Ладно, кажется, я и правда готов. Открыв дверцу машины, выхожу на улицу. Дул холодный резкий ветер. Ноги начали дрожать. Я тяжело сглотнул, пытаясь унять неприятное ощущение внутри. А еще в самом помещении черт-те знает, сколько торчать. И почему в аэропортах запретили курение? Даже гребаные электронки. Дурацкая инициатива. За Западом не в этом надо тянуться.

В другом. Совершенно в другом.

Над входом в аэропорт подмигивает датчик, и стеклянные двери распахивают пасть. Внутри царит обычная суматоха. Шум, толкотня, настоящий карнавал звуков и лиц. Вот небольшая толпа туристов из Китая, как обычно смотрящих на все с каким-то удивлением и вечными фотоаппаратами в руках. Усталые родители с огромными рюкзаками волокут за собой раскрасневшихся отпрысков. А вот какой-то человек запрокинул голову и, глядя на стайку воробьев, примостившихся на белой металлической балке, удивленно спрашивает у самого себя: «А это еще здесь откуда?».

В кармане оживает мобильник. Дэнчик звонит. Я мысленно чертыхнулся – уже как-то и из памяти вылетело, что его еще надо будет подождать. А то я уже рассчитывал поскорее пройти паспортный контроль и засесть в зале ожидания, меланхолично наблюдая за самолетами через окно. Может, не обращать внимания? Не, как-то неправильно получается. Да он и сам будет звонить до тех пор, пока не добьется своего.

– Так, Маскон, минут через десять буду, – тут же сообщают в трубке. – Извиняюсь за задержку, просто такой трафик, что не протолкнуться. Новый Год на носу, сам понимаешь…

– Ничего, подождем, – ладно, можно пока и мозги проветрить в первой попавшейся забегаловке. Каким-нибудь крепким кофеем. И желательно без сахара.

В трубке хохотнули:

– Конечно подождете, куда ж вы денетесь.

Мы с Дашкой уютно разместились в кафе на втором этаже аэропорта и оба заказали кофе. Она все что-то говорила, но я не слушал. Меня больше сейчас занимал тот образ, что пришел ко мне в такси. Алиса… Кто же ты, черт возьми… Скинув другу смс-кой место нашей дислокации, продолжаю изучать снующих туда-сюда людей в попытках отвлечься. Первый этаж отсюда казался как на ладони. Становилось жарко. Очень хотелось бросить гранату, чтоб разнести всю эту благодать к самой распоследней матери. Но гранаты под рукой не было, так что приходилось и дальше давиться откровенно дерьмовым кофе.

Жена не выдержала:

– Слушай, извини, это, конечно, не мое дело… Может, расскажешь уже, что происходит?

Что происходит… Я не знаю, что происходит! Весь день меня будто преследуют отголоски другой жизни, которой я никогда не жил.

Или же…

За окнами словно резко стемнело. Приятный летний вечер. Почти что ночь. Я стою, взволнованный, а чем – не могу понять. Словно сейчас образ, который снова возник перед глазами, образ, будто объятый приятным теплым огоньком, сейчас скажет что-то важное.

«Правда в том, что… Я, кажется, люблю тебя. Я бы хотела не любить. Но я не могу с этим ничего поделать».

Вспышка, и снова аэропорт. Почему я это вижу? Почему я думаю о каком-то абстрактном образе, хотя сейчас сижу напротив вполне реальной жены, которую я люблю? Любил… До того, как…

От неудобной беседы меня спасает деликатное похлопывание сзади по плечу.

– Заждались уже, смотрю.

– Привет, Денис, – бросает Дашка, хотя ее взгляд по-прежнему устремлен в мою сторону.

Все, наконец-то. Теперь можно и выдвигаться к стойке регистрации. Скоро все это закончится.

Найти нужное табло с номером рейса не составило труда. Осталось дело за малым – сдать багаж, получить посадочный талон и все. Попрощаться с близкими и улететь.

У стойки – небольшая очередь в лабиринте из черных заградительных шнурков. Но, в сравнении с очередями в какой-нибудь Египет, она кажется крошечной. Да и девушка за стойкой работает довольно оперативно. Пять минут, и оказываюсь напротив нее. Вымученно улыбаюсь, кладу чемодан на багажную ленту и протягиваю девушке паспорт с загранником и электронный билет. Та быстро сверяется с документами, с базой, и вот уже, с выражением искреннего и слегка глуповатого дружелюбия протягивает мне талон с паспортами:

– Приятного полета, Максим Алексеевич!

– Да-да, – киваю. – Спа…– очередное потрясение оказалось настолько сильным, что оно пронзило меня насквозь. – Подождите, как Вы меня назвали?

– Максим Алексеевич, – повторяет девушка. – А что?

Я судорожно открываю паспорт. И правда – Жеглов Максим Алексеевич. Не подкопаешься. Вот только одна проблема есть.

Мое отчество не Алексеевич!

Я поднимаю растерянный взгляд на Дашку и Дэнчика и вижу за их спинами девушку с огненно-рыжими волосами, собранными в два аккуратных хвостика. Она это замечает и игриво мне подмигивает. В ее янтарных глазах танцуют дикий танец веселые бесенята. Меня обдает волной тепла. А рука почему-то сама тянется к карману джинс, где я нащупываю какую-то бумажку. Я бы и не обратил внимания, но сейчас чувствую, что это то, что мне нужно видеть. Достаю, разворачиваю. И вижу там надпись слегка корявым почерком: «Беру уголь для Ульяны. А ты подавись!». И злобная рожица в конце.

И тут с моих глаз будто падает пелена. Я все вспоминаю. Абсолютно все. Свою жизнь, настоящую. Как мы с Дэном встретились на улицах нашего родного поселка. Как попали в пионерский лагерь «Совенок». Все дни, которые мы там провели. Как я несколько часов бродил по шахтам, потеряв всякую надежду на спасение. И, самое главное, я вспоминаю ее. Мою Алису. Теперь все ясно, теперь все сходится. Мое борющееся подсознание весь день кидало мне подсказки, а я их даже не пытался проанализировать!

И еще я вспоминаю того единственного человека, которому я и представился, как Максим Алексеевич. Если, конечно, слово «человек» еще к нему применимо. Пионер. Черт возьми, как знал тогда.

Аэропорт замер. Цвета вокруг поблекли. И я понимаю, что все смотрят на меня. Лица Даши с Дэнчиком, как и лица всех вокруг, начали разглаживаться, меняясь на глазах, точно масляные. Будто какая-то сцена из фильма ужасов. Алиса мне кивает и ее образ превращается в дымку. И тут сквозь нее появляется он.

– Догадался-таки, сволочь, – мягко произносит Пионер.

Ну надо же, какие мы… м-м-м… тактичные.

– Знаешь, я всегда был довольно проницательным, – с вызовом отвечаю я, скрестив руки на груди. – Чего про тебя не скажешь, Семчик. Хотя вынужден признать, что шоу ты устроил неплохое, я даже почти поверил. Дай догадаюсь, с Дэном ты тоже самое сделал?

Пионер сжал губы. Уменьшительно-ласкательное обращение с моей стороны его определенно выбесило.

– Сколько живу – не перестаю поражаться людскому идиотизму, – раздраженно прорычал тот. – Такие иногда человеческие особи попадаются, что ни один мастер оригинального жанра не придумает. Ты получил жизнь, о которой всегда мечтал. Да, это иллюзия. Но ты сейчас действительно хочешь променять все это на точно такую же иллюзию, с той лишь разницей, что придумал ее не я? Черт, а мне казалось, что это я кукухой поехал.

– Приятель, тебе реально стоило получше меня изучить, – усмехнулся я. – С чего ты решил, что это именно то, о чем я мечтаю? Покопался в моей голове, увидел, что когда-то мне было больно, и решил сыграть на этом? Построить для меня идеальный мирок с твоей точки зрения? Спасибо, не надо. Я уж как-нибудь сам.

– Сам? – в безжизненных глазах Пионера пронеслась искорка веселья. – Ну-ну. В шахтах ты уже готов был сдаться. Как и после ссоры с рыжей. Что у нас выходит в остатке? Одна ошибка, две, три… Они наслаиваются друг на друга, и под этим грузом люди ломаются. Рано или поздно. Хочешь ты этого, или нет, но мы с тобой довольно похожи. Так что вряд ли ты станешь исключением.

Забавно, он говорил как мальчик, которого лишили возможности проявить себя с лучшей стороны.

– Да, люди, бывает, ошибаются, – киваю. – Это нормально. Вот только человека характеризует не ошибка, а реакция на ошибку. Ты, может, и сломался, но это твои проблемы. Не надо меня, пожалуйста, с собой сравнивать. Я сделал выводы и живу дальше, чего ты, Семчик, сделать не в состоянии. Так что вряд ли мы так уж сильно похожи, дружочек-пирожочек.