Виталий Семёнович пригласил из другой комнаты мужика, представил – главный геодезист партии Анатолий Иванович Зуевский, под его началом мы и будем работать. Посидели все вместе, поговорили. Партия наша называется «Нижне-Тунгусская гравиразведочная партия», но не от слова «гравий», а от слова «гравитация», будем исследовать гравитационное поле Земли. Площадь работ – почти четыре тысячи квадратных километров. Сейчас все отряды заняты рубкой просек. Эти просеки должны покрыть, как сеткой, всю площадь, по ним уже пойдут отряды с приборами, и мы будем работать в этих отрядах. Вот такую перспективу нарисовало нам наше начальство. А пока не вышли из тайги рубщики, надо их подождать, тариф нам уже идёт, зарплата капает.

И начались дни ожидания. Развлечений здесь никаких, клуба нет, да и молодёжи не видно, как подрастут – сваливают из этой глуши. Население наполовину – тунгусы (так их здесь зовут, но вообще-то правильно – эвенки), а наполовину – русские. Все занимаются охотой, этим и живут. Как начинается зима, выпадает снег, шкурки у зверьков становятся «выходными», то есть прочными, нелинючими, охотники уходят на всю зиму в свои угодья добывать пушнину – соболя и белку. Всю зиму живут в зимовьях в одиночку, редко кто охотится с напарником. Охотятся, выделывают шкурки, весной их сдадут, получат денежки и на эти деньги живут до следующего года. Вот такая жизнь.

Забот у нас немного: натаскать дров для костра, сварить поесть, вымыть посуду и завалиться спать. Первый раз я сунулся в тайгу за дровами и через пять минут выскочил, как ошпаренный – туча комаров поднялась из травы, и все набросились на меня. У нас на поляне около речки ветерок их сдувает, не так чувствуется, а в лесу это – просто ужас! Пришлось намазаться диметилфталатом, выдала нам Зинка такую маслянистую бесцветную жидкость от комаров – помогает.

С кладовщицей мы быстро скорешились, палатки наши близко стоят. Она нас по именам, и мы её просто Зиной зовём, а между собой – Зинкой. Нашли себе развлечение – карты, играем в дурака. Саня Пушкин отказался играть, говорит – не умею, ну да бог с ним, мы играем вчетвером, двое на двое: Алик с Валеркой, а я с Зинкой. Играем на интерес: кто проиграет – вытягивает карту, и, сколько она очков (дама – три, семёрка – семь, туз – одиннадцать), столько кругов проигравшие бегут вокруг палатки. Играем весело, с подначиваниями, с прибаутками, друг на друга не обижаемся, все понимают, что всё это не всерьёз, просто убить время. А дни стоят тёплые, погожие, иногда спускаемся к реке искупнуться. Река спокойная, течение слабое, кое-где её можно перейти вброд, но глубина доходит до подбородка.

Вечером пробовал рыбачить, но клевала только мелочь, видимо, около деревни рыбу всю распугали. Зато хорошо посидел на берегу с удочкой – отдохнул, помечтал.

Каждый день переправляемся на лодке в деревню, проходим вдоль неё по тротуару из досок. Токма – деревня небольшая, за 10 минут проходим её из конца в конец. Заборов нету, кроме как у нашей конторы, дома стоят широко друг от друга – места много, хватает. Огородов не видно, лишь кое-где разбита грядка с зеленью, видимо, земледелие здесь не уважают. По улице бегает много собак, но ни одна из них на нас ни разу не гавкнула, они бегают, заняты какими-то своими собачьими делами. Собаки все – лайки, с хвостами колечком, охотничьи, выучены на зверя, на птицу, а на людей не обращают внимания, не лают. А других собак здесь не держат.

Мы заходим в контору узнавать новости, но новостей пока нет, никто из тайги не вышел. Я в конторе остаюсь подольше – рассматриваю карту работ на стене, расспрашиваю, мне всё интересно. В камералке кроме главного геодезиста сидят три женщины, что-то пишут, считают, рисуют, к ним я с расспросами не пристаю. В основном пытаю Зуевского, главного геодезиста. Он мужик уже в годах, лет сорок. Оказывается, это он выполнил карту работ нашей партии, что висит на стене. У него каллиграфический почерк и, видимо, твёрдая рука: карта нарисована чётко, красиво, профессионально. Он мне рассказал: район работ протянулся с востока на запад на 66 километров и с севера на юг – на 56 километров. Вертикальные просеки (с севера на юг) называются магистралями, горизонтальные (с востока на запад) – профилями. На всех профилях через 500 метров наносятся точки наблюдений – пикеты, их почти 2000. Мне всё это ужасно интересно, я вглядываюсь в карту, пытаюсь представить себе, как будем форсировать реки (а просеки их пересекают, и неоднократно), как будем преодолевать болота (их тоже хватает). Скорей бы в тайгу!

Через три дня к нашей палатке пожаловало начальство – Виталий Семёнович Крисан. Мы только позавтракали, собирались в контору, а он сам нас посетил. Оказывается, он договорился с местными насчёт лошадей, промхоз даёт нам в аренду четыре лошади, но эти лошади находятся на выпасах в тайге, надо их пригнать. За ними отправится тунгус Афанасий и ему нужен помощник, то есть кто-то из нас. Есть добровольцы?

Я, конечно, ни минуты не думая, вызвался первым, хотя никогда в жизни не имел дела с лошадьми. Ничего, научимся, самое главное – я попаду в тайгу, мучиться бездельем уже надоело.

Через полчаса я уже был на берегу Непы. Взял продуктов на пару дней, закинул рюкзак на плечо – всё, готов. Мы поплывём на лодке, называется – шитик. Гнутые борта из досок, чёрная, просмоленная, вместительная – мне она понравилась. Хозяин лодки – Василий – спокойный и немногословный, отвезёт нас до зимовья на реке Иришка и вернётся назад. А мы с Афанасием должны поймать лошадей и пригнать их в Токму.

Афанасий – щупленький низкорослый тунгус, реденькая бородка и усы, лет ему где-то под пятьдесят. При знакомстве со мной назвался Афоней, так его все зовут. А мне неудобно такого в годах человека называть просто по имени, я спрашиваю:

– А как по отчеству?

Вижу по его невнятным словам, что он не понимает, о чём его спрашивают, пытаюсь объяснить попонятней:

– Ну, отца твоего как звали?

– Нету отца, медведь его мал-мал задрал.

Вот так: нет отца – нет и отчества, стал он и для меня, как для всех, Афоней.

До Иришки по воде километров сорок, река крутит, петляет, плывём то к солнцу, то от солнца, но ясно, что не заблудимся, река приведёт точно. Василий сидит на корме, держит ручку мотора, а мы с Афоней расположились посередине на банках (скамейках) и любуемся природой. От носа лодки разбегаются два уса и достигают каждый своего берега, река неширокая. Береговые обрывы возвышаются метров на 8, на них тайга – кедры, ели, лиственницы, некоторые подмыты и упали кроной к реке. Тепло, нас обвевает ветерок от движения лодки – красота!

Проплыли с час – начал барахлить мотор, работать с перебоями, а потом и совсем заглох. Василий заматерился, снял крышку с мотора, начал копаться, а мне говорит – возьми шест, толкайся, хоть потихоньку будем продвигаться, вдруг мотор не заработает? Я взял шест, перешёл на нос. Лодка плывёт по течению, но течение слабое, и я немного помогаю ей, толкаясь шестом и не давая крутиться.

Как только мотор замолчал и скорость упала, на нас набросились пауты – большие кусучие мухи, их ещё называют слепни или оводы. Целое облако этих тварей образовалось вокруг меня и носятся в разных направлениях, как молекулы в броуновском движении. После каждого толчка шестом я шлёпаю ладонью по шее, по щеке, по носу – где почувствую укус, и очередной труп падает к моим ногам на дно лодки. Пока Василий наладил мотор и тот заурчал, погнал наш шитик вперёд, у ног моих образовалась приличная кучка этих кровопийц. Я сгрёб их в кучку и выбросил за борт, пусть рыбы порадуются.

А мы между тем приплыли к зимовью. Оно стоит на высоком берегу, рядом в Непу впадает речка Иришка, просто большой ручей. Василий не стал задерживаться и поплыл назад в Токму, теперь ему плыть против течения, это дольше, а хочется вернуться засветло. Ну а мы с Афоней пошли к зимовью. С нами ещё его собака, молодой кобелёк Серко, для тунгуса собака и олень – это члены семьи, самые близкие товарищи. Зимовье добротное, большое, в нём порядок. Есть печка, запас дров, к потолку подвешены мешочки с крупой. Всё, о чём читал в книгах, подтверждается.