Но российская элита, сожалел Деникин, не проявила необходимого здравомыслия и, расколовшись, встала на путь противоборства, обескровливая себя и разрушая Россию. Радикально-либеральная интеллигенция отказалась от сотрудничества с правящей бюрократией, потребовав ее отставки и замены всего правительственного аппарата своими людьми. А государь не пожелал ограничить свою власть в пользу оппозиции, исключил возможность обновления правительства представителями, пользовавшимися «общественным доверием». «В результате, — заключил Деникин, — радикально-либеральная демократия, не желавшая революции, своей собственной оппозицией способствовала созданию в стране революционных настроений, а социалистическая демократия всеми силами стремилась ко 2-й революции».
Деникинский взгляд на революцию по сути своей был весьма близок воззрениям центристской части либералов, ратовавших за царский манифест, созыв «бессословного народного представительства» с «правами высшего контроля законодательства и бюджета», за равенство всех перед законом и политические свободы, хотя и без всеобщего избирательного права.
В какой-то мере Деникин разделял и точку зрения большинства либеральных деятелей, выражавших интересы средних слоев городской интеллигенции и резко критиковавших самодержавный строй, прикрываясь при этом лозунгом конституционной монархии. Главная их цель сводилась к установлению всеобщего избирательного права, «ничем не стесняемой личной и общественной самодеятельности», ибо это позволит русскому пароду «поднять до надлежащей высоты свой культурный уровень и укрепить свое донельзя расстроенное хозяйство». Такие либералы отвергали революцию, по предупреждали самодержца, что «Русская монархия будет конституционной или ее не будет вовсе», что «есть лишь один мирный выход — открытое призвание правительством обществен-пых сил к коренному преобразованию государства». Но монарх упорно стоял на своем и тем самым подталкивал либеральную интеллигенцию к революционным течениям социалистического толка.
Деникин сожалел, что Манифест от 17 октября 1905 года был дарован пароду царем не по внутреннему его убеждению, а под напором революции в качестве вынужденной меры. Являясь вторым крупнейшим шагом после реформ Александра II, он переводил Россию на правовой путь развития, но делал это с очень большим запозданием и потому вызвал противоречивую реакцию. Носители революционной идеи оцепили его как обман народа и призвали к усилению борьбы. Либеральная общественность, к которой относился и Деникин, приветствуя Манифест, считала, что фактически он не закрепляет принципов конституционной монархии. Недовольство выражали и монархисты, проправительственные силы, полагая, впрочем, и не высказываясь открыто, что документ этот означает крушение исконной власти царя, хотя он и подписан им самим.
Все это раскалывало общество, отодвигало решение коренных проблем страны посредством реформ, обостряло борьбу и подвигало Россию к новой революции. Деникин относился к тем, кто ясно сознавал такую перспективу и испытывал внутреннее беспокойство, теряя порой устойчивое равновесие.
Армейские будни
По возвращении с Дальнего Востока Деникин не получил предполагаемой должности начальника штаба дивизии, поскольку Генштаб на столь привлекательные посты уже назначил тех, кто пребывал в тылу, поближе к высокому начальству. Антону Ивановичу пришлось временно довольствоваться более низкой должностью штаб-офицера 2-го кавалерийского корпуса, расквартированного в Варшаве. Служба была необременительная, даже скучноватая, зато — нет худа без добра — он смог воспользоваться заграничным отпуском, побывать в качестве туриста в Австрии, Германии, Франции, Италии и Швейцарии; удавалось также ездить по гарнизонам, выступая в офицерских собраниях с докладами о русско-японской войне.
Больше времени стал он уделять и литературной работе. В военных журналах вновь замелькали его статьи. В центре внимания Деникина-публициста была перестройка всей армейской жизни, развернувшаяся сразу по завершении войны. Выступления вызвали заметный отклик в офицерской среде. И это понятно: бесславные итоги дальневосточной кампании не оставили никого равнодушным.
В чем же все-таки причины поражения? Пытаясь теперь оправдаться, неудачливый военачальник Куропаткин отвечал на этот вопрос достаточно полно и объективно. И Деникин, в частности, был согласен с ним в том, что в русской армии вверх по служебной лестнице нередко продвигаются не наиболее сильные и самостоятельные офицеры, а те, кто послушно исполняют чужую волю. С ними у начальства меньше хлопот, они удобнее. Так было до войны, так продолжается и поныне. Кроме того, мало внимания уделяется учебе офицеров. Уровень училищной подготовки явно недостаточен. Современная военная наука требует куда более глубоких знаний. Необходимы, конечно, и периодические проверки профессиональной подготовленности офицеров, а это ими воспринимается чуть ли не как оскорбление.
В 1906 году по высочайшему повелению установили обязательное обучение высшего командного состава, от командиров частей до командиров корпусов, что по цепочке распространилось и на нижестоящие чины. Стали проводиться в классных и полевых условиях военные игры. Не обходилось и без попыток уклонения от них, в том числе на высшем уровне. Но в первой половине 1914 года в Киеве Генштаб провел военную игру с участием самого царя как будущего главнокомандующего и предполагаемых командующих армиями. Деникин принял в ней участие в качестве начальника одного из авангардных отрядов.
Были введены новые пенсионный устав, аттестационные правила и проверки знаний командиров. В 1906–1907 годах получили отставку и замену 50–80 % офицеров от командиров полков до командующих округами. В 1910 году был введен в действие, приостановленный в 1906 году Закон о предельном возрасте. Это омолодило офицерский корпус и подняло его образовательный уровень. В 1912 году 55,2 % генералов имели академическое образование. Вместе с тем тогда обозначилась нехватка офицерского состава.
В прогрессивном и популярном журнале «Разведчик» Деникин вел постоянную рубрику «Армейские заметки». Он критиковал некоторые стороны армейского быта, порядки управления, командования, правительственные распоряжения и военные реформы. В печати европейских стран такой свободы суждений не допускалось. Генерал Цепелин в немецком военном журнале отмечал: «Очевидное поощрение, оказываемое в России военной литературе со стороны высшей руководящей власти, дает армии большое преимущество, особенно в деле поднятия духовного уровня корпуса русских офицеров». Деникин подтверждал, что «он никогда не испытывал ни цензурного, ни начальственного гнета», хотя не раз затрагивал авторитет высоких лиц и учреждений. Однако дело обстояло так далеко не всегда.
В одном из рассказов Деникин описал полковую жизнь и горькую долю армейского капитана. Прошедший смотр роты доставил ему радость, по она тотчас померкла, когда капитан прочел в приказе: «В роте полный порядок и чистота, по в кухне пел сверчок». За такой «беспорядок» бедняга получил взыскание, что вызвало у него глубокое душевное расстройство. Оп угодил в психиатрическую больницу, где сам запел сверчком.
Факт, положенный в основу рассказа, оказался настолько узнаваемым, что начальник штаба Казанского военного округа генерал Светлов, оскорбившись, решил подать в суд на автора. Но когда он доложил об этом командующему округом, тот ответил: «Читал и не нахожу ничего особенного». Затевавшаяся тяжба по «делу о сверчке» не состоялась, но командующий округом генерал Сандецкий, известный своим скверным характером, вскоре объявил Деникину подряд три выговора, якобы за служебные упущения. При встрече Сандецкий сказал Деникину:
— Вы совсем перестали стесняться последнее время — так и сыплете моими фразами… Ведь это вы пишете «Армейские заметки» — я знаю!
— Так точно, Ваше превосходительство, я.
— Что же, у меня — одна система управлять, у другого другая. Я ничего не имею против критики. Но Главный штаб очень недоволен вами, полагая, что вы подрываете мой авторитет. Охота вам меня трогать…
