Труд и наслаждение оставались и должны были оставаться в условиях классовых антагонистических обществ оторванными друг от друга. Труд трактовался либо как бремя, не дающее возможности развить личность, либо как долг, который обязан исполнить человек, пусть и с пафосом самоотречения. Строго говоря, только пролетариат окончательно освобождается от этой морали христианского смирения перед «обязанностью» трудиться. Понятно почему. Только рабочий класс, освобождая себя, освобождает все общество, освобождает и сам труд, делая его делом чести и славы. И если мы, забегая вперед, обратимся к нашему времени, к социалистическому обществу, то возвращение любой форме труда ее творческого характера представляет собой одно из высших достижений социализма, имеющее огромной важности последствия и для художественной культуры.
Только социалистическое общество снимает роковое противоречие, возникшее вместе с классовым обществом и в классовом обществе развивавшееся и углублявшееся, противоречие между творчеством и трудом, наслаждением и работой, в то время как в действительности, по своей сущности, именно труд, как основное содержание жизнедеятельности человека, и является творчеством. В любом классовом обществе труд является единственным источником материальных и духовных благ, но экспроприация труда приводит к тому, что в сознании людей возникала антитеза духовного творчества, прежде всего искусства, как творчества в собственном смысле слова, и материального труда, который якобы по самому своему существу не может быть творчеством.
Правда, идеологическое осмысление этого реального противоречия получает свое полное развитие только в эпоху капитализма. Еще в средние века и в античном мире между трудом и искусством, как указывалось выше, не существовало такой резкой грани. Время рождения капиталистических отношений зафиксировало происходящий перелом в ряде анекдотов. Рассказывают, например, чрезвычайно в этом смысле поучительный анекдот о фламандском художнике XVII века Тенирсе, который, будучи уже широко известным мастером, приехал в Париж и, остановившись в гостинице, велел позвать к себе брадобрея. Брадобрей явился, сделал свое дело и, когда художник спросил, сколько он должен заплатить, парикмахер обиделся и воскликнул: «Помилуйте, какие могут быть счеты между артистами!» Но то, что было воспринято тогда как нахальство цирюльника, на самом деле явилось выражением гордости по-средневековому мыслившего ремесленника, артистически ценившего свое мастерство. Ромэн Роллан в образе Кола Брюньона сумел с большим чутьем уловить поэзию ремесленника, еще по-средневековому привязанного к своему ремеслу, но уже обладающего чувством ценности своего личного творчества — чувством человека Ренессанса.
Однако это переходное состояние было сравнительно непродолжительно. Художественное ремесло эпохи Ренессанса и затем барокко дало много замечательных произведений, свидетельствующих о еще не уничтоженном капиталистическим разделением труда единстве материального производства и искусства. Более того, именно этот переходный период истории создал подлинно артистическое художественное ремесло. Богатство творческой индивидуальности и прочная ремесленная традиция здесь весьма плодотворно обогащали друг друга. Но чем дальше шло развитие буржуазных отношений, тем более ясной становилась враждебность господствующего способа производства искусству. Любопытно, что еще в XVII веке делаются попытки организовать художественное производство по принципу мануфактуры. Наиболее яркий пример — мастерская Рубенса. Но в эту эпоху мануфактурное разделение труда между Иордансом, Ван-Дейком и самим Рубенсом не принижало отдельных художников до уровня «частичных рабочих». Уже «индустрия романов» Александра Дюма-отца — яркий пример гибели таланта в условиях капитализма. Но наиболее наглядно это — в современной американской организации кинопроизводства, где, например, многие работники сценарного отдела цинично превращены в изготовителей эпизодов определенного характера.
IV.
Вернемся, однако, к анализу того глубокого переворота, который совершился в отношениях между искусством и обществом в эпоху перехода первобытного общества в общество классовое. К этому времени в основном дифференцируется духовное и материальное производство, и искусство становится уже особой формой идеологической деятельности. Искусство, однако, в это время еще существует как непосредственно связанное с трудом, а следовательно, и с трудящимся человеком, то есть — как искусство непосредственно народное.
В первобытном обществе существует только это народное художественное творчество, искусство, принадлежащее всему обществу, обслуживающее все общество, им создаваемое, прочнейшим образом связанное со всеми членами общества и своим содержанием и формами своего бытования. Именно поэтому, может быть, такое огромное значение вообще в дальнейшей истории художественной культуры имеет фольклор. Фольклор как художественная форма впервые возникает в тех условиях, когда нет разрыва между искусством и народом, непосредственным производителем материальных и духовных ценностей общества. Искусство в своих фольклорных формах воспроизводит народную жизнь и удовлетворяет определенные народные потребности, хотя, бесспорно, эта фольклорная художественная культура первобытного общества еще ограничена в своей практике, еще удовлетворяет очень узкую сферу интересов первобытной общины. Тем не менее образы фольклорного искусства неразрывно связаны с жизнедеятельностью всего народа в целом. Мифологические образы в поэзии, орнаменте, танце равно понятны всем членам общества, оформляют практику каждого человека.
Фольклор создал огромные, глубокие по своей значимости образы; правда, они всегда в своих первоначальных формах несут на себе печать наивности, простосердечия, соответствующих относительной узости самой общественной практики. Но поэзия мифов о героях, борющихся с враждебными народу силами (Илья Муромец, Геракл, Вейнемейнен), отражает высокие народные представления о том, что нет интересов высших, чем доблесть труда на благо своей земли.
Являясь, в буквальном смысле слова, народным творчеством, все первобытное искусство было самодеятельным искусством. Профессионализация искусства — явление сравнительно позднее. Она завершается только на высших ступенях первобытно-общинного строя. В классовом обществе искусство дифференцируется окончательно, как особая форма идеологии, производимая профессионалами-художниками. В первобытном обществе поэтом нередко оказывается жрец, скульптором — кузнец, артистом — рядовой участник общенародного праздника. В условиях зарождения классов появляются художники-профессионалы, оказывающиеся уже выразителями определенных классовых интересов. Что же касается первобытного искусства, то оно знает лишь начатки художественной профессионализации, связанной, как правило, с формированием ремесел — строительного, кузнечного, гончарного и других.
И вот, когда происходит переход от первобытного искусства к искусству классового общества, то параллельно с материальной экспроприацией трудящихся происходит другой процесс, тоже очень тяжелый, мучительный, сложный — процесс их духовного порабощения.
Всякое искусство в любых формах и любых исторических условиях существует только лишь в результате труда самого народа, в классовом обществе — труда угнетаемых, эксплуатируемых. Больше того, всякое искусство, если это великое искусство, так или иначе, в той или иной степени и форме опирается на народ, отражает его интересы и стремления. Но при всем том как раз в эпоху появления классового общества художественное творчество оказывается предметом экспроприации со стороны господствующих классов. Эта экспроприация — процесс очень длительный и сложный. Она происходит по-разному в рабовладельческом обществе на Востоке, в рабовладельческом обществе античности, в обществе феодальном, но в тех или иных формах происходит повсюду.
Здесь нет необходимости касаться различных исторически существовавших форм этой духовной экспроприации, в частности экспроприации господствующими классами художественного творчества. Укажу лишь в качестве примера на то, как она совершалась в античном обществе. Благодаря особенностям экономической структуры самого античного рабовладельческого общества эксплуатируемый класс, класс рабов оказался вообще низведенным до уровня орудия производства, приравненного к орудиям и рабочему скоту, и исключен из состава гражданского общества. Рабы полностью лишались возможности жить человеческой жизнью, и лишь с большим трудом и в ограниченной мере могли формировать свое классовое самосознание. Но на данном историческом этапе существование рабства было не только необходимостью, но и единственной формой осуществления прогресса; развитие искусств и наук было возможно «...не иначе, как при усиленном разделении труда, в основу которого должно было лечь великое разделение труда между массами, поглощенными простой физической работой, и немногими привилегированными, управлявшими трудом, занимавшимися торговлей, государственными делами, а позже искусствами и науками».
