Чтоб согреться, взяли огненного кофе, и тут к столику подошёл высокий поджарый блондин. Валя приняла его за финна, но он обратился по-русски:

– Простите, если не ошибаюсь, Валентина Лебедева?

– Не ошибаетесь, – кивнула Валя, хотя влажные джинсы и свитер не располагали к диалогу.

– Позволю себе присесть на минуту?

– Присядьте. – Он вёл себя безукоризненно, отказать было неудобно.

– Меня зовут Робертс, живу в Швеции, сам из Латвии. Видел передачу «Берёзовая роща», когда навещал родных. Восхищён вами!

– Спасибо! Давно вы в Швеции?

– С перестройки. Окончил мореходку, а здесь популярен яхтенный спорт, и я востребован, – обаятельно улыбнулся он.

– У вас типа яхта? – встряла Вика. – Прокатите?

– В такой шторм на яхте опасно, – покачал он головой. – А завтра, к сожалению, лечу в Данию.

– А у меня никогда не будет яхты, – шмыгнула носом Вика. – Даже если продам обе почки!

– Яхта – это тяжёлая работа. Удобней иметь друзей с яхтой, чем обслуживать её самому. Вы приехали отдохнуть?

– По работе, – ответила Валя. – Комфортно вам в Швеции?

– Я – гражданин мира, живу там, где могу реализовать свой потенциал.

– Впервые видела здесь яхты с цветными парусами, – заметила Валя.

– Паруса делают из окрашенной ткани или прочной плёнки. Парус, по сути, крыло и должен выдерживать любые нагрузки. – У Робертса был профиль морского волка и очень мягкая манера говорить.

– Крыло? – заинтересовалась Вика.

– У крыла и паруса единый принцип работы. Сила крыла летательного аппарата, используя встречный ветер, толкает вверх, а вертикально расположенный парус гонит яхту вперёд.

Объясняя, Робертс жестикулировал, и Валя, не преуспевшая в физике, больше любовалась его породистыми руками, чем понимала смысл. Представила, как развеваются на ветру его длинные светлые волосы, как горят глаза, а сильные руки сжимают штурвал яхты.

Вспомнила слова Горяева: «Знаешь, какой азарт натягивать вместе с капитаном парус? Там, как на выборах, важней всего угол установки паруса к ветру!»

И смутилась, потому что впервые с начала отношений с Горяевым восхищённо смотрела на другого мужчину.

– Вижу, любите свою работу, – сказала Валя.

– Шведы знают толк в морской стихии, и умелый яхтсмен для них бог.

– А на фиг на верхней палубе четырёхугольник с мелкими камушками? – спросила Вика.

– Некоторые берут с собой собак.

– Чтоб собачки посрали?! – глаза у Вики полезли на лоб.

Робертс смутился, Валя пнула Вику под столом ногой, хотя и у самой в голове не помещался подобный уровень сервиса.

– Мы вымокли под дождём, нам пора, – подвела Валя черту, потому что Робертс смотрел на неё так, что следующей фразой предложил бы поужинать.

– Было очень приятно познакомиться. – Он встал из-за столика и поклонился в чуточку театральной манере.

– Чё ты его не склеила? Рассекали бы на яхте, – огорчилась Вика.

В каюте развесили вещи, Валя налила в стакан водки, разбавила пополам водой, намочила полотенце и обтёрла Вику, как учила бабушка, минуя область сердца и пах. Потом обтёрлась разбавленной водкой сама.

Вика мгновенно уснула, Валя долго ворочалась, а потом увидела во сне, как этот Робертс управляет пёстрым крылом паруса. А рядом, в салюте морских брызг, сидит восхищённо глядящая на него женщина. И этой женщиной вполне может быть она…

И пусть Виктор рассекает на яхтах со своей избалованной женой. После слов, что с женой тоже есть секс, хотя «он про другое», внутри Вали распухала и распухала обида, готовая конвертироваться в месть.

Она проснулась, когда теплоход стоял без всякой качки, а часы показывали половину одиннадцатого. Затеребила Вику:

– Нас сейчас выгонят!

– Просто не откроем. Продержимся до полдвенадцатого, а там и кабак.

В каюте было тепло, одежда и обувь высохли. Валя с Викой принимали душ, подкрашивались. Завтракали бутербродами с колбасой, нарезанной захваченным Викой в салат-баре ножом и приправленной захваченной на шведском столе горчицей. Никто не собирался их выгонять.

Когда вышли из каюты, в коридорах не было ни души, а в салоне возле трапа пассажиры курили и пили кофе из автоматов. Сновали уборщики с огромными пылесосами, и пожилая пара, громко ругаясь по-английски, привязывала к тележке блоки алкоголя, приобретённого в дьюти-фри.

– В автомате кофе дешевле, чем в кафе, – подчеркнула Вика и вздрогнула. – Гляди!

Прямо на них двигался тот самый вчерашний Робертс, толкая перед собой здоровенный пылесос. Увидев Валю, он страшно смутился, отвернулся и прошествовал мимо.

– Думала, только наши эмигранты всё врут. – Валя была поражена. – Но он зачем врал мне? Кто я ему?

– А кому ещё ему врать? Шведам? Для них он ваще муравей.

Выпили кофе из пластмассовых стаканчиков. Хотелось забежать в гостиницу, переодеться перед важной встречей в свежую одежду, но там их не ждали.

Так что в двенадцать стояли перед рестораном, отмеченным галочкой на карте. В футболках и джинсах, переживших стокгольмский ливень, хельсинкский ливень и каютный фен.

С рюкзаками, в которых, кроме свитеров, косметичек, недоеденного батона колбасы и хлеба, булькала початая бутылка водки. Раз уж шведы лишили их номера, пусть принимают такими, как есть.

Опоздав на пятнадцать минут, подошёл неопрятный лохматый дядька в растянутом свитере и представился переводчиком Андерсом, заменяющим Эльзу.

Он, как и Эльза, говорил практически без акцента и объявил, что ресторан сочетает панорамный вид с высокой кухней и считается одним из самых престижных в городе. Поднялись на лифте, администраторша провела за самый удобный столик возле стеклянной стены. Ресторан надвисал над Стокгольмом, и центр, обрамлённый сияющей на солнце водой, лежал перед ними во всём своём холёном и холодном великолепии.

Впечатление портил болтливый Андерс, рассказавший, что считает себя главным славистом страны, и тут же пожаловавшийся на вывезенных из России через агентство русских жён, ставших конкурентками на рынке перевода.

– Плавали к пьяным чухонцам? – грубовато сострил Андерс.

– Вы про финнов?

– Русские зовут карело-финнов чухонцами. «По мшистым, топким берегам / Чернели избы здесь и там, / Приют убогого чухонца…»

Валя не знала, что это строки Пушкина, но в памяти вспыхнул пейзаж с почерневшим домом, где она в прошлой жизни была счастливой девочкой Васи у любящей матери Окку.

– Даль писал: «Сначала чухонец требует выпивку, потом выпивка требует выпивки, потом выпивка требует чухонца!» – не унимался Андерс.

– С кем мы обедаем? – раздражённо оборвала его Валя.

– С директором и с главным режиссёром нашего главного телеканала, – ответил Андерс. – Что понравилось в круизе вашей дочери?

– Я в отпаде от шведов, дерущихся за жрачку и хватающих шведских проституток! – откликнулась Вика.

– Это были финны, – поправил Андерс.

– А ничё, что они говорили по-шведски и представлялись шведами? – усмехнулась Вика и полезла за фотоаппаратом. – Шведский педофил лет под сто клеил меня прямо при матери! Показать фотку? Я продам её русским газетам!

– Кажется, они идут, – кивнул Андерс в сторону входа, чтобы закрыть тему.

Появились два породистых мужчины лет пятидесяти, подали визитки, церемонно представились. Оба показались Вале похожими на Свена. К столику тут же подошёл мужчина в ослепительно-белом пиджаке и пожал Вале руку.

– Это хозяин ресторана, – пояснил Андерс. – Ему приятно видеть у себя русскую телезвезду.

Вслед за хозяином ресторана нарисовалась девушка в замурзанной белой жилетке и буквально приклеилась к их столу.

– Я сделаю заказ, – сказал Андерс Вале, поговорив с директором и главным режиссёром.

Он что-то продиктовал девушке в замурзанной жилетке и стал переводить Вале вопросы важных телевизионщиков. Но они спрашивали какую-то ерунду. Как понравился Стокгольм? Что видели в Хельсинки? Как поживает Ельцин?

Валя поняла, что это протокольная преамбула. Вскоре девушка в замызганной жилетке принесла грибной суп. И то, как его несла, подсказывало, каким образом замызгалась её жилетка. Суп показался пересоленным, но все его честно хлебали.