– Дэн!
– Ну я и говорю, – продолжил тот воду разливать. – Типа, извини, но это не моя специальность, подойди к Санычу, он тут, собственно, за тренера-то. А она говорит, мол, не хочу у Саныча, с тобой хочу позаниматься. Ну, думаю, приплыли, нафиг. У меня-то уже, вроде как, со Славкой чего-то получается, да и сама она нравится мне сильно, ну, сам знаешь. А тут такое вот. В общем, кое-как нервяк подуспокоил, думаю, ну, подыграю малясь. Может, фантазия просто с молодого тела-то тупо разыгралась, а девочка правда хочет просто технику подтянуть хотя бы немного. Пошли, говорю, на футбольное поле тогда уж, покатаем по травке мячик немного. И тут она такая – так вон же мячик лежит, около сцены. Смотрю – и правда. Сдутый немного, но играть можно. И откуда он там только мог взяться – ума не приложу. Ну, начали друг другу отпасовывать его так аккуратненько, она у меня про лагерь поспрашивала, нравится мне тут, не нравится, все дела. Сказала, что за стенгазету отвечает, отсюда и интерес. Попинали еще немного, а она потом говорит, что дела у нее срочные. И уходя бросила что-то вроде, остужай иногда голову. Типа, ты любишь с плеча рубить, а иногда нужно просто остановиться и хорошенько все обдумать. Продолжишь, мол, тобой будет очень легко манипулировать.
Все это время я заметил, как он постоянно ударял средним пальцем по ладони в такт словам. Закончив рассказ, посмотрел на меня внимательно, ожидая какого-то определенного вердикта. А я только пока молчать могу озадаченно. Все эти разговоры непонятные, какие-то советы под его конец…
Еще и записка та непонятная, найденная в библиотеке. А ведь незадолго до этого мы тоже видели как раз в том ряду девочку в панамке, точь в точь, как у этой Юли. Уж не она ли нам подбросила ее, каким-то образом предугадав, что мы остановимся на той детской книжке про нечистую силу?
Вот хоть что-нибудь бы прояснилось. Хоть на малую толику. Но нет. Вопросов до сих пор пока больше, чем ответов.
– Все страньше и страньше, – наконец, выдавливаю. – Ладно, Дэн спасибо за информацию…
– Это все, что ты можешь сказать? – разводит тот руками.
– Я могу сказать, что это была очень странная девочка, – я поправил очки и, сделав последнюю тяжку, спрятал курилку с глаз долой. – Которая определенно знает намного больше, чем говорит.
– Девочка-кошка? – с оживлением уточняет Дэнчик.
– Да я откуда знаю? – теперь уж моя очередь настала руками разводить. – Знаешь ли, не доводилось встречать таких раньше.
Тут я себе позволил добавить крошечную нотку скептицизма.
– Я так понимаю, что ты в этом не до конца уверен.
Да что ты, блин, такое говоришь? А я вот не до конца уверен, что мой мозг, сосредоточенный под ветеринарию, должен вообще разбираться в чем-то подобном.
Я просто должен закричать и убежать прочь. И будь, что будет. Как знать, может именно такой исход станет достойным финалом. Кричащий и бьющийся в конвульсиях пионер поневоле, убегающий от Вселенной.
Хотя, будем честными, она все равно догонит. Печальная правда состояла в том, что силушки мои действительно были на исходе. Наверное, именно так чувствуют себя люди, когда устают бежать, устают от попыток ускользнуть от судьбы, как они просто валятся на землю и позволяют себе покорно принять свою участь.
– Знаешь, дружище, есть такое небольшое житейское наблюдение – когда ты разговариваешь с Богом, то ты верующий, а вот если уже Бог разговаривает с тобой – ты психически больной. Я допускаю тот факт, что эта девочка могла быть беженцем из сверхсекретной Советской генетической лаборатории, но я этого, еще раз, не знаю. И подгонять все под эту теорию не собираюсь. Хотя бы для начала, блин, у Панамки аккуратненько чего спросить, вот уж прав был Шурик. Тебе не стыдно, что настоящий семнадцатилетний пионер оказался рациональнее нас?
Молчит. Задумался.
– А знаешь, – прерывает, наконец, эту неловкую тишину. – Не стыдно. Это у него обычные летние каникулы. А у нас – внеплановые. Так что заканчивай со своей лабудой и пошли, отдохнем уже, так сказать, чуточку более, ммм, по-взрослому. Возражения есть? Возражений нет!
Тут он явно спародировал Ольгу. Я в ответ только вздохнул, схватившись за уже, поди, красную от боли, как тот огнетушитель, голову. Снял очки, протер их кончиком рубашки, после чего вздохнул заметно посвежевший вечерний воздух. И впрямь, кажись, дождь-то намечается.
Мимо музклуба со стороны умывальников, тем временем, пробежала стайка девчонок. Нас заметили, остановились. Одна из них кокетливо выпучила на нас огромные и зеленые глазищи. Дэнчик тут же расплылся в блаженной улыбочке, пару раз махнув ей рукой.
Ладно, ну их нафиг. Как-нибудь потом, если на второй виток пойдем. Только вот теперь моего друга чуть ли не силком назад в помещение затаскивать пришлось, пока меня самого не начала заинтересовывать его заинтересованность. Дон Жуан, блин, несчастный.
Заходим, а пионеры о чем-то оживленно судачат, лениво перекидываясь картами. И, что неудивительно, о музыке. Атмосфера более, чем располагала. Я прислушался, от греха защелкнул задвижку у самого пола. Так, на всякий случай. Чтобы было хотя бы немного времени для экстренного отступления.
– Я к чему говорю, – декларировала Света Ларионова, которая в игре участия не принимала, тихонько бренча какую-то до боли знакомую мелодию. – Рок-искусство, на удивление всех этих старперов в ЦК, оказалось уж слишком массовым. Такие как мы, косухи, подхватили все это только в путь. Что им еще оставалось делать? Раз нельзя запретить, то нужно разрешить, чтобы была хоть какая-то возможность контролировать. Уверена, именно таким соображением и руководствовались власти, когда в Ленинграде открыли первый в нашей стране рок-клуб.
– Поддерживаю, – сосредоточена кивнула Алиса, ловко отбившись от Аленкиных карт, почти опустошив свой небольшой веерок. – Я так вообще думаю, что идея создания рок-клуба принадлежала КГБ. Хотя вот, вроде сделали хорошее дело, а все равно упорно пихают, что заблагорассудится нашим идеологам. У них ведь все же до сих пор есть эдакая граница между своими и чужими. В смысле, кто послушный и контролируемый, а кто нет. Поэтому надо понимать принципиальную разницу между настоящими группами и всякими жизнерадостными тупорылыми ВИА. Тоже мне, альтернатива рок-музыке.
– I’m back in the USSR. You don’t know how lucky you are, boy, back in the USSR, – напела Света Битлов. Точно, как же я сразу не узнал-то. – Касательно КГБ, кстати, поддерживаю.
– Помнится, мой папа в начале семидесятых выпилил себе лобзиком гитару, – подала голос Вика. – Аппаратуры нигде не было, вот и приходилось вертеться. Но играла. Как сейчас помню, лучше, чем какая-нибудь заводского производства.
– А звукосниматели брали из телефонов-автоматов, – заулыбалась рыжая. – Разбивали трубки и вынимали магнитные катушки. Это известная история. Как и лампы для усилителей в радиомагазинах. Папа меня, помнится, учил разные фузы и другие эффекты паять.
Дэнчик в этот момент потускнел, опустив взгляд в пол и крепко сжав кулаки. Он ничего не говорит. Только даже в небольшом полумраке музклуба видно, как белеют костяшки на сжатых пальцах. Я аккуратно касаюсь локтем его ребер и пытаюсь слегка подбодрить ничего, по сути, не значащей для него улыбкой. Все хорошо, брат. Даже если твой отец не с нами, то он всяко гордится тобой.
И это помогает. Немного, но помогает. По крайней мере выражение загнанного в угол спадает с лица моего друга.
– Везет же, – вздыхает Леша. – Мой папаша только и умеет, что критиковать, да быть недовольным всем на свете.
– Лех, а ты точно не о моем дяде сейчас говоришь? – чуть хмыкнул Витя.
– Я, кстати, недавно узнала, что Джордж Харрисон тоже играл на чертовой чешской гитаре. Для меня это был полный шок, у меня до сих пор в голове не укладывается, что все те соло, которые весь мир знает наизусть, были сыграны на дешевой чешской гитаре! Это еще одно доказательство того, что дело не в инструменте, – хлопнула себя по лбу Света.
