Чувствую, что пришла пора.

– Нашел работу? – спросив, я взяла картошку фри и макнула ее в кетчуп. Мы наконец-то зашли в «Сьюзи бургерс», и сидим теперь дома друг напротив друга за кухонным столом среди смятых бумажных пакетов, упаковок из-под кетчупа и кучи салфеток. Последние дни я только и слышу, как в его комнате бубнит телевизор. Но сейчас ведь можно работать и удаленно, вдруг он нашел что-то такое. Надеюсь.

Держа гамбургер, он вскинул плечами, по руке стекает соус:

– Ну, я искал, ничего не подошло.

– А что бы тебе подошло?

Какое-то время Хадсон работал на лесопилке. Еще вроде пару раз был продавцом. Смутно припоминаю: совсем немного он проработал в магазине «Все для дома». В остальном я понятия не имею, чем он занимался последние несколько лет.

Даже не представляю, чем ему хочется заниматься. Единственным увлечением был бейсбол. Он его бросил, и я не знаю, нашел ли что другое.

Сын дожевал. Проглотил. Вытер рот салфеткой:

– Не знаю. Мне нравится работать руками. Надеюсь, с работой у дяди Браунинга все в силе.

– Еще не узнавал?

– Дядя обещал все уладить.

Звучит не слишком обнадеживающе.

– А что за работа? – спросила я.

– У него своя шахта.

– Шахта? Разве рядом с нами есть шахты?

– Да, рядом с Вистой-Фоллс.

Туда ехать полчаса, не так уж и плохо.

– Она под землей? – Мне жутко при одной только мысли.

– Нет, мам, – он забавно улыбнулся. – Это не угольная шахта. Там в основном добывают глину. Карьер сверху. Не под землей.

Немного успокоившись, я кивнула.

И все же было бы неплохо, помогай он мне по дому. Не хочу давать ему список дел, но от этого, пожалуй, будет толк. И для него, и для меня. Ясно ведь, он не знает, куда двигаться дальше. Пока не попробует, не узнает. Нужно начать. Помню себя: записалась на вокал, стала играть на фортепиано и уже всерьез задумалась о концертах.

А прежде только и делала, что мечтала. Представляла себя певицей: включала на всю катушку магнитофон и танцевала в комнате с расческой в руках. Пару раз пробовалась в мюзиклы – ходила на открытые прослушивания, роли так и не получила. Но на уроках по вокалу я обзавелась знакомствами, благодаря которым потом пела на свадьбах и корпоративах. Чем больше я выступала, тем сильнее мне это нравилось. И получалось у меня все лучше и лучше.

Видимо, и Хадсону нужна такая мотивация.

Мои мысли прерывает телефонный звонок.

– Ну вот. – Хадсон торопливо вытирает пальцы салфеткой и засовывает руку в карман, достает из джинсов телефон – звонок стал громче. Ответив, прикладывает трубку к уху. – Привет, дружище. Чего хотел? – Он сгреб упаковки в кучу, взял в свободную руку и выкинул в мусор. Громко рассмеялся: – Хорошо. Мне нравится! – Все за собой убрав, оторвался от телефона: – Я пойду, – прошептал он. – Спасибо за ужин.

Я кивнула.

– Да. Конечно, я в деле, – произнес он в трубку, выйдя с кухни.

Торможу его, пока не ушел из дома:

– Хадсон, подожди.

Он обернулся в дверях, бровь немного поднята, телефон у уха.

– Вечером в пятницу на ужин придут Кендра и Тео. Хотят повидаться, так что ничего не планируй, ладно?

– Ладно. – Я ожидала чуть более восторженного ответа. Но все же удивлена не сильно.

С того самого дня, как мы с Дарреном узнали, что я беременна Кендрой, наши споры по поводу детей не утихали. Я была бы рада и одному ребенку, но Даррен хотел еще, лучше мальчика. С ним он проводил бы много времени.

В итоге своего он добился, и у Кендры появился брат. Не сказать, что она обрадовалась. Все детство они постоянно дрались. Вот бы дети стали ближе – как было бы хорошо.

Доедаю бургер, встаю из-за стола и собираю оставшиеся упаковки. Ярко-розовое солнце клонится к горизонту, небо покрывается дымкой.

В доме Лесли горит свет, окна открыты. Замечаю ее силуэт на кухне, у столешницы, похоже, что-то себе наливает. Чай, скорее всего. Она всегда отдавала ему предпочтение. В те времена, когда мы еще были друзьями, я часто заходила к ней. Мы сидели на диване перед телевизором и пили чай. Наверное, поэтому мне было с ней так хорошо. Мы прекрасно дополняли друг друга. Она была моим якорем. Я могла расслабиться, побыть собой. Не надо было кого-то из себя строить, пытаться кому-то понравиться. И наоборот: я вытаскивала ее на тусовки, куда мы ходили только девочками, она открывала себя с новой, более эмоциональной стороны.

По мнению Даррена, она была идеальной женщиной. Знаю потому, что во время ссор он ставил ее образ жизни в пример.

«По вечерам Лесли всегда дома с семьей», – говорил он так, словно тут есть чему завидовать. Ругался, что я часто пропадаю ночами.

На деле у него не было никакого права упрекать меня в том, какую жизнь я выбрала. Ей-богу, когда он проводил вечера с детьми, он, в отличие от Лесли, на диване сидел уж точно не с чаем.

Какое-то время свою алкогольную зависимость он от всех скрывал. Но возвращаясь с концерта поздно ночью, в его дыхании я часто ощущала запах алкоголя. Уснув в нашей кровати лицом кверху, он громко храпел. Как ни странно, меня это не волновало. Думала, он пропустил пару стаканов. По этому поводу я ни капельки не злилась. Я и сама любила выпить. Еще до свадьбы я прекрасно знала о тяге Даррена к выпивке. На свиданиях мы всегда пили: до ужина – коктейли, во время – вино, после – портвейн. Когда мы приглашали гостей, Даррена больше волновал перечень вин, что будут на столе, чем блюда. Но я и предположить не могла, что есть повод для волнения. По праздникам мои родители тоже баловали себя алкоголем и за ужином нередко пили коктейли и вино.

Но когда я начала регулярно находить в мусорном баке на улице спрятанные пустые бутылки от виски, я поняла, что у Даррена зависимость.

Однажды концерт отменили буквально в последнюю минуту. В тот вечер я и поняла весь ужас ситуации. Помню, ехала домой с мыслями, что муж и дети будут мне рады. Даже очень. По пути взяла любимое мороженое Даррена. Я была уверена, так бы поступила Лесли. У нее в холодильнике всегда лежало любимое мороженое Джеймса и Хезер. В тот раз я решила побыть идеальной женой. Той, что в своем муже души не чает. В холодильнике которой всегда лежит его любимое мороженое.

C пакетом продуктов я взлетела на крыльцо дома.

– Всем привет, я дома! – зайдя крикнула я.

Справа шумел телевизор. Когда я повернулась, Даррен вскочил с дивана, словно его застали за чем-то непристойным. Я взглянула на телевизор – может, он смотрит порно. Сверху послышался шум, я поняла, что хотя бы один ребенок там. Но Даррен смотрел сериал «Я люблю Люси» – не совсем то, чего стоит стыдиться.

– А что, ты что-то забыла? – спросил он. Не такого приема я ждала.

– Концерт отменили. – Прохожу дальше, замечаю его раскрасневшееся лицо и стеклянный взгляд. С болью в груди беру сумку с продуктами. – Я твое любимое мороженое купила.

– Спасибо, малыш, – ответил он, что для него было совсем неестественно. Он редко звал меня «малыш».

Заглянув ему за плечо, увидела на кофейном столике бутылку виски «Макаллан», рядом пустой стакан, на дне которого оставалась янтарная жидкость. Я нахмурилась.

– Где дети?

– Дети? – Он провел рукой по лицу. – Наверху уроки делают. – Он говорил слишком медленно, немного спутанно.

– Они ужинали?

– Да, они захотели макароны с сыром. Готовила Кендра, – его лицо осветила улыбка гордости, как и всегда, когда он говорил о Кендре. Он часто рассказывал, как дочь помогает ему, когда меня нет дома. Я думала, ей нравится помогать отцу. Они всегда были так близки. Но сейчас я задумалась, а не делала ли она это из необходимости.

От таких мыслей мне стало не по себе, я разозлилась. С горечью думала о его упреках, что после концертов я гуляла с ребятами и порой возвращалась домой пьяная. Как часто он сравнивал меня с Лесли и другими соседками, словно хотел, чтобы я была как они. Как он только смел представлять меня в роли степфордской жены[3], в то время как сам нажирался уже к шести вечера?