–Ну, пошли на обед? Только стаканчики не забудь выбросить.

–Хорошо. А ты пока спускайся, я хочу встретить Лилиан. Увидимся внизу!

Ник взял стаканчики с собой и с довольным лицом направился к лифту. Джеймс смотрел в след Ника и вспомнил, как этот парень постоянно беспокоился до или после свиданий с девушками, в особенности если эта девушка, как он часто выражался, была «та самая». Парень он видный, девушкам нравятся высокие, маскульные блондины, и зная, что некоторые сотрудницы запали на него, но Ник об этом, к сожалению не знает, а Джеймс всё забывает ему об этом сказать. Да и теперь смысла не было, если у него появилась интрижка с Лилиан.

Джеймс особо не спешил идти на перерыв, а лишь наблюдал за бушующим штормом, который теперь так яростно раскачивал пальмы, словно их вот-вот с корнями оторвёт.

Спустя несколько минут, Джеймс опустился на лифте в кафе для сотрудников. Этаж был полон, и очередь уже выстраивалась змейкой по всему периметру. Само кафе выглядело футуристическим; на потолке свисали большие выпуклые треугольники белого цвета, внутри которых светились белые лампы, стены вокруг, местами, были украшены кругами красного и синего цвета, под флаг США, столы и стулья, в стиле минимализма, стояли с большой дистанцией друг от друга, за которыми сидели сотрудники и общались, по углам также стояли диваны со столиками, позади которых висели стеклянные цветные барьеры с барельефом фигур звёзд, разных размеров. Полы здесь обшиты паркетом тёмно – серого цвета под древесный рисунок. Чуть дальше стояла длинная раздача, на которой выстраивались люди. За самой раздачей, не было сотрудников, их заменяли роботизированные автоматы для подачи еды. Джеймс взял один из лотков, поставил на транспортерную ленту, и автоматы начали заполнять ёмкости яркими разноцветными жидкостями, похожие на тусклую краску. За раздачей стоял мускульный мужчина, лет сорока, с густыми усами, свисавшими до подбородка. Имя этого мужчины – Амато. Джеймс совсем недавно с ним знаком, когда тот только пришёл работать в корпорацию, а казалось, словно они знакомы пол жизни.

–Проходим, не задерживаем очередь. Сегодня на обед замечательный овощной суп, а на второе, картофель с индейкой. Так что прошу вас не морщить лица, еда сегодня наивкуснейшая. Всё равно у вас нет выбора. – мужчина громко посмеялся, и ударил ладонью по корпусу одного из роботов. – О! Кого я вижу, сам мистер Главный Редактор пожаловал. – Амато протянул руку Джеймсу, и крепко её сжал до хруста.

– Твою ж… Амато! – Джеймс застонал от боли.

– Прости, брат, новый киберпротез. – он покрутил рукой в воздухе – Смотри, как настоящая! Только вот нужно время, чтобы привыкнуть.

–Поздравляю. – тихо выдавил из себя Джеймс, потирая кисть и чуть сморщившись. – Как поживают твои роботы?

–Ты не представляешь, как меня раздражают эти куски железа. Постоянно нужно следить за ними, а то могут перепутать ёмкость, с башкой нашего сотрудника, и всё, считай накормлен. – Амато пожал плечами, и усмехнулся. – А пока, ждём финансирование на обновление системы, или хотя бы на ремонт, иначе, мои нервы не выдержат, и я сломаю тут всё к чёртовой матери.

–Они же на прошлой неделе собирались что-то обновить. Стэнли говорил.

–Я слыхал об этом, но, как видишь, снова собирались и снова ни-хе-ра. – на секунду они затихли – Ладно Джеймс, не задерживай очередь. Увидимся после работы. – Амато махнул в сторону очереди, и продолжал выкрикивать шутливые фразочки.

Джеймс взял себе напиток и направился к столику, где сидел Ник, Лилиан и ещё группа коллег из отдела типографии. Они что-то обсуждали, оспаривали, и громко смеялись. Увидев Джеймса, они резко замолчали. Лилиан махнула ему рукой, и пригласила сесть рядом.

– Приятного аппетита. – спокойно произнёс Джеймс. Все почти одновременно махнули головой. – Как овощной суп? Сносный?. – Джеймс пытался поддержать разговор, но всё безуспешно. Такое поведение довольно просто объясняется; в компании существует разделение между начальством и рядовыми сотрудниками. Первые общаются и обедают отдельно от вторых, и это считается вполне нормальным, а вторые не любят начальство и вовсе, даже если он будет самым добрым человеком во Вселенной. Но Джеймс не понимал такого разделения и всегда относился ко всем на равных, будь он хоть главой компании или уборщиком. Но сотрудники всё равно не хотят заводить дружбу со своим начальством. Лилиан постукивала указательным пальцев по столу, стараясь придумать тему разговора. По лицу было видно, что её раздражала тишина.

–Может, вы уже прекратите?! – начала Лилиан.

–Что именно? – тихо спросил рыжеволосый парень, сидевший напротив неё.

–Почему, когда к нам садится Джеймс, вы начинаете молчать?

–Лилиан, всё в порядке, я их понимаю. – Джеймс положил ей руку на плечо – Давайте поедим в тишине.

–Я не понимаю. – прошипела Лилиан.

–Давай я объясню. – отозвался Ник, вставая из-за стола, словно собирался изложить подготовленную речь. – Так как Джеймс наш начальник и отношения у сотрудников к начальству, мягко сказать – плачевное, то ребята, сидящие за этим столом, не хотят, чтобы их насмешки и сплетни, в сторону начальства были услышаны, из-за боязни быть наказанным.

–А с чего вы взяли, что за насмешки начальства вас накажут? – подхватил Джеймс.

–На прошлой неделе уволили Стива и Чарлза из отдела корректировки, и всё потому, что они обсуждали Стэнли, и его правдивую историю о том, как он стал генеральным директором, а Ричард – его второй помощник, подслушал их разговор и всё ему рассказал.

Джеймс засмеялся. Ребята за столом смотрели на него вопросительным взглядом.

–Забавная история. – Джеймс потёр лоб и выдохнул. – Только вот про уволенных ребят я не знал.

–Тем более, ты работаешь со Стэнли давно, и также являешься его помощником. – сумничал паренёк в узорчатой жилетке.

–И что? Я ненавижу этого напыщенного идиота, и не собираюсь быть его личным доносчиком. – Джеймс развёл руками, чуть не обронив стакан с соком. – Будьте спокойны, парни, мне можно доверять.

Голос в рупоре скомандовал: «Уважаемые коллеги, перерыв окончен, прошу вас приступить к работе. Хорошего и продуктивного дня!»

Когда помещение опустело, Джеймс сидел один, и потягивал апельсиновый сок. А тем временем, роботы-уборщики – в сопровождении Амато – убирали посуду и протирали столы. Джеймс собрал лотки со стола и поставил их на раздачу. Амато поблагодарил его за помощь и громко выкрикнул в пустое помещение: «Вот бы все сотрудники не были такими свиньями!».

Джеймс поднялся на лифте в свой офис, где у входа, его ожидал Стэнли.

–Бейкер! Я собрал в аудитории сотрудников, нужно провести совещание и напомнить им о своих обязанностях, а то у них не получается то, что требую я и наше начальство. У меня времени на это нет, и поэтому я доверяю это тебе.

–Хорошо, что-нибудь придумаю.

–Эй, не надо придумывать. Тебе нужно поделиться свои опытом с ними, разъяснить что к чему. Я тебе отправлю на почту методичку, в ней прописано, какие проблемы нужно решить, и над чем нужно поработать. – Стэнли похлопал Джеймса по плечу, и вошёл в лифт – Я надеюсь на тебя! – двери лифта закрылись, и кабина умчалась прочь.

–И на кой чёрт ты здесь работаешь?! – пробормотал про себя Джеймс.

Он вошёл в широкую овальную аудиторию, размером с кинотеатр, и узорчатыми матовыми стенами, оранжевой и жёлтой расцветки. Окно сбоку располагалось по форме гигантской молнии, на которой проецировался вид зелёной не скошенной лужайки, а ясное голубое небо выглядело слишком не естественным, но Джеймс уже не помнит, как выглядит ясное небо, и словно знает, как его различить. На тёмном потолочном пространстве, где гулко шумели вентиляционные шахты, красовались ромбовидные люстры и софиты, ярко освещая полную сотрудниками – из разных отделов – аудиторию. Примерно двести человек входило в штат отдела редакции, за которую отвечал Стэнли. У Джеймса было в подчинении около пятидесяти человек. И это лишь малая доля сотрудников. «The American Daily» стала очень авторитетной компанией в мегаполисе, имея в подчинении абсолютно всю прессу. Владельцы выкупили все фирмы в столице, связанные со средствами массовой информации, и таким образом убрали конкуренцию. Перестала существовать и свободная журналистика, на ряду с законом об ограничениях свободы слова. Теперь вещательные мегакорпорации – «Times», «CGN», и «The American Daily» – превратились в государственную монополию.