– Как-то с моральной точки зрения, -заметил Луноход, – сомнительное мероприятие.

– Ну это ты зря, – уверил Серёга, – они попадут под искупительный и очистительный огонь ВСУ. Как ни крути – хохлы нам не чужие и по любому ближе педерастов.

В знак согласия кивнул даже Таракан. Воцарилась общая задумчивость и длилась она не менее минуты. Следовало разрядить напряжение – ситуация с Украиной реально заставляла переживать каждого жителя России, даже тех, кто находится за колючей проволокой. Мне пришло в голову предложить Кучаку рассказать историю, как он напоил мужа соседки, живущей этажом выше, чтобы остаться с ней наедине. Тот попытался отбрехнуться:

– Не сочиняй. Она сама его напоила. Я ушёл, когда Володька ещё полутрезвый был и лыко вязал.

– Подожди, а как же ты рассказывал…

– Ты всё перепутал. Она ночью ко мне спустилась в одних колготках.

– Ого, – восхитился Костя, – это круто.

– Ну, не вру, только колготки капроновые, да и те местами рваные, а больше ничего.

– В каких местах рваные? – уточнил Луноход.

– Успокойся, в самых безобидно прозаических. И, по большому счёту, мелкий рядовой эпизодик не заслуживает внимания. Ты лучше расскажи историю про голубятню, которой2 вчера уши мне прожужжал.

Престарелый Кучак, как опытный дипломат, мог легко вывернуться из любой ситуации и направить мысли собеседников в другое русло. Ему удался его типичный трюк, но сама история весьма любопытна и показательна. Для застольных слушателей она не прозвучала, но читателям я решил её пересказать с некоторыми подробностями, которыми преклонных годов ясногорец поделился со мной в минуты душевных откровений.

Соседка, назовём её Тоней, находилась в столь мощном подпитии, что умудрилась заявиться к Кучаку без обуви и одежды, как уже было сказано выше. Случай – не рядовой, но и не столь редкий, как может показаться на первый взгляд. Пикантность ситуации заключалась в другом: они проспали до половины одиннадцатого часа дня. Каким образом можно было возвращаться домой Антонине в столь непотребном, хотя и соблазнительном виде? Она села в постели. Всклокоченные волосы, полусумасшедший взгляд и блуждающая улыбка выдавали её состояние. Александр Васильевич стыдливо шарил под одеялом, пытаясь обнаружить собственные трусы… На разведку был отправлен Кучак. Никаких проблем с проникновением в квартиру не возникло – дверь оказалась захлопнута лишь на защёлку. Тонин муж Володька спал одетым на диване, уткнувшись лицом в спинку. В прихожей, на резиновом коврике стояли две пары тапочек. Где брать одежду неверной супруги соседа, робко озирающийся вторженец не подозревал. На его счастье, он узрел в маленькой ближайшей комнате, около стола со швейной машинкой, висящее на спинке стула платье унылой расцветки. Схватив его, а заодно, пару потертых тапочек, налётчик шустро ретировался, громко хлопнув входной дверью. От дверного грохота пробудился муж. Этажом ниже истерила Антонина, с ужасом разглядывая платье:

– Что ты припёр? Это же свекровь притащила для ремонта и ушивания. Она в два раза толще меня. Как я этакую дрянь нацеплю на себя?

Тем не менее она скоренько надела сидевшую на ней мешком «обновку» и умчалась наверх. На диване, обхватив голову руками сидел Володька и тихо постанывал. Он шальным взглядом вперился в супругу:

– Ты где ходишь?

– Ходила смотреть, что за шум на лестничной клетке.

– И что там?

– Ерунда, коты расшалились.

– А-а-а. Пожрать что-нибудь есть?

Тоня упёрла руки в бока:

– А ты ничего не приготовил?

Володька не любил скандалов и перешёл на миролюбивый тон:

– Тонечка, выпить чего осталось?

Поняв, что одержала полную победу, хитрющая жена достала из холодильника неполную водочную бутылку и набулькала граммов сто пятьдесят жаждущему супругу. Тот выпил, повеселел и даже лицо его разгладилось. Он с недоумением осмотрел наряд жены:

– Что ты вырядилась в обноски матери?

– А во что ты мне прикажешь наряжаться? На диван брякнулся и захрапел, а я целую ночь вертелась то так, то этак… Решила вот с утра поглядеть, как я буду выглядеть старухой…

Муж виновато посмотрел на неё и… исправился. Всю следующую неделю супруги ходили счастливыми.

… Луноход поддался на провокацию и в нескольких штрихах обрисовал кусочек бирюлёвской жизни образца девяностых годов:

– К одиннадцати годам я уже курил, считался самостоятельным, зарабатывая на сигареты и сладости. Дело обычное: жизнь заставляла шустрить. Кто машины мыл, кто при заправках отирался, вставляя пистолеты в бак, кто шустрил при бандюганах. Я крал эмблемы с машин, а продавал в соседнем Царицино. Помнится, одна эмблема стоила (если по дешевке) 15 пачек «Винстона». Чем не жизнь? Потом я и зеркала для Газелей освоил. Особенно ценились те, что с поворотниками. Вот такие воровские, шельмовские и, как их стали называть позже, лихие, были девяностые годы. Каждый выживал как мог и никого ничего не удивляло. Вот типичная история. Гаишники тормознули пьяного водителя, не то, что совсем окосевшего, но в подпитии изрядном. Тот запел обычную в таких случаях песню: «Ребята, давайте договоримся». Те ему отвечают, что стоить это будет пара тысяч баксов. Водила обрадовался и заявил: «Не вопрос, только у меня купюра крупная – 5000 долларов». И действительно достаёт такую бумажку – денежную единицу не то Намибии, не то Ботсваны, точно не помню уже. А бумажка эта, чуть не самая мелкая купюра ихняя, одно название – доллар. Те дорожные грабители (а как их ещё назвать?) забирают крупную деньгу и дают ему три тысячи настоящих штатовских долларов сдачи…

Весёленькая жизнь. Школа – формальность, кругом капиталистические джунгли, а мы в них – мелкие хищники. Одно плохо – курить мне запрещали. Вы сами знаете: запретить курящему сигареты, всё равно, что не разрешать человеку дышать и отправлять естественные надобности. Во дворе тоже не больно подымишь – заложат в момент. Мы и повадились ходить в парк к голубятням – двойное развлечение: и накуримся всласть, и к птицам заберёмся под сетку.

Скептик Костя недоверчиво спросил:

– Какие голуби в Москве? Нет, не так спросил: с какого перепуга голубятни? Не хрущевские и не брежневские времена…

У Лёхи слегка дрогнули мускулы лица:

– Если ты хорошо знаешь Москву, а не только окрестности Курского вокзала, то имеешь представление о Бирюлевском парке. В нем же есть огороженные забором шесть соток, на которых и построены эти голубятни. Мы в них часто залезали из-за мальчишеского интереса. Понаблюдать за поведением птиц интересно. И как-то раз, приятель мой Валерка, свернул тридцать второй арматуриной замок навесной на двери самого невзрачного сараюшки…

– Там что, склад арматуры был? – поддел Костя, – не первой, не десятой, не двадцатой…

– Не сбивай и не ехидничай, я не о количестве говорю, а о размере. Какой ты технарь, если не знаешь арматурных стандартов, резьбовых?

– Да я пошутил, а ты всерьёз воспринял.

– Тогда не шути, а дослушивай. Заходим и охреневаем: внутри стоят ящики – метизы называются, я потом узнал, в них РПГ, ПТРК, ручные пулемёты, автоматы, патронные ящики. Мы со страху дали дёру, даже ни одного патрончика не прихватили… Вот тебе и бирюлёвское захолустье.

– С оружием-то что стало? – Кучак, оттянувший службу ефрейтором в боевой армейской части, с былым блеском в глазах посмотрел на Лунохода.

– Известное дело: менты приехали и забрали. Мы были так потрясены, что родители быстро из нас выпытали все сведения и позвонили в райотдел. Может – к лучшему, с дури малолетней такого могли наворотить…

Помолчали. Каждый задумался о чём-то своём. Мы с Кучаком – о коварстве судебной системы. Костя попытался выпросить у Александра Васильевича сигарету, но тот решительно отказал. С ним этот номер практически никогда не проходил. Сам он, будучи в добром расположении духа, нередко одаривал бедолаг страшнейшим в зоне дефицитом, но люто злился если у него что-либо просили, а тем более нагловато выклянчивали. Незадачливый любитель «стрельнуть» сигаретку-другую, без особого огорчения вздохнул: