Над нами будто плачет небо,

Дождь не стихает проливной.

Мы вышли в полном мраке к полю:

Почти на ощупь, наугад.

Как звери вырвались на волю,

Покинув тот кромешный ад!

За полем этим ждёт спасенье,

Но как, то поле перейти?

Давно здесь хлеб уже не сеют.

Кругом всё в минах. Не пройти.

Лишь тропкой узкой путь проложен,

А, где ж её во тьме сыскать?

Но к счастью всё есть в руце Божьей!

И он явил нам благодать.

Безмолвно тучи отступили

И вышла полная Луна.

Следы на поле проступили:

– Да вот же тропка! Вот она!

Мы потянулись змейкой тонкой

По той спасительной тропе.

Сегодня смерть прошла сторонкой.

Спасибо Богу – вышли все…

Солнца луч знаменьем Божьим

Вниз по крыше соскользнул,

В дом напротив, осторожно,

Сквозь окошко заглянул.

Белым всполохом блеснула

Искра яркого огня.

В голове моей мелькнуло:

– Под прицелом, значит, я!

Лишь мгновенье разделило

Жизнь и смерть между собой.

Выстрел. Пуля угодила

В штукатурку надо мной.

Бог отвёл. Успел. Пригнулся.

Спас меня тот солнца луч,

Что к прицелу прикоснулся

Дланью Божьей из-за туч…

Холод тело пробирает,

А костёр не развести.

Души наши вымерзают.

Многих даже не спасти.

В тесноте живя окопа:

Бог и я – наедине.

Дождь библейского потопа

Заливает сердце мне.

Рядом поле – жатвы жаждет,

Но увы не в этот раз.

Здесь под смертью ходит каждый.

Здесь. Сегодня. И сейчас.

Встреча первая с войною,

Не по книжкам – на Яву.

Всё как будто не со мною:

– Жив ли? Умер? – Не пойму!

Стороной проходит время -

На войне часы стоят.

Тянет каждый это бремя

Тот, кто даже не солдат.

В тесноте живя окопа

Бог и я – наедине.

Слышу смерти громкий топот!

Я надеюсь – не ко мне…

Я в первый раз не испугался,

Когда меня лизнула смерть.

Я на ногах стоять остался,

А надо мной ещё свистеть,

Осколки звонко продолжали.

Потом за вспышкой сразу взрыв!

Снаряды рядом землю рвали,

Но Богородица укрыв

Меня своими покровами,

Тогда от смерти отвела.

Смерть лишь ударила камнями

И стороною обошла....

Бушует март! Ветра пронзают

Меня промёрзшего, насквозь.

Пусть солнце в полдень и пылает,

Но холод в сердце просит слёз.

Увы весна мне не приносит

Былого буйства ярких чувств.

Душа израненная просит,

Мольбой сухих, дрожащих уст,

У матерей седых прощенья:

За то что жив, а братья – нет!

Бушует – первенец весенний,

В душе оставив рваный след…

Немело сердце от войны,

Лишь нервы ею оголялись.

От вечной сырости и тьмы

Мы в близоруких превращались.

Все разговоры об одном:

Кто жив, кто умер, а кто предал…

Полуживые – но живëм!

Ведь каждый что-то не доделал…

Смерть с недовольною ухмылкой

Вдруг заглянула мне в глаза.

Взглянула сверху и с затылка.

Но не дают ей Небеса,

Как лëд, холодными руками

Мне горло наскоро обжечь.

Она ж, в отместку, душу ранит,

Друзьям сказав под пули лечь…

С кровью и потом,

С запахом гнили,

С горечью рвоты,

Словно в могиле,

Лëжа в окопе глубоком, на дне,

Телом своим прижимаюсь к земле.

Сверху звенит сто двадцатая смерть.

Господи Боже не дай умереть!

Дома остались жена с дочерьми,

Мама с отцом, все родные мои.

Я ж не успел, что люблю им сказать!

Значит ещё не пора умирать…

А сколько стоит детский плач?