А внутри мне открылась довольно ламповая картина – Света с Алисой восседали по центру помещения, у обеих в руках по гитаре. Их пальцы синхронно двигались по струнам, выбивая смутно знакомые мотивы.

– Если б мне глаза такие, чтоб все видели, преград не зная, я б закрыл их плотно-плотно, сам сидел бы тихо, головой качая, головой качая… – хором пели девушки.

И, конечно, зрители, куда же без них. В лице Витьки с Сережей. Стоят в первом ряду, хлопают в такт, плечами волну делают. Чуть позади Дэнчик с Лешей, который почему-то пришел без сопровождения своего товарища. Прислушиваются, но периодически отвлекаются на то, чтобы пометать дротики в слегка запылившуюся мишень, явно добытую в недрах кладовки. А вот Аленка с Викой энтузиазма парней касательно двух поющих дам (и, надо отметить, поющих весьма неплохо) и вовсе не разделяли, вдвоем шептались о чем-то в уголочке, перебирая стопку каких-то журналов.

И, как венец всего происходящего, небольшой столик, на котором уже была заботливо расставлены несколько граненых стаканов, в теории предназначающихся для распития чая, и весьма и весьма нехитрая снедь – небольшой шмат тонко порезанного сала с едва видимыми мясными прожилками, помидор, два малосольных огурца, пучок зеленого лука, пара яиц, две чищенные луковицы и полбуханки черного хлеба. По пионерским меркам для нелегального перекуса – роскошь, поди, необыкновенная. И откуда только, спрашивается, достали?

И самое, ведь, главное – будто и не сомневались, что я соображу, чем все это дело запивать придется. Д – доверие.

Идиллия, короче говоря. С какой стороны не глянь.

– Ну что, девочки и мальчики, поприветствуйте Деда Алкомороза, – довольно нетривиально оповестил я всех о своем прибытии, тряхнув с таким трудом добытым пакетом с двумя «Столичными».

Прям невыносимая тяжесть двух бутылок водки, ага.

Как же все сразу встрепенулись. Радостные такие окружили, сразу вопросами засыпать стали – неужто так ваш покорный сумел охмурить медсестру, что та аж на две бутылки расщедрилась. А мне только и оставалось, что лыбу давить – пускаться в лишние подробности о проникновении в клуб кибернетики как-то не хотелось.

– Уважаемые, давайте только как-то тише мыши будем, – прокашлялся я. – Все же это не какая-то там невинная шалость, а распитие спиртных напитков в совершенно для этого неположенном месте. И чья охренительная идея была записочку на дверь повесить?

– Наша, – недоуменно пожали плечами Света с Алисой.

Вопрос, что называется, скорее риторический.

– Да ты не дрейфь, – подмигивает рыжая. – Это мы спецом для тебя оставили. Так, позлить тебя немного.

– Зараза ты, Двачевская, знаешь об этом? – вздыхаю.

– Знаю, Макс, очень хорошо знаю, – нахально оскалилась девушка. – Давай, не тяни кота за яйца, разливать пора начинать, мы тут заждались уже!

Алиса была прямо-таки само благодушие.

– Да обожди ты, рыжая! – закатил глаза Дэнчик. – На часах только-только девять стукнуло, до отбоя еще час. Куда ты вот так летишь?

– Ну а чего, смотреть на них что ли? – искренне удивилась та.

– Да вы вообще тут нормально, смотрю, устроились, – покачал головой я и полез в пакет за первым пузырем. – Я ее, значит, достал, донес в целости и сохранности, как можете видеть. Так что разливать – тут и другие кандидаты найдутся, помоложе, так сказать.

– О-о-о! – начала дразниться, чуть подквохтывая, Аленка. – Нашел тут молодых. Будто мы тут всей компанией песенки пели все это время, пока ты там перед Виолой плясал. А кто столик готовил, скажи пожалуйста? Пушкин? Или сам, понимаешь, граф Лев Николаевич Толстой?

Я еще раз глянул на застеленный газетой миниатюрный столик. Ну да, конечно, будто прям большой напряг был. Если только не для пионеров «Волчонка», ибо что-то мне подсказывало, что именно наши гости разорились на сие пиршество.

– Зачем напрягать классиков великой русской литературы? – жму плечами. – Столик это, конечно, хорошо. Но только традиция есть такая негласная – руку, понимаете ли, не меняют. А мне, честно говорю, банально лень.

– Давай я, – махнул рукой Сережа. – Я человек беспристрастный, обижать никого не буду, но и штрафные почем зря лить тоже не собираюсь. А то знаю я вас, – он при этом ненароком зыркнул в сторону Светы, которая тут же расплылась в нехорошей ухмылочке. – И да, я тоже предлагаю немного обождать с этим всем делом.

– А тут так-то, как ни крути, штрафные не получатся, – отметил Витя. – Народу слишком много на две бутылки. Особо страждущим можно будет первую по пятьдесят оформить. Но это – максимум.

– А потом этих особо страждущих по ближайшим кустам не особо страждущие искать будут, – буркнул я. – Нет уж, товарищи, давайте без экспериментов. По чуть-чуть, растягивая удовольствие…

– Опять он со своим растягиванием, – хохотнул Дэнчик. – Максон, я, помнится, не один раз говорил, как меня бесит твое «я растягиваю удовольствие».

– Ну, простите, не всем генетика подарила габариты два на два, что им сколько не вливай, а все мало будет, – пресек я попытку подорвать свой авторитет в зародыше.

– Ладно, короче, – взял свое слово Леша. – Будем считать, что решение коллегиальное, немного обождем, да и начнем потихоньку.

Не все встретили эту новость с энтузиазмом, да вот только кто их слушал? Правильно, никто. Ибо здравомыслие, хочешь-не хочешь, а должно превалировать над бессмысленной возможностью огрести приключений на самую желающего этого точку.

Бунтарки вернулись к своим гитарам, Сережа откуда-то выудил картишки, которые тут же принялся раздавать. А мне пока что надо было парой слов с Дэнчиком перекинуться. Украдкой киваю ему на выход, тот удивленно вскидывает бровь, недовольно выдыхает, бросает пару колкостей в адрес не очень оставшейся довольной своей раскладкой Алены и выходит со мной на крылечко.

– Что, – хмыкает, – Максон, опять мировой Гондурас беспокоит?

– Ну да, – поморщившись, отвечаю, глядя в беспросветную темень вечернего леса. – Расчесался.

Друг тоже морщит губу:

– Слушай, ну неужели даже в преддверии такого миниатюрного праздника печени забить нельзя? Просто не думаю, что у нас не будет возможности поговорить о том, о чем ты хочешь поговорить, чуть позже. Выглядим, знаешь ли, подозрительно.

Я достаю электронку. Делаю пару тяг, выпуская в темень уже ставший горьким дымок. Выругавшись, отсчитываю про себя десять секунд.

– Позже настало, – хмыкаю. – А так, да, случилось. Вот мы со стенгазетчицей разговаривали… А такой девочки в лагере-то, кажется, и нету.

– В смысле? – округляет глаза мой друг. – Как это нету, если мы с тобой оба…

– А вот так, – слова ненароком застревают в горле. Говорить становится тяжело, но я нахожу в себе силы продолжить. – За стенгазету в лагере, как мне сказали кибернетики, отвечает Лена. И ни про какую Юлю они и слыхом не слыхивали.

– Дела-а… – тянет Дэнчик с прищуром. – Ну, слушай… Может, этому есть какое-то логичное объяснение?

А вот сейчас и попробуем выяснить.

– Расскажи про вашу встречу, – прошу я, понизив голос.

– Да как-то особо и нечего, – Дэнчик старательно хмурится, стараясь как можно точнее воспроизвести в голове утренний инцидент. – Рванул я в сторону сцены, там притормозил, стою, оглядываюсь, вроде не бежит никто, отсвечивая панамкой. Ну, думаю, пронесло. Постою, отдышусь, да потихоньку в сторону спортивных секций двину. И тут окликает меня Юля эта, значит. Ну, я естественно, откликаюсь. А попробуй тут с такой девкой-то не поговорить – это уж совсем каким-то неправильным надо быть…

– Дэн, твою мать, ближе к делу, – взбеленяюсь. Вот уж мне только тут подробностей лишних не хватало.

– Блин, не перебивай! – фыркает тот в ответ. – Так вот, я, стало быть, спрашиваю, что такой видной барышне от меня, собственно, потребовалось. А она, говорит, в футбол хочет научиться играть, прикинь? Охренеть, думаю. А я-то понимаю, что тренер из меня, ну, так себе. Не каждому дано-то, играть и учить играть одновременно. Хотя, очень многие футболисты становятся тренерами после окончания карьеры, да только, увы, лажа это какая-то…