Директор подал ей пальто, она что-то сказала, наверно, по-французски, потому что Джек не понял. Потом она попрощалась с Джеком, и они вышли.

— О чем это вы так долго разговаривали? — спросил Джека поджидавший его Фил.

— Сам знаешь о чем: о кооперативе.

— Ну и что, разрешила?

— Сказала, даст ответ через несколько дней.

— Вот увидишь, позволит. Знаешь, что она сказала о тебе директору?

— Ну?

— Что ты «необыкновенный мальчик». Дай-ка, дружище, я тебя чмокну! Мы с тобой два сапога пара. Ты «необыкновенный», у меня — «живой ум».

— А что значит «необыкновенный мальчик»?

— Бес ее знает! Вот увидишь, он на ней женится.

— Почем ты знаешь?

— Уж я-то знаю. Когда они выходили, он слегка задел ее и говорит: «Pardon!»

— Ну и что?

— Если до «пардонов» и «мерси» дело дошло, точно женится.

— А что значит «мерси»?

— «Спасибо» по-французски.

И Джек вспомнил: именно это сказала учительница, когда директор подавал ей пальто. И все-то Фил знает! Плохо, что он такой озорник.

— Вел бы ты себя, Фил, поприличней!

— А что я такого сделал?

— Разве можно про учителей говорить: «Бес их знает».

— Дурак! Я имел в виду не их, а вообще взрослых.

— И сказал, что наша учительница женится на директоре.

— А что в этом плохого? Возьмутся под ручку и пойдут гулять. Вот как мы с тобой, — сказал Фил и подхватил Джека под руку.

— Опять на улице хулиганишь?

— Улица небось не церковь. Дома — нельзя, в школе — тоже, где же тогда, черт возьми, можно? Раньше люди по двести лет жили, а теперь до ста не дотягивают. И все потому, что мало двигаются. Может, ты думаешь, я хулиган?

— А то нет?

— А вот и нет! Просто я в дядюшку своего уродился. Он легкомысленный, и я тоже, понимаешь? А уж если в кого уродился, хоть тресни, себя не переделаешь!

Джек вздохнул с облегчением, когда Фил, прокричав: «Пардон, мерси!», вскочил на подножку трамвая и укатил.

Джеку хотелось в одиночестве обдумать разговор с учительницей.

Почему взрослым кажется, будто дети все делают наспех, с бухты-барахты? Джек, напротив, даже рад, что учительница даст ответ только через несколько дней. По крайней мере есть время обмозговать план действий, сообразить, как приступить к нелегкому этому делу.

А что, если в кооперативе и правда много писанины, а Нелли не согласится помогать? Учительница упомянула про какие-то книги. Он забыл, как они называются.

До обеда оставалось еще полчаса, и Джек решил заскочить к мистеру Тэфту. Тот наверняка все ему растолкует.

— Мистер Тэфт, — прямо с порога начал он, — у меня к вам важное дело. Я хочу устроить кооператив и буду покупать у вас помногу для всего класса. Объясните, пожалуйста, что такое приходо-расходная книга, сколько она стоит и как ее вести. Помните, вы обещали вознаградить меня за незаслуженное подозрение? Так вот, никакой награды мне не надо. Я больше на вас не сержусь и хочу быть вашим другом. Теперь мне, наверно, придется часто с вами советоваться. Сами понимаете: кооператив — не библиотека. Даже в шестом классе его нет, только в седьмом есть. И вообще, что такое кооператив?

Мистер Тэфт надел очки, вынул из ящика стола толстую тетрадь и усадил Джека рядом с собой.

На этот раз Джек на равных участвовал в конференции, посвященной финансовым вопросам.

На обед он опоздал на двадцать пять минут, и мама на него рассердилась, правда, не очень сильно.

Как не похожи друг на друга люди! Взять, к примеру, Фила Рассела и Вильяма Пеннелла. Один минуты не усидит на месте, другой неповоротливый, как медведь. Пеннелла так и прозвали «медведь». Были у него и другие прозвища: «размазня», «сарделька» и «послушай, что я тебе скажу…». Подразнили-подразнили и перестали: во-первых, он не обижался, а раз так, значит, и дразнить неинтересно; во-вторых, ребята убедились: дразнить его не за что. За два года он только один раз подрался, собственно, даже не подрался, а оттаскал за волосы, поцарапал и укусил девчонку. Правда, ею была Доррис. Боже, что тут началось! Учительница чуть в обморок не упала. Как же, ее любимому ангелочку поцарапали личико! Удивительно, что за два года он всего один раз вышел из себя, хотя приставали к нему многие. Но он в ответ на приставания только улыбался.

В сущности, Пеннелл был добрый мальчик, хотя и богатый. Вначале он приносил в школу какао в термосе. Что такое термос, знали не все и хотели убедиться, правда ли какао в нем не остывает. И Пеннелл охотно удовлетворял их любопытство. Кончилось это тем, что разбили подряд два термоса, а стоят они недешево. После того как второй термос приказал долго жить, мама Пеннелла пришла в школу жаловаться. Тогда учительница стала убирать его в шкаф. Третий термос он разбил сам, и не в школе, а на улице. На этом история с термосами кончилась.

Кроме какао, Пеннелл приносил на завтрак яйца, сардельки, бутерброды с рыбой, яблоки, вишни, апельсины. Первое время кто-нибудь из ребят съедал у него завтрак, правда не целиком — кусочек оставлял. Потом перестали, и он предлагал сам: «Кто хочет сардельку?» — или: «Кто хочет апельсин?» Тех, кто брал, дразнили попрошайками, обжорами и в конце концов Пеннелла с его завтраками оставили в покое.

Добротная, теплая одежда Пеннелла выглядела неопрятно. Нос он утирал рукавом, хотя в кармане лежал носовой платок, который, кстати, вечно терялся. Вообще он был грязнуля, растяпа и очень рассеянный. Чего не забудет в школе — непременно на улице потеряет. Но даже если у него что-то отнимали, говорил: потерял — и не потому, что врунишка, а просто не-любил жаловаться. И еще он всегда говорил правду, а это кое-кому не нравилось. По этому поводу в классе даже шутили. Спросят его, к примеру:

— Вильямчик, кто съел твой завтрак?

Другой на его месте сказал бы: «А тебе какое дело?» — а он на полном серьезе отвечал:

— Кто?.. Одно яйцо Робин, а второе я сам.

— Вкусное было яичко? — продолжал шутник.

— Вкусное, — все так же серьезно отвечал Пеннелл.

— А вишенки кто съел?

— Силл, Хиггс, остальных не помню.

У него водились деньги, и немалые, но тратил он их, только если его просили. Подружится со сластеной — покупает пирожные, конфеты и всех угощает. А то колечки девчонкам покупал.

— Подумаешь, богач какой: девчонкам подарки делает! — ворчали ребята.

— Да они сами просят, — отвечал Пеннелл.

Тогда девчонок стали стыдить, называть попрошайками. И Юна выбросила колечко в окно, Роза — отдала Пеннеллу и еще вдобавок выругала: сначала, мол, дает, а потом попрекает. Но это неправда: Пеннелл никого не попрекал.

Кончилась история с кольцами, началась с фотографированием. Каждую неделю кто-нибудь увязывался с Пеннеллом в фотографию, полагая, что это останется в тайне. А когда все открылось, ребята переругались между собой. Даже Дик с Тауэром подрались.

Хуже нет, когда прикидываются друзьями и делают вид, будто берут под свою защиту. В этом году Пеннелл перестал приносить в школу деньги — наверно, родители запретили, — и мнимых друзей как ветром сдуло.

Когда учительница предложила устроить библиотеку, Пеннелл принес десять книг, но девять были страшно потрепанные, грязные и только одна новая. Ее-то Фанни и дала почитать Джону, а он оторвал обложку и посадил жирное пятно.

Джек держался в стороне от Пеннелла и не испытывал к нему ни любви, ни зависти. А задираться и дразнить вообще было не в его правилах. Он даже жалел его, когда к нему чересчур приставали. Они и разговаривали-то, может, раз, а может, два. Во всяком случае, Джек не помнит, сколько.

Когда учительница разрешила устроить кооператив, Пеннелл первый подошел к Джеку.

— Зна-а-а-ешь что?.. — Он всегда так начинал. Другой на его месте уже сто раз сказал бы, в чем дело, а он тянул свое: «Зна-а-а-ешь что?» — У меня есть два доллара. Я отдал их на хранение маме, и она заперла их в шкаф. Но если я попрошу, она отдаст, потому что деньги мои. Зна-а-ешь что?.. Если тебе нужно, я принесу два доллара. Скажу маме, что для кооператива, и она даст, потому что они мои… Я только их на хранение отдал…