– Ты так всё доходчиво рассказала, что другой на моёмместе ничегошеньки бы не понял!.. Да, девчонку нужно спасать, – протянула Ирен, задумавшись.

– Но я всё равно не могу понять, зачем он выбросил день-ги из поезда прямо мне под ноги, ведь я никого не просила об этом.

– Всю картину я вижу следующим образом. Деньги завыкуп девчонки, кстати, заработанные страшным способом, извлёк из тайника первый, уже в поезде он заметил, что за ним следит тот второй тип из конкурирующей группировки... – Воломинской, – подсказала я.

– Да... Он хотел на ходу выскочить из поезда, но ему про-стреливает ногу второй. Огромным усилием воли ему удаётся открыть окно и ухватиться за него мёртвой хваткой, затем, увидев тебя, он думает, что это Ивона, тем более, что ты прыгаешь и скачешь, а это было не чем иным, как условным знаком – и он, собрав последние силы, выбрасывает дипломат. Другой стреляет в тебя, поскольку лучший свидетель – мёртвый свидетель.

Я содрогнулась, припоминая, сколько неприятных минут было пережито в то ужасное утро.

– Значит, Ивона тоже причастна... Но, там была я одна, иникакой Ивоны!

– Ивона стояла за поворотом – вон там! – она указала всторону вала. – И ты её видеть не могла, точно так же, как она тебя. Ивона ведёт политику – и вашим и нашим. Так вот, слушай дальше! Выбросив портфель, первый бандит, находит в себе силы вынуть пистолет и стреляет второму в ногу, тот падает и не видит настоящую Ивону. Ранив друг друга и истекая кровью, оба бандита теряют сознание, и на первой же станции их снимают с поезда, и отвозят в больницу.

– Но Гнусавый нашёл мой фонарик и просил Ивону про-вести расследование, кому он принадлежит, – трагическим тоном произнесла я.

– Так, фонарик, фонарик, фонарик.., – пробормотала она,закрыв глаза ладошками. – Фонарик Ивоны лежит там за поворотом, и бандюги его не нашли – они никудышные сыщики, а Ивона думает, что ей всучили её собственный. Сейчас мы пойдём и найдём его, но прежде...

Она залезла правой рукой в боковой карман брюк и извлекла карту, затем порылась в другом кармане и выудила серебряный маятник на чёрном шнурке.

– Это – карта Варшавы со всеми её окрестностями. Я еёкупила, собираясь к тебе. Обожаю карты городов и других населённых пунктов. На них можно увидеть больше, чем они изображают.

Развернув во всю ширь огромный бумажный свиток, она свернула его вчетверо и положила, расправив, на коленку.

– Он сказал, поблизости. Значит, это Урсус или Пружков.Но там, у себя в Пружкове, вряд ли они держат пленницу, даже если и знают пословицу: «Темнее всего под фонарём». Я думаю, что это Урсус или район Влох, прилегающий к нему. Впрочем, сейчас проверим!

Она закрыла глаза и провела кончиками пальцев по бумажной поверхности карты, затем, открыв глаза, поставила в позицию готовности маятник в виде серебряной заострённой книзу капли. Она колдовала минут десять, то запуская маятник, то зажимая в ладошке, потом глубоко вздохнула.

– Это, точно, здесь! – ставя крестик кончиком ногтя, тор-жественно оповестила она.

– Но это не заселённое пространство! Стукач ясно же ска-зал: «коричневая будка», – произнесла я с сомнением, рассматривая местность, обозначенную крестиком. – И, по-моему, это капустное поле! – добавила я, немного поколебавшись, в своих первоначальных сомнениях.

– Вот и расчудесно! Капустное поле, на котором стоитневинная полуприметная коричневая будка, является в данном случае идеальным вариантом для бандитов, чтобы отвезти туда девчонку, от греха подальше, перед передачей шмаля!

Трудно сказать, что я удивилась, я просто онемела от неожиданности.

– Ты употребила слово «шмаль». Но, это же польскийсленг, что называется – жаргон, и в России он неупотребляем! Откуда тебе известно это слово? Ты находишься здесь менее, чем сутки!

– Не знаю, но мы подумаем об этом завтра, как говорилаобворожительная Скарлет О Хара, а сейчас нам предстоит выполнить ещё одну очень важную миссию! Вперёд! – провозгласила она, вскакивая. – Прекрасная пора, когда не спят только бандиты, путевые обходчики, кошки и русские ведьмы! – воскликнула она, расправляя плечи, и добавила:

– К счастью, наши бандюганы, ещё спят.

Мы направились в сторону крутого спуска, где предположительно могла стоять в ожидании поезда Ивона, в то роковое утро.

– Неужто Ивона не слышала стрельбы? – рассуждала я. –Может быть, она дала дёру, прежде чем состав вынырнул из-за поворота?

Ирен обследовала местность сантиметр за сантиметром. Появилось сомнение в том, что она музыкант с высшим образованием, а не криминалист с большим стажем. В её многочисленных карманах нашлась даже лупа, и, вооружившись ею, она ползала на карачках, просматривая каждую травинку.

– Где же фонарик? – нетерпеливо спросила я.

– Так..., вот здесь она сидела и курила, судя по большомуколичеству окурков – долго! Видишь окурки? Их несколько, и нет надобности считать. Она вполне могла положить фонарь рядом, но, услышав стук колёс, соскочила и в тот самый момент услышала звуки выстрелов. Естественно, ей было не до фонаря, который она сбила ногой, и он скатился с кручи, и упал вон в ту ложбинку! А сама Ивона понеслась, сломя голову, явно осознавая, что это не боевые учения, а настоящая стрельба.

Ирен спустилась по склону, наклонилась и извлекла из ложбинки синий фонарик, как две капли воды, похожий на мой.

– Феноменально! – пролепетала я, находясь под огром-ным впечатлением. – Ты должна работать в милиции!

– С ментами? Никогда! Как только я напишу, наконец, своюкнигу, поставлю её на полку, полюбуюсь недели две и открою своё собственное детективное агентство.

Благополучно преодолев линию железной дороги, мы шли молча, но когда вышли на пригорок, и нашему взору открылась значительная поверхность, усеянная сине-зелёными капустными листьями, сжимающими в объятьях белые, дозревающие вилки, Ирен определила маятником направление.

Серебряная капля в её руках упрямо показывала в середину обширного поля.

– Здесь вообще, кроме капусты, ничего не видно на не-сколько вёрст вперёд! – сказала я упавшим голосом, вглядываясь вдаль из-под козырька ладони.

– За семь вёрст до небес.., – пропела Ирен задумчиво.

– Здесь я капусту воровала не так давно, – в замешательстве призналась я.

– Не терзайся! Лучше сосредоточься на деле!

Лопушистые листья капусты, облепленные каплями росы, отливали морозной голубизной. Я раздражённо смотрела на чёрную влажную почву, которую нам предстояло месить неизвестно как долго, но, ступив на неё, я поняла, что мы рискуем превратиться в двух чумазых странниц, если не увязнем в болоте по уши.

Капуста так разрослась, так расставила свои сферообразные водоулавливающие щупальца, что было невозможным лавировать между ними – всё равно, мы были повыше колен в росе, которую так усердно собирали листья всю ночь. Кроме того, вогнутые ёмкости, созданные самой природой, были полны воды, от каждого неосторожного движения они выпускали фонтаны холодных брызг.

– Мы – мокрые и после этого ледяного взбадривающегодуша, в лучшем случае, отделаемся насморком! – хмуро пролепетала я.

– Ни в коем случае! Роса – это лекарство! Я с превеликимудовольствием покаталась бы по утренней росе, но неудобство представляет собой неровный ландшафт с бесчисленным количеством капустных голов.

Мне показалось, что её бисерный смех, рассыпался по всему полю. Я шла, понурив голову, увязая в чернозёме по щиколотку, впрочем, Ирен – тоже, но она, в отличие от меня, находила, вероятно, в этой прогулке колоссальное удовольствие.

Наконец, мы доплелись до самой высокой точки на местности, где капустное поле лощиной спускалось вниз, и был виден его конец, но маятник Ирен упорно показывал всё в том же направлении.

Вдали виднелся серый покосившийся фрагмент дощатого ограждения, серебряная капелька показывала именно в ту сторону. Подойдя ближе, мы смогли различить разреженность досок и что-то коричневое за забором.