— Когда Маркос покинул Мидкемию в конце Войны Провала, я сказал вам, что я бы почувствовал, если бы он умер.

Пуг спросил:

— Ты думаешь, он мертв?

— Я знаю, что он мертв.

Пуг поглядел на Миранду, но ее лицо было непроницаемым. Тогда он сказал Гатису:

— Из всех из нас ты знал его лучше всего. Для тебя это, должно быть, тяжелая утрата. Прими мои соболезнования.

— Я ценю ваше участие, мастер Пуг, но вы меня не правильно поняли. — Он сделал им знак следовать за ним. — Я должен вам кое-что показать.

Они поднялись и пошли за ним по длинному коридору. Он вывел их наружу, провел через луг, который начинался за домом и слегка повышался, переходя в склон холма. Когда они были на полпути к вершине холма, Гатис показал им укромную пещеру.

— Что это за место? — спросил Пуг.

— Увидите, мастер Пуг, — сказал Гатис, пропуская их в пещеру.

Внутри пещеры они увидели маленький алтарь, а на нем — изображение человека, сидящего на троне, человека, знакомого и Пугу, и Миранде.

— Отец, — прошептала Миранда.

— Нет, — сказал Пуг. — Сариг.

Гатис кивнул:

— Это действительно утраченный Бог Волшебства.

— Что это за место? — спросила Миранда.

— Усыпальница, — сказал Гатис. — Когда Черный меня нашел, я был последним из целой расы, которая некогда занимала в этом мире высокое положение.

— Ты говорил, что ваша раса по отношению к гоблинам была тем же, что эльфы по отношению к моредхелям, — сказал Пуг.

— Это упрощение. Эльфы и Темные Братья — один и тот же народ, избравший различные пути. Мой народ, хотя и отдаленно родственный гоблинам, был гораздо выше, чем они. Мы были расой ученых и наставников, художников и музыкантов.

— Что же случилось потом? — спросила Миранда.

— Войны Хаоса длились несколько столетий.. В сознании богов они прошли в одно мгновение, но для меньших существ они продолжались в течение жизни нескольких поколений. Люди, гоблины и пигмеи были среди тех, кто прибыл в Мидкемию в конце Войн Хаоса. Мой народ остался в своем родном мире. Другие расы процветали, а наша захирела. Маркос нашел меня, последнего из всей расы, и перенес сюда.

Миранда сказала:

— Сочувствую.

Гатис пожал плечами:

— Это путь вселенной. Ничто не вечно, даже сама вселенная. Но мой народ был еще и расой жрецов.

Глаза Пуга расширились.

— Вы были жрецами волшебства!

Гатис сказал:

— Точно. Мы поклонялись Саригу, хотя и под другим именем.

Пуг осмотрелся и нашел в стене выступ, на который можно было сесть. Устроившись поудобнее, он сказал:

— Продолжай, пожалуйста.

— Как последний из своей расы я отчаянно пытался найти, кому передать основы культа Бога Волшебства. Я хотел до своей смерти увидеть, что наша вера будет жить в веках и что в Мидкемию вернется волшебство.

Миранда сказала:

— В Мидкемии всегда была магия.

— Я думаю, что он имеет в виду Высшую Магию, — сказал Пуг.

— Больше того, — уточнил Гатис. — Возвращение магии, которое было предначертано.

— Предначертано кем? — спросила Миранда.

— Самой природой магии.

— Магии не существует, — улыбнулся Пуг.

— Точно, — сказал Гатис. — Накор полагает, что во вселенной есть лишь первичная сущность, которой любой может воспользоваться и извлечь из нее выгоду, если постарается. Отчасти он прав. То, что известно людям как Низшая Магия, — это интуитивная магия, магия музыки и поэзии, чувств и переживаний. Вот почему маги более низкого уровня соотносят себя с тотемами или стихиями. Адепты других религий считают, что магия — это услышанные молитвы. Они правы, хотя не в том смысле, как сами полагают. Это не их боги откликаются на их молитвы, а, скорее, природа самой магии отвечает природе их частных духовных запросов. Именно поэтому, кстати, жрецы высокого ранга и наиболее умудренные члены каждого ордена могут творить чудеса, похожие на чудеса жрецов других религий, тогда как рядовые жрецы и верующие не одобряют смешения магии и культа как такового. Все это часть одного целого.

— То есть ты хочешь сказать, что маги на самом деле все те, кто поклоняется Саригу? — спросила Миранда.

— В каком-то смысле, но не совсем. Каждый раз, когда произносится заклинание Высшей Магии, верующему представляется возможность угостить Сарига крохами своего поклонения и тем самым немного приблизить его возвращение к нам.

— Хорошо, — сказала Миранда. — Тогда почему же ты до сих пор не в Стардоке и не обращаешь в свою веру учеников?

Пуг рассмеялся.

— Политика.

— Точно, — сказал Гатис. — Представьте только, что будет, если кто-то вроде меня явится в Академию и попытается рассказать там то, что вы сейчас услышали.

Миранда кивнула.

— Я вижу, к чему ты клонишь. Я достаточно испытала в жизни и понимаю, что ты, вероятно, прав, но все же мне трудно поверить.

— Дело в том, что ты — продукт твоего обучения, как и я, впрочем, — сказал Пуг. — Мы должны подняться над этим.

— Какое это имеет отношение к нам? Я имею в виду — почему ты говоришь нам об этом сейчас?

— Маркос Черный был самым могущественным магом в Мидкемии до тех пор, пока мастер Пуг не вернулся из Келевана, — сказал Гатис. — Пока я живу, моя обязанность — оставаться рядом с таким человеком, кем бы он ни был. Пока был жив Черный, я был связан с ним, где бы он ни находился. Теперь его больше нет, и я должен продолжить свое дело во имя Сарига.

— То есть ты хочешь создать такую же связь со мной? — спросил Пуг.

— Можно сказать и так, но вы должны точно знать, что входит в это понятие. Вам известно, какого рода соглашение существовало между Маркосом и Саригом. Сариг потребовал от Маркоса быть его представителем на Мидкемии и наделил соответствующими полномочиями. Именно вы нарушили связь между ними.

Пуг сказал:

— Но в конце концов Маркос использовал силу Сарига, чтобы нанести поражение Мааргу.

— Возможно, — сказал Гатис. — Я при этом не присутствовал, но если все было так, как вы описали, значит, это был прощальный дар Сарига Маркосу. Он наделил его властью уничтожить себя и демона, поскольку иначе сам пал бы жертвой той силы, что стоит за демоном.

— Той силы, что стоит за демоном? — переспросила Миранда, осознав вдруг, что в ее памяти есть участок, до которого она не может добраться. — Мне кажется, я понимаю.

Гатис кивнул.

— Уверен, что понимаете. С другой стороны, вы, мастер Пуг, с Саригом не связаны. Даже ваша сила была дана вам не в этом мире. Ваша связь с цуранским наследием и прирожденная связь с Мидкемией превратили вас в своего рода стороннего наблюдателя. Именно благодаря этому сейчас у вас появилась возможность выбора.

— И что же это за выбор?

— Вы понимаете теперь, что столкновение, которое длится уже века, это противоречие между силами столь древними и великими, что ум смертного не в силах постигнуть их, и наша роль в этой битве чрезвычайно мала. Выбор, стоящий перед вами, таков: вы можете и дальше действовать независимо, руководствуясь побуждениями, которые сами считаете достойными, или можете посвятить себя Саригу и занять место Маркоса. Выбрав второе, вы станете гораздо могущественнее, чем сейчас, ибо получите силу и знания богов Мидкемии, по-прежнему обладая тем, что узнали на Келеване.

— Другими словами, ты хочешь сказать, что я был избран и специально обучен, чтобы стать преемником Маркоса?

Какое-то время Гатис молча разглядывал Пуга.

— Вот что я вам скажу, мастер Пуг: часто мы действуем по причинам, которых сами не до конца понимаем. Кто может сказать, делал ли что-нибудь Маркос без влияния Сарига? Маркос нашел вас еще младенцем и открыл в вас некий редкий и могучий дар; не знаю, понимал ли он, каким вы станете в будущем. Я бы не стал утверждать, что он выбрал вас на роль своего преемника, но могу сказать, что теперь вы можете им стать. Все зависит от вас.

— Чем мне придется пожертвовать? — спросил Пуг.

— Свободой, — сказал Гатис. — Вы обнаружите, что вам будет необходимо совершать поступки, которых вы не сможете объяснить. Маркос заявлял, что он способен видеть будущее. Отчасти это была правда, но в основном — лишь актерство, тщетная попытка талантливого человека заставить всех думать, что он гораздо могущественнее чем есть на самом деле. Ирония судьбы, ибо он и так был могущественнее всех, кого я знал, пока не встретил вас, мастер Пуг. Но даже самый могущественный человек не совершенен, у меня было достаточно времени это понять. В любом случае вы обнаружите, что ваша жизнь больше вам не принадлежит.