– Что ж, – говорю я, – очень смело с твоей стороны, Уолли.

– Благодарю, – отвечает Уолли. – Хотя меня зовут Рокко.

– Ты не похож на Рокко.

Он снова фыркает.

– Тем не менее так меня зовут.

Уолли искусно готовит свой сэндвич: с сыром, нарезанной ветчиной и помидором, – пока я уплетаю свой с медом. Свидание пока проходит неплохо. Мы завязали разговор, едим. Согласно моим исследованиям, все идет как надо. Я отбросила возможность забеременеть сегодня по очевидным причинам. Помимо того что заниматься сексом в парке было бы неловко и, возможно, незаконно, сегодня у меня нет овуляции. Я знаю это наверняка, потому что купила в аптеке несколько тестов на овуляцию, которые скажут мне, когда она наступит (в крошечном окошке теста появится смайлик). В инструкции сказано, что тест необходимо провести на десятый день цикла, с тем, что овуляция должна произойти на четырнадцатый день, и, согласно моим подсчетам, это означает, что второе свидание должно состояться чуть меньше чем через неделю, чтобы я могла выполнить основную часть плана.

– Расскажи мне о жизни в фургоне, – прошу я, проглатывая полный рот сэндвича. Вопросы я подготовила заранее. Я использую тактику задавать вопросы, когда требуется вести непринужденный разговор – так в глазах собеседника вы выглядите заинтересованным и одновременно перекладываете все усилия по ведению беседы на него же. – Что тебе в этом так нравится?

Уолли лежит на покрывале, опираясь на один локоть.

– Мне многое нравится, – отвечает он. – Небольшое пространство для жизни кажется мне уютным, будто спишь в маленьком коконе. Когда идет дождь, я слышу, как он барабанит по крыше; в ветреную погоду чувствую, как фургон качается. Будто я на улице… но защищен. Что еще? Нравится, что вещей много быть не может, поэтому, когда что-то покупаю, задаюсь вопросом – а действительно ли мне это нужно? В итоге у меня только по-настоящему полезные и очень ценные вещи. Нравится, что я ничем не ограничен. Долги, погода, вредные соседи. Мой дом там, где я.

– А где он сейчас?

– Недалеко, в миле отсюда есть парковка, первые четыре часа бесплатно.

– Тебя не напрягает постоянно вот так передвигаться?

– Немного, – признает Уолли, – но в этом есть что-то классное.

Я размышляю над сказанным им.

– Когда я была маленькой, мы часто переезжали. Но не в фургоне. Не могу сказать, что это было… классно.

Уолли приподнялся на локте, устраиваясь поудобнее.

– Почему вы часто переезжали? Родители военные?

Я качаю головой.

– Если честно, сама не знаю. Наверное, хотелось бы жить в одном месте, но… постоянно что-то случалось. Мама теряла работу или домовладелец просил нас съехать. – Уолли смотрит на меня внимательно, и мне становится неловко, но в то же время приятно. Может, именно поэтому я добавляю: – Не лучшая мама на свете, наверно…

Звучит как предательство, не люблю плохо говорить о маме. Это как-то неправильно. Вот Роуз может спокойно так о ней отзываться. Они с мамой никогда не ладили, даже когда мы были детьми. Помню, когда нам было десять, мы с Роуз прятались в шкафу после того, как они с мамой поругались. «Ферн, знаю, ты не понимаешь, – сказала сестра, – но мама у нас не очень хорошая. Ты должна делать, что я говорю, иначе я не смогу тебя защитить. Она плохая мама, понимаешь?» И я ее послушалась.

– Мне жаль, – говорит Уолли.

– У нее была передозировка, когда мне было двенадцать, и нас с сестрой отдали в приемную семью.

Уолли садится.

– Ого! Ферн, это ужасно.

Я сосредоточиваюсь на остатках еды, виноградинах, валяющихся на разделочной доске.

– Мне повезло, что у меня была Роуз. Мы с ней близнецы.

Я ожидаю, как на это отреагирует Уолли. Необъяснимо, но люди удивляются каждый раз, когда слышат, что у меня есть сестра-близнец. На различных мероприятиях и встречах стоит мне упомянуть об этом, и разговор тут же заходит о близнецах в семье того или иного человека, неважно, зачатых естественным или искусственным путем, или что у чьей-то бабушки Маргарет тоже был брат-близнец, но умер при родах. Мне это нравится, потому что только и нужно что кивать да улыбаться, а это намного легче, чем самому рассказывать и отвечать на их вопросы. Но Уолли, что удивительно, похоже, один из немногих людей на земле, которому нечего добавить к разговору о близнецах.

– Роуз – моя половинка, – объясняю я.

Уолли смотрит на меня недоуменно.

– Половинка?

– Ну, ты знаешь. Половинка. Как жена, или муж, или ребенок. Парень или лучший друг. Кого ты укажешь как контакт на экстренный случай, с кем можно поделиться сокровенным. Тот, на кого можно положиться.

Уолли откручивает крышку и делает глоток воды.

– Интересно, – размышляет он.

Разговор начинает сходить на нет, и я решаю, что пора переходить к следующей стадии свидания. Удивительно, но я знаю, что должно произойти. Вчера вечером, готовясь к свиданию, я устроила себе марафон романтических комедий, чтобы научиться, как должно протекать свидание. Применив научный подход, я сделала множество заметок к каждому фильму и, сравнив их, обнаружила много общего. Первый этап каждого свидания был либо немного скучным, либо полной катастрофой, например если человек опаздывал или одевался совершенно неуместно. На следующем этапе каждый участник делился чем-то личным, а на заключительном неизменно происходил какой-нибудь странный инцидент. Например, птица прилетела полакомиться едой влюбленных или кто-то случайно пролил напиток на собеседника, что вызывало у героев бурю смеха, и неизбежно к концу фильма их отношения переходили в романтические. Таким образом, я пришла к выводу, что этап со странным инцидентом – самый важный.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках того, что могло бы послужить поводом для сумасбродного недоразумения, и, так и не дождавшись ничего подходящего, открываю бутылку с водой и выливаю ее содержимое на оставшуюся еду. В растерянности, не зная, что делать дальше, я откидываю голову назад и громко смеюсь. Уолли бросается спасать еду.

– Какого?.. Ферн, ты в порядке?

Его произношение становится особенно совершенным из-за звучащего в голосе недоумения.

Мой смех затихает до неуверенного хихиканья.

– Я… я не знаю.

– Знаешь, кажется, ты самый странный человек из всех, кого я встречал, – говорит Уолли, качая головой. И в тот момент, когда я уже подумала, что все пошло наперекосяк, он смеется. – Поверить не могу, что говорю это, но… мне нравится!

Час спустя, когда мы с Уолли уже собираем вещи, меня вдруг охватывает раздражение. Я пытаюсь понять почему, ведь свидание – по крайней мере, по сравнению с катастрофическими свиданиями из пересмотренных мною комедий, – однозначно было успешным, как вдруг Уолли начинает размахивать руками у меня перед лицом.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Он протягивает мне телефон.

– Тебе звонят.

– О! – Это объясняет мое раздражение. Звук телефонного звонка – один из самый противных в мире, такой резкий, повторяющийся, сопровождающийся вибрацией. К счастью, мой телефон звонит редко. Роуз отправляет мне текстовые сообщения только в экстренных случаях, а если звонит кто-то другой, я отправляю его на голосовую почту. Но, взглянув на экран и увидев, что звонит Роуз, я чувствую, как сердцебиение мое участилось. Она звонит. Значит, это срочно. Я прижимаю телефон к уху.

– Что такое, Роуз?

– Боже, наконец-то! Надеюсь, я тебя не напугала тем, что звоню? Просто я только что говорила с нашей соседкой, и она сказала, что Альфи много лает.

Я перебираю в голове причины, по которым Роуз стала бы звонить аж из Европы, чтобы сообщить мне о таком.

– Утром, когда ты его кормила, с ним все было хорошо?

Меня охватывает дурное предчувствие.

– Я не кормила его сегодня утром.

– Не кормила?! – недоумевает Роуз. – Почему?

– Почему? – повторяю я, пытаясь понять смысл вопроса, но безуспешно.

– Ферн, – говорит Роуз, – скажи мне, что ты кормила и выгуливала Альфи?