– Дела, – силюсь улыбнуться. – Я даже, порой, забываю, что ты гребаный спецназ…
– Минометчик, – поправляет меня Дэнчик. – Хотя с физухой у нас в части было неплохо, надо отдать должное. Так, ладно… Рыжая, ты ему не давай отрубиться, а я тут быстренько…
Алиса еще сильнее обняла меня, отчего я опять сдавленно пискнул. Усилием воли заставил себя поднять руку и слабо приобнять ее в ответ. До сих пор не могу поверить, что все закончилось…
Дэнчик подошел к постепенно приходящему в себя жиртресту, присел на корточки и, зажевав сигарету, с милой улыбкой потрепал того за щеку:
– Ну, орел, чего дальше с тобой и дружками делать будем? Еще раз писюнами померяемся? Ну, так, чисто по длине, допустим. Или еще как.
– Да все, мля, замяли, – простонал тот. – Больше к вам не сунемся.
– Верно мыслишь, – подмигивает Дэнчик. – Только проблемка есть… Ты-то явно не сунешься, ты хоть и дебик с рождения, но инстинкт самосохранения должен быть развит. А вот у товарища твоего, – кивает в сторону Ромки. – Сомневаюсь. Уж донеси ему как подобается. В противном случае его «бабочка» будет одиноко торчать из его же тощей жопы, вкуриваешь?
Какого-то конкретного ответа, разумеется, не было. Но сдавленное мычание последовало. Более, чем достаточно. Презрительно посмотрев на поверженного вражину, Дэнчик последний раз пыхнул сигаретой, затушил ее об землю и вернулся к нам с Алисой.
– Ну, профилактические работы проведены, можно и в лагерь выдвигаться, – констатировал тот. – Ты как сам-то, дружище, пришел в себя хоть чуть-чуть?
– Да вроде оклемался чуток, – жму плечами. – Только ребра болят. И зуб, кажется, какая-то сука выбила…
– Вот ведь блин, – поморщился Дэнчик. – Ладно, походишь так недельку. А там вернемся, куда бы мы ни вернулись, может и не придется новый вставлять.
Слишком он уж чуть ли не прямым текстом говорил о нашем с ним небольшом секрете. Хотя, Алисе сейчас, как можно было догадаться, было абсолютно все равно. Она преданно уткнулась в мое плечо, прикрыв глаза. И ей ни до чего не было дела.
– Да уж, – хриплю. – Не хотелось бы снова посещать стоматолога. Они ведь настоящие садисты. Ничего человеческого.
– Не говори, опасные ребята, – кивает друг. – Так, Алис, давай, ты Максона с одного бока бери (мое слабое «Да не стоит…» было начисто проигнорировано), я с другого. Собака, возглавляй процессию!
Радостно вильнув хвостом, Жулька гордо зашагала прочь от старого лагеря. Я в последний раз оглянулся – уже вся троица придурков подавала признаки жизни. До скрежета зубов захотелось освободиться от объятий друзей и пару раз лично их еще разок отоварить, и плевать, что лежачих не бьют. Заслужили. Но все же сдерживаюсь. Пошли они к черту.
Поймал себя на мысли, что ни о чем так сейчас не мечтаю, как о нормальном человеческом душе. А еще лучше – в ванну. И отмокать и еще раз отмокать, потягивая какой-нибудь вискарь.
– Рыжая, ты как-то на редкость молчалива сейчас, – заметил Дэнчик.
Алиса замедлила шаг, безучастно глядя вперед, в темный, шуршащий листьями от падающих капель, лес, будто пыталась выискать что-то в его глубине, слегка склонив голову набок. Плечи ее были устало опущены, а руки едва заметно тряслись под тяжестью моего тела.
– Алис, если тебе тяжело… – начал было я.
– Все нормально, – быстро ответила та. – Все равно Денис большую часть тебя самостоятельно удерживает.
– Надо же, меня повысили с «кудрявого» до Дениса, – хмыкает тот.
Губы Алисы сначала явственно произнесли: «О господи!», но вслух она сказала другое:
– Ты спас нас… Макса. Я уже не знала, что и делать. Уже готова была схватить первую попавшуюся под руки корягу и кинуться с ней на этих мразей. И будет, что будет.
– Как ты вообще на нас вышел? – спрашиваю. – Я же тебе не говорил ничего.
– И показал себя тем самым, как конченый придурок, – беззлобно улыбается Дэнчик. – Считай, что вам повезло. Никогда не догадаетесь, кому действительно стоить сказать «спасибо». Нашему любимому Никите Валерьевичу!
Я аж присвистнул:
– Да ну нафиг? Его-то как втянуло в эту бадягу?
– Так твоими молитвами, брат. Сижу в домике, думаю, как покрасивее мысль изложить, тут Панамка вместе с этим вваливаются. Оба злые, как черти. Где Жеглов, спрашивают. Валерич, мол, видел, как ты через дырку в заборе с территории умотал. Еще и послал его, причем, видать, от души. А я-то чего, я сам понятия не имею. Знаю только, что ты Алису искать пошел. Я, конечно, не стал ничего говорить, – быстро поправился тот, заметив испуганный взгляд рыжей. – Под дурачка скосил. Они ушли, а я в голове быстро два и два сложил. И чего-то так тревожно стало, будто шестое чувство какое. Ну и рванул следом, пока эти там по лагерю бегают, да охают. Не прогадал, как теперь вижу.
– Да, а он, оказывается, не так уж и плох, – попытался пошутить я. Просто совсем не хотелось заострять внимание на всю ту боль, которая до сих пор проходила сквозь меня.
– И все же, чем ты, блин, думал? – вернулся Дэнчик к старому вопросу. – Ты же знал, что они тут будут, верно? Один пойти на троих отморозков. Макс, ну ты, блин…
– У меня была самая мощная мотивация, – ответил я, проведя кончиками пальцев от плеча Алисы до локотка. – Плюс, я всегда уверен в том, что делаю. Просто не всегда уверен в том, что все непременно должно заканчиваться хеппи-эндом. Но это уже лирика.
– Лирика у него, – пробормотал друг. – В задницу можешь засунуть свою лирику, понял? Мы с десяти лет дружим, не забыл? Люди в браке столько не живут, сколько мы уже с тобой вместе. Так что больше не смей от меня ничего скрывать, ферштейн?
– Да понял, не дурак, дурак бы не понял, – буркнул я.
– Хотел бы сказать, что не сомневаюсь, но пока еще не буду торопиться с выводами, – хмыкает Дэнчик.
– Вредина!
– Я твой лучший друг, козел, – ох уж эта его коронная фраза. И ведь всегда заставляет улыбаться, как в первый раз.
Я хоть и всячески старался облегчить Алисе с Дэном жизнь, периодически высвобождаясь от их почти ненавязчивой поддержки, все же я не совсем прям умирающий, но даже так, по грязной и скользкой тропинке, движение было затруднительным. Даже останавливаться мне для, чего уж выеживаться, необходимой периодической передышки не требовалось, такая вот была наша скорость передвижения. Поэтому очень обрадовался, когда мы наконец-то вышли на нормальную дорогу, в конце которой поблескивали знакомые ворота. Настолько, что на мгновение забыл о пульсирующей боли везде, где только можно. Да и нельзя, думается, тоже.
– Сейчас бы на шоу в виде бомбящей Панамки не нарваться, пока до медпункта добираемся, через весь лагерь ведь тащиться придется, – поморщился Дэнчик, внимательно вглядываясь в сторону лагеря.
– Какой еще медпункт? – вскидываю бровь. Почему-то эта затея показалась мне крайне сомнительной. – Из-за пары царапин и сколотого резца? Уж перебьюсь…
– Идиот! – хлопнул себя по лбу мой друг. – У тебя все ссадины в грязи и черт знает, в чем еще. Ты же врач, мать твою за ногу! Хочешь гнить начать заживо из-за какой инфекции?
Чертыхнувшись, я попытался найти поддержку в лице Алисы, но по одному взгляду девушки было понятно, что хрен мне по всей морде. Да и, строго говоря, ей бы и самой в медпункт не мешало бы сходить. Вдруг у нее сотрясение или что-то в этом роде…
– Ладно, хорошо, – сплюнул я. Количество крови в слюне уже изрядно подсократилось, но все равно наличествовала, родимая. – Вот уж Виола обрадуется, что ее помощник будет у нее же лечение проходить…
– Конечно обрадуется. С молодым и красивым, вдвоем, в уединенном помещении…
– Язык прикуси там, кудрявый! – возмутилась Алиса.
– Во, узнаю Двачевскую! – обрадовался Дэнчик. – Да и потом, положа руку на сердце, мне тоже не мешало бы подлечиться. Внутрипочечно.
Я бы, может, и посмеялся, не трещи мои несчастные ребрышки. Оставалось только широко улыбаться. Вот почему, когда перед нами внезапно выросла фигура в дождевике, из-под капюшона которой проглядывали две золотистые косы, я все еще улыбался.
