– Хозяева ишаков сказали, что они – те шайтаны – в разговорах между собой были очень злы на вас, так как у них много техники пострадало, и машины сгорели. И там было им важное какое-то оружие, которое теперь тоже не работает и тоже много сгорело… Они хотят отомстить…

– Всё, ладно, спасибо, – резко прервал разговор комбат.

Старик в страхе вздрогнул.

– Джураев, передай ему нашу благодарность, – уже немного спокойней сказал комбат. – Гаджиев, посмотрите – если у нас тут мука осталась в машинах, то погрузите её тоже старику. Мешок ему дайте, если довезёт.

– Есть, товарищ полковник, – совсем по-армейски чётко стал отвечать Гаджиев, ощущавший себя сегодня важным человеком в серьёзном воинском процессе.

Комбат:

– Всё, вперёд, солдат, трогайте… И как вернётесь к себе, то пусть ротный об этом доложит обязательно. У вас на всё двадцать – тридцать минут. Вперёд!

Зампотех, который молча слушал всю эту информацию, наконец дал о себе знать:

– И что, Валер, теперь делать будем?

Комбат поворачивается к нему, сводит руки перед собой, как будто в них что-то держит большое и круглое, и с очень серьёзным видом и крайне убедительно говорит, протягивая руки к зампотеху:

– На, Володь, подержи арбуз…

Зампотех подхватывает несуществующий арбуз руками. Его мозг был загружен опасной по возможным последствиям информацией и не так быстро воспринимал любую дополнительную. Кроме того, зампотех не ожидал подвоха:

– Какой арбуз?..

Тут комбат отыграл какую-то лишь ему самому понятную роль в этой им же разыгранной сценке перед попавшимся ему бедолагой зампотехом. Он театрально развёл руки в стороны, привычно цыкнул и язвительно произнёс:

– А нету… Хер его знает, Володь, какой арбуз, – комбата донимало это почти детское любопытство зампотеха, которое в минуты опасности могло отвлечь от напряжённой работы над поиском решения…

Но комбату не до церемоний. Он был зол. И его мозг сейчас лихорадочно метался в поиске быстрого и оптимального решения. Потому что эта опасность уже предельно сформировалась и обозначилась: позиции и пусковые установки душманов были готовы к стрельбе.

Хотя существовал маленький шанс, что стрелять они будут, возможно, и не по ним вовсе. Но такая вероятность была мала, тогда как то, что опорник, эта их нынешняя позиция, стал целью предстоящего обстрела, было максимально ожидаемо. Точных данных о дне и времени движения хлебной колонны они не должны были знать. Значит, она не могла в этот раз быть их целью. Такой вариант исключался и оставались только они – именно РОП седьмой роты находился в радиусе поражения эрэсов.

Вместе с комбатом над этим вопросом размышляли и Алексей, и зампотех. Это была общая проблема и общая опасность, и угроза жизням их солдат.

Неожиданно Шаховской сказал:

– Вообще-то эрэсы – это не миномётные мины, и они вот так, как мины, – он начертил в воздухе пальцем горку, – летать не могут.

– И что-о? – без энтузиазма протянул комбат.

Но тут очень оживился зампотех, который уловил мысль Шаховского:

– А то, Валер, что если ими стрелять через гребень гор, то мы к нему стоим слишком близко, практически у подножия. Эрэсы сюда попадать не смогут. И если наводить так, чтобы эрэсы перелетали через горы, то они будут лететь и мимо нас, значительно дальше нашей этой точки. А это им без толку – впустую будут расходовать боеприпасы…

Его размышления поддержал Шаховской:

– Или стрелять в какие-то прорехи в горах по пологой траектории. Таких на местности, как видно, есть три направления, в створ которых можно вести огонь. И тогда эрэсы могли бы попадать по нам. Но вот те два направления дают слишком дальнюю дистанцию для доставки ракет. Место пуска оказывается далеко в пустыне от кишлака, где забирали ишаков, – вслух рассуждал Шаховской. – Там возить в одну лишь сторону километров двадцать – тридцать. И духи до утра бы не успели. Значит, остаётся лишь одно направление, одна расщелина в горах, ближайшая к тому кишлаку. И вероятная позиция оказывается рядом с кишлаком.

Зампотех уже совсем взбодрился:

– А дальность у них, на их самопальных пусковых, фиксированная: четыре километра до цели.

Шаховской его поправил:

– Там обычно два положения зафиксировано и пристреляно – четыре или шесть километров. Накрывать нужно обе вероятные. Сейчас точно определю на карте две вероятные позиции и их координаты.

– Немедленно дай их артиллеристам. Пусть быстро готовятся и по готовности открывают стрельбу. А седьмой роте надо срочно выдвигаться на дорогу. Пасько пусть там строит колонну для заправки. Лёш, не забудь Тасю забрать к себе в машину. Давай, Лёш, командуй, артиллериста вызывай, ставь задачу. Действуй, учись, таким молодым расти надо, – невесело подначил Шаховского комбат.

Офицеры стали быстро расходиться: комбат доложить ситуацию и утренние обстоятельства руководству опергруппы дивизии, Шаховской – ставить задачу Пасько и артиллеристам, а зампотех пошёл к своим топливозаправщику и водовозке, чтобы с ними двинуть на дозаправку машин Пасько на дороге.

Глава 21. Утренний выход на блок

После того как все присутствовавшие торопливо рассосались от летучки по своим насущным делам, Шаховской из кунга вызвал 300-й и стал быстро экипироваться: надел лёгкий бронежилет, «лифчик», взял автомат.

За это время к летучке подкатил его БТР. Вася сидел на броне, Женя торчал из люка. Молдаван затих внутри БТРа – по всей видимости, проявил крестьянскую смекалку понимая, что сейчас им всем достанется серьёзная взбучка за вчерашние «похороны». И он предоставил возможность основной воспитательный удар первыми заполучить остальным членам экипажа. Поступил он так не столько из собственной «хитромудрости», сколько из-за действительного ощущения вины. Впрочем, остальные, судя по их виду, тоже не испытывали особой радости и гордости за то «похоронное» происшествие.

Шаховской запрыгнул на машину и сразу, без предисловий, проинформировал:

– Женя, ещё раз – и в глаз как в бубен…

Женя понял, что гроза обходит стороной, так как настоящее наказание с таких слов не начинают, но с виноватым видом ответил:

– Лучше в бубен как в глаз, товарищ капитан…

– Короче, Женя, я тебя предупредил: если что-либо подобное повторится, то ты у меня на дембель последним пойдёшь. А вас, ребятишки, этим пугать не буду – вам ещё служить долго, как медному котелку. А очень может статься, что придётся не служить, а сидеть. Дисбат жил, дисбат жив и будет жить… И, возможно, что с вами там вместе… Вам понятно?

Вася уныло протянул:

– Поня-ятно, – солдаты уже понимали, что Шаховской зря слов на ветер не бросает.

Шаховской во время этого короткого разговора достал и надел шлемофон, одновременно продолжив своё «воспитательное мероприятие»:

– Ну что, наркоманы, буза прошла?

Женя решил, как старший, отдуваться за всех:

– Да какая там буза? Так, подкумарило немного…

Шаховской коротко бросил ему:

– Женя, шутки кончились, сегодня прощаю. Второй раз не обессудь – ты будешь у меня главным «злодеем». Понял?

Женя аж поперхнулся и закашлялся – настолько категоричной, веской, максимально достоверной, преисполненной уверенности в правоте сказанного была эта фраза. Он совершенно точно понимал, что всё будет именно так.

– Второго раза не будет, товарищ капитан, – глухо и убеждённо пообещал Женя.

«Войсковая молодёжь» между тем сидела и слушала каждое слово. Но было нечто совсем неуловимое после всех вчерашних боевых событий, что теперь назвать их «молодыми» было сложно. Они как-то вмиг повзрослели и возмужали.

Алексей вызвал по рации командира артбатареи, проинформировал, что сейчас подъедет к нему назначить цели, и чтобы тот был на месте. Жене же указал рулить на их позицию. Затем вызвал Пасько, сообщил, чтобы он вытянул колонну всех своих исправных машин в 8.30 на дороге – и там будет уточнение задачи. Пасько, на удивление, препираться не стал и буркнул: