
Я заключаю ее в теплые объятия, вдыхая ее сладкий аромат.
— Ты такая красивая! Поздравляю тебя со свадьбой.
— Да, да, спасибо, — у нее перехватило дыхание, а ленивый взмах руки говорит о том, что она уже миллион раз говорила об этом сегодня. — Я не знала, что ты вернулась на Побережье. Я бы пригласила тебя, если бы знала! — она с любопытством оглядывается по сторонам. — С кем ты здесь, кстати?
— Мэтт Коллинз, — Рори знает Мэтта еще со школы, он также помогал ее отцу по хозяйству, убирая мусор и наполняя кормушки для птиц. Когда на ее губах появляется дьявольская улыбка, я закатываю глаза. — Он мой сосед, не пойми меня неправильно.
— Мэтт очень милый, так что, возможно, это была хорошая идея.
Я смеюсь, не желая обременять ее тем фактом, что я здесь в качестве запасного варианта, пока объект увлечённости Мэтта наконец-то не обратит на него внимание.
— Как насчет того, чтобы сегодня сосредоточиться на своей собственной истории любви? О чьей-то другой ты сможешь побеспокоиться завтра.
Ее глаза сверкают, когда она переводит взгляд на меня. Я проследила за ее взглядом и обнаружила, что Анджело Висконти с обожанием смотрит на нее.
— Не завтра, — пробормотала она, одарив его застенчивой улыбкой. — Завтра мы отправимся на Фиджи, в медовый месяц, — она возвращает свое внимание ко мне. — Я вернусь через две недели. Ты все еще будешь здесь?
Это зависит от того, смогу ли я найти здесь работу. От того, останутся ли мои грехи в Атлантик-Сити или просочатся за границы штата. Но я не обременяю этим невесту.
— Конечно, — радостно говорю я.
— Тогда мы должны как следует наверстать упущенное, когда я вернусь. Мне очень хочется узнать, чем ты занималась все это время, — она смотрит на меня сквозь густые накладные ресницы, и пустота в моей груди наполняется теплом. Рори всегда была такой милой, и она действительно заслуживает всего счастья в мире.
Я надеюсь, что Висконти сможет дать ей это счастье.
— Аврора! — раздается голос из толпы. Рори закрывает веки и извиняюще улыбается. — Я лучше пойду в обход. Надеюсь, я застану тебя на танцполе позже?
Она целует меня в щеку и прежде чем она успевает оторваться от меня, я быстро протягиваю руку и хватаю ее за плечо.
— На что это похоже?
Она моргает.
— Что?
— Быть влюбленным?
Я с трудом верю в это, поэтому понятия не имею, почему я чувствую себя обязанной задать этот вопрос. Возможно, извращенное любопытство. Как мужчина, спрашивающий женщину, каково это — рожать, это понимание того, чего он никогда не испытает.
Удивительно, но Рори не дает мне односложного ответа. Она поднимает глаза к темнеющему небу и прикусывает нижнюю губу.
— Такое ощущение, что твое сердце выходит за пределы твоего тела, — ее взгляд снова находит взгляд Анджело, и я завороженно наблюдаю, как розовый румянец проступает из-под ее ожерелья. — Мое сердце теперь носит одежду от Armani и имеет Glock на каждый день недели.
Мои пальцы соскальзывают с ее пуховой куртки, и она ускользает.
Глава шестая
— Мы ведь друзья, верно?
Я отодвигаю шоколадный фондан подальше от себя и обхватываю желудок. Это последнее блюдо ужина из восьми блюд, и если я съем еще хоть кусочек, молния на моем платье перестанет застегиваться.
— Конечно, — Мэтт говорит это скучным тоном, который говорит о том, что он не слышал ни слова из того, что я сказала. Он слишком занят тем, что смотрит на свою подружку, которую, как я теперь знаю, зовут Анна. Она сидит через три стола от меня с группой друзей, и никто из них не притронулся ни к одному блюду. — Ладно, как насчет этого. Когда она пойдет в уборную, ты пойдешь за ней. А потом притворишься, что разговариваешь по телефону и рассказываешь о том, какой у меня большой член или что-то в этом роде.
Я даю ему несколько секунд на то, чтобы улыбнуться или рассмеяться, что угодно, лишь бы показать, что он шутит. Но этого не происходит.
— Думаешь, это поможет тебе заполучить её?
Он смотрит на меня косо.
— Девушкам нравятся большие члены, верно?
— Господи, Мэтт, — я снова придвигаю к себе торт. И съедаю ещё один кусочек. — Почему бы тебе просто не пойти и не поговорить с ней?
— Ты что, головой ударилась? Она подумает, что я чудак.
Я беру еще один кусочек сладкой вкуснятины, а не указываю на очевидное. Шоколад вкуснее, чем правда. Черт, иногда крысиный яд вкуснее правды.
Темнота наступила где-то между гребешками и бараниной: теперь факелы, инфракрасные лампы и тепло любовной истории отбрасывали на поляну туманное сияние. Низкий, легкий ритм мини-оркестра набрал темп, и в игру вступил саксофон. Когда блестящие туфли на шпильках выходят на танцпол, а за ними неохотно следуют кожаные мокасины, ночь наполняется весельем.
Официант доливает мне шампанское. Я поворачиваюсь, чтобы поблагодарить его, но мой взгляд привлекает темная фигура за его плечом. Рафаэль Висконти прислонился к барной стойке, а вокруг него, как надоедливая муха, жужжит очередная женщина. Они приходят и уходят весь вечер — разные платья, разные прически, но одно и то же вызывающее поведение.
Как и все женщины до нее, она делает широкие жесты и громко смеется. Рафаэль, напротив, спокоен и обходителен. Он наклоняет голову, слушая ее монолог, проводит большим пальцем по благовоспитанной улыбке.
Рафаэль Висконти — идеальный джентльмен.
Он также идеальный лжец.
Слово «лжец» вертится на кончике моего языка, как кислая конфета. Пусть это будет инстинкт или здравый смысл, но я нутром чую, что эта джентльменская выходка — не более чем пыль в глаза.
Словно почувствовав, что я думаю о нем плохо, Рафаэль поднимает взгляд и устремляет его на меня. В нем мелькает мрачное веселье, а то, как он произносит «Пенелопа», растягивая все четыре гласные в мягком акценте, проносится шепотом на ветру.