Старенький, почти тридцатилетний, Ми-8 Московского отряда громко свистел пробитой лопастью, со страшным трудом набирая высоту между двумя отвесными хребтами. Впереди перевал Саригор, и его надо перевалить. Сзади, почти на хвосте, висел «крокодил» из 41-й ОАЭ, подстраховывавший поврежденного «старичка». Сесть было негде, чтобы облегчить перегруженную машину. Перебитый привод триммера еще одной лопасти вызывал тряску, так как лопасть выписывала «восьмерку» в ритме «семь-сорок». Палуба грузового салона была измазана полосами крови, в такт вибрации на ней звенели пустые гильзы: латунные 7,62х54 и зеленые 5,45х39. Кроме 18-ти «штурмовиков» из 783-го ОРБ (отдельный разведбат) на рифленой палубе лежало три «двухсотых» и два «трехсотых» 12-й заставы Московского отряда. Перед этим экипаж капитана Михайловского вывез 18 пограничников, оборонявших заставу, и пробившихся к шедшей на выручку резервной группе погранотряда. Эти пятеро приняли бой в шести километрах от заставы, за которую еще ведет бой группа пограничников капитана Евшина. Помощи у разведчиков капитан не запрашивал. Старший наряда младший сержант Панов сумел связаться с разведгруппой, которая с помощью трех вертолетов отсекла «духов» от наряда и подобрала всех. Михайловский во весь голос матерился, уговаривая машину не падать, проскользнув на метровой высоте над камнями перевала, он наклонил нос машины и чуть сбросил обороты. Вниз машина пошла легче, уменьшилась тряска. Капитан обернулся:

– Андрюха, не робей! Ты же счастливчик! Я знаю!

Комроты Андрей Старинов устало улыбнулся.

– До Куляба дотянем?

– Нет! – прокричал командир. – Буду садиться! Дальше на перекладных с «крокодилами»! С такой лопастью не летают, а падают!

Через двадцать минут появилась вполне приличная площадка, на которую Михайловский и притер машину. Взметнув тучу пыли и песка, чуть в стороне сел один из «Ми-24-х». Перегрузили «трехсотых» и семеро десантников с командиром роты перебрались в десантный отсек. Места для разгона не было. «Крокодил» приподнял задницу, немного постоял на передней стойке, фыркнул черным дымом из обоих двигателей и оторвался от земли. Постепенно набрал скорость и высоту. Наконец Саригор оказался чуть ниже машины, и она плавно накренилась, ложась на курс к Кулябу. Сегодня 13-е, «день разведчика», зарплату должны выдать, а тут: «на выход, пожалуйста!».

Сзади к ведущему подстроились еще две машины. Им сегодня пришлось «поработать», «трубы» у всех пустые. Пятнадцать минут полета и шасси всех трех машин ощутили бетонку Куляба. Винты не останавливали, только высадили десант и выгрузили раненых. 783-й батальон здесь «в гостях», на усилении. Здесь квартируется 149-й гвардейский мотострелковый полк. Для разведки выделены «хоромы»: шесть палаток под карагачами неподалеку от плаца. Капитан Старинов прокричал на ухо лейтенанту Макарову, что он летит дальше, в Айни, за довольствием.

– Взвод в расположение, я вернусь на «дежурке».

– Есть! Мою Светке передайте! Пятый месяц на подсосе!

– Передам-передам. Давай! Действуй! Объяви благодарность от моего имени за сегодняшние действия. Шуруй!

Сам комроты уже уселся на палубу десантного отделения ведущего «крокодила», забросил ноги в берцах вовнутрь, захлопнул люк и постучал по обшивке. «Поехали!» «Крокодил» долго выруливал, затем пробежался по бетонке, и на бреющем пошел к столице «независимого государства». Капитан проверил оба пулемета по бортам. Четыре года назад их вывели «из-за речки», затем, через полтора года, три пьяных козла в лесочке развалили страну, и все эти два с половиной года здесь идет война. «Оппозиция» воюет с «правительством». Его вторая рота специального назначения занимается перехватом караванов с наркотиками и оружием. Последние пять месяцев заниматься этим приходится на собственные деньги. Задерживается зарплата, идут постоянные предложения перейти в состав местной армии, в роте уже более половины контингента – местные, призванные из республики. Солдат из России в последний призыв не привозили. Благо, что сержанты в роте в основном сверхсрочники, сейчас это называется «контрактники», благодаря чему дисциплину удается держать, но суровыми методами. В прошлом сентябре дивизию включили в состав ВС России. Лучше от этого не стало, но «зряплату» стали платить в долларах. Рассчитывали ее в рублях, затем переводили в доллары по какому-то странному курсу. Дело в том, что на территории Таджикистана ходил советский рубль. Своей валюты не было. Он дико обесценился, было похоже, что сюда сбросили всю наличность бывшего СССР. Банки хорошо пограбили в 91-м – 92-м годах. Плюс огромное число фальшивок, на которые уже не обращали внимания. Говорят, что скоро Россия введет новые деньги, но пока нашли вот такой выход из положения. В пересчете теперь ротный получал 112 долларов США, что вполне хватало бы прокормить семью, вот только они, видимо, пешком из Москвы идут.

Через сорок пять минут после вылета из Куляба капитан стоял напротив кассы в штабе батальона и читал написанное от руки объявление на ней, подписанное начфином: «Деньги переведены, но не поступили.» Самого начфина не было в штабе. Кабинет комбата закрыт, в штабе тишина.

– Где начальство?

– Ашурова провожают в Москву в Академию.

– И кто вместо него? Опять какой-нибудь мудак?

– Смирно! Товарищ полковник! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по штабу 783-го отдельного разведывательного батальона старший лейтенант Хабалин.

– Вольно! Что, капитан, служить надоело?

– «Служить бы рад, прислуживаться тошно!», товарищ полковник. – перед комроты стоял начштаба дивизии Тимофеев, по кличке «Витя».

– Я назначен командиром дивизии. Почему в таком виде? И чем Вы недовольны?

– Моя рота не получает денежного довольствия пять месяцев, товарищ полковник. Я только что вернулся с выхода в районе Сари-Гора. «Духи» сожгли 12-ю заставу. Разведгруппа лейтенанта Макарова эвакуировала пять человек 12-й заставы, три «двухсотых» и два «трехсотых». Вероятен ночной проход каравана на этом направлении.

– И почему Вы здесь, а не в Кулябе? Почему не в расположении?

– Прилетел с «карлсонами», чтобы получить довольствие. Не получил.

– И что?

– А чем детей кормить? Семьи и дети есть у всего комсостава.

Полковник сорвался на крик, от него «пахло» неплохим коньяком, огромный «аэродром» на голове придавал комическое выражение лицу. В общем, через несколько минут вырванный из тетради лист превратился в рапорт об увольнении из рядов Вооруженных Сил, подписанный обоими сторонами.

– Вот и вали отсюда! Кто хочет, тот служит, а кто не хочет – ищет причины, чтобы не служить! – услышал уже со спины кавалер трех орденов, с 1979-го года не вылезавший из боев ветеран Афгана. – Думаешь в Рашку свалить? Кому ты там на х… нужен?

Вот это – точно! Русских отсюда выживают, квартиру не продать, денег остался последний мешок, и каким-то образом нужно вытащить из Душанбе свое имущество. Квартира-двушка находилась в двух шагах от «Пентагона», жена, до распада, работала ГФЭИ преподавателем. Сейчас выходить за территорию стало небезопасно, занятий в институте нет. Дает частные уроки английского. На рынке возле института капитан продал «трофей»: часы «Seiko» с автоподзаводом.

– За «весло» больше дам! – намекнул про автомат бородатый моджахед, коих развелось последнее время немеряно. Отрицательно покачав головой, капитан сунул сто баксов в карман «афганки» и пошагал домой. Предстоял тяжелый разговор с женой. Перед этим он зашел в столовую батальона и снял с пояса котелок. Отварная картошка с жареным хеком. Блюдо остро подванивало прогорклым хлопковым маслом. Четыре кусочка белого хлеба и кружок соленого масла. Повар расщедрился и налил полную флягу компота из сухофруктов. Все это было незаконно, питание из общего котла он мог получать только на выходах, но денег не было. Та «сотня», которую он нес домой, предназначена для Тани и трехлетней Анастасии. Кстати, как и картошка с рыбой. Сам он перехватил в воздухе сухпая.