Йеллинг в некотором замешательстве утвердительно кивнул.
— Да, действительно, — ответил он. — Наши обязанности весьма малоприятны… Значит, вы предполагаете, что Оливер бежал, чтобы избавиться от наших подозрений?
— Я не предполагаю, — тотчас возразила она. — Это в самом деле так.
— Но если нечего скрывать, то ему нечего и бояться.
— Неправда! — раздраженно ответила Кэрол. — Вы лучше меня знаете, что не виновные боятся полиции, а именно те, кто ни в чем не виноват.
— Это тоже верно, — признал Йеллинг, восхищаясь решительным и искренним тоном женщины.
Теперь уже полил ливень, и в комнате стало почти совсем темно. Кэрол встала и зажгла электричество. Холодный желтоватый свет лампочки наполнил маленькую комнатку. После долгой паузы Йеллинг проговорил:
— Вам покажется странной моя просьба, но я вижу, что ваши моральные воззрения чуточку отличаются от остальных Стивов. Не могли ли бы вы мне их изложить?
Однако Кэрол не выказала удивления. Она зажгла очередную сигарету и сказала:
— У меня нет никаких теорий. Я просто живу.
Немного помолчав, она продолжала:
— Братья думают лишь о далекой, абстрактной справедливости, холодной, как геометрическая теорема. Я же — о справедливости менее теоретической, более человечной. Их и отца оскорбляет и раздражает то, что произошло с Люси. А меня нет. Раз так случилось, значит, судьба.
— Это фатализм, — пробормотал Йеллинг.
— Да нет, не фатализм. Напротив, я считаю, что нужно бороться с судьбой, но за будущее, а не задним числом. Прошлого не исправишь.
— Тогда я думаю, что Люси, наверно, больше любила вас, чем остальных членов вашего семейства… — заметил Йеллинг.
— Люси была такая же, как я. Мы с ней одинаково думали, даже внешне были немножко похожи. Поэтому она и вышла за Оливера и, в общем, ладила с нами. И все было бы хорошо, будь у нас побольше денег.
Кэрол Стив говорила раскованно, словно вспоминала о чем-то далеком, но с лица ее не исчезало напряженное выражение. Когда она на минутку замолкала, слышался громкий стук дождя в окна.
— Если бы мы не были так бедны, я никогда бы ей не позволила ходить в «Караван-холл» и опять встречаться с Жеро. Я знаю, что ничего плохого в этом не было. «Караван-холл» — вовсе не ад, как считают братья, а Жеро по-отечески относился к Люси. Но если бы она не стала туда вновь ходить, может, она была бы еще жива.
— Значит, вы считаете, что если мы хотим найти разгадку, то за исходную точку надо взять «Караван-холл»?
— Я ничего не считаю, — ответила, может быть, слишком категорично Кэрол. — Я только говорю, что, если бы Люси не ходила туда, может быть, она была бы еще жива.
Артур Йеллинг встал. Он хотел уйти, хотел сразу же отправиться в «Караван-холл», но увидел в окно настоящий потоп и, раздосадованный, вновь опустился на стул. Кэрол улыбнулась.
— Вы собирались бежать в «Караван-холл»? — спросила она. — Придется переждать ливень…
— Да, вы правы.
Некоторое время они молчали. Хотя лил еще сильный дождь, небо уже прояснялось, и раскаты грома становились все слабее и отдалялись. Йеллинг сказал:
— Знаете, полиция обычно собирает сведения, расспрашивая всех в округе, жителей соседних домов… Так вот, я узнал, что у вас есть один забавный обычай… извините, я не хотел сказать «забавный»…
— Какой же? — холодно спросила Кэрол.
— Не знаю, как бы точнее сказать… Я говорю то, что мне доложили, — продолжал Йеллинг. — …Вроде по вечерам, прежде чем лечь спать, вы все садитесь вокруг стола и…
— Это проверка нашей совести и морали, — как нечто совершенно естественное объяснила Кэрол. — Мы громко, вслух, рассказываем о том, что совершили недостойного за день, и даем обещание завтра быть лучше, достойнее.
Она говорила без улыбки, но в ее словах не чувствовалось никакого жара. Словно она сама не особенно-то верила в то, что ему объясняла.
— Проверка совести и морали… — пробормотал Йеллинг. — Люди по соседству говорят об этом как о каком-то колдовстве. Мальчишки подслушали в окно…
Вновь наступило молчание. Йеллинг поднялся, так как на небе появились голубые просветы, дождь ослабел, хотя еще не совсем прекратился.
— Последний вопрос, — сказал он. — Я не раз спрашивал себя, как такой человек, как ваш брат Оливер, мог познакомиться с Люси Эксел и на ней жениться? Ведь он не был завсегдатаем «Караван-холла» и не из тех, кто волочится за кассиршами кафе…
Прежде чем ответить, Кэрол хорошенько подумала, потом покачала головой.
— Не знаю… В самом деле, не знаю, — ответила она. — И мы тоже толком этого не поняли. Однажды он привез сюда женщину и сказал, что на ней женится: это была Люси.
В голосе Кэрол звучали чуть ли не нежность и сожаление. Йеллинг это заметил, но не подал виду. Он попрощался легким поклоном и подошел к двери.
— Извините, постараюсь по возможности вас как можно реже беспокоить… — отворил дверь, чтобы выйти, и вдруг, словно вспомнив что-то важное, остановился и спросил:
— А у вас в доме есть оружие?
— Что?
Йеллинг как можно вежливее повторил:
— У вас в доме есть оружие?
Кэрол раздавила ногой окурок.
— Да, — спокойно ответила она. — Старый револьвер отца. Дом наш стоит на отшибе, и отец хотел, чтоб у нас было оружие.
Лицо Йеллинга отобразило тревогу и удивление.
— Но вы же о нем не заявили, — сказал он.
— Редко кто заявляет об оружии, которое у него дома. Заявляют, когда хотят получить разрешение на ношение…
— Вы должны были заявить о револьвере…
Кэрол улыбнулась.
— Знаю, знаю, теперь вы заставите платить штраф…
— Нет, штрафа, наверно, платить не надо, — сказал Йеллинг. — Но оружие я должен конфисковать.
Она изумленно на него уставилась.
— Да, очень сожалею, но это так… — смущенно пробормотал Йеллинг.
— Хорошо. Идемте к отцу, — холодно ответила Кэрол.
Они вместе спустились по узкой лестнице. Внизу Лесли Стив, по-прежнему сидя за столом, читал книгу. Вероятно, какой-то труд по философии, но очень возможно и то, что он вовсе не читал. Скорее казалось, что он только делает вид, что читает, чтобы ему не мешали размышлять; взгляд у него был сосредоточенный, как у человека, захваченного какой-то мыслью.
— Папа, — окликнула его Кэрол. — Мистер Йеллинг говорит, что должен конфисковать твой револьвер, потому что мы о нем не заявили…
Лесли Стив взглянул на инспектора с ледяной враждебностью. Он был еще более, чем обычно, растрепан, грязен и неаккуратен.
— Мой револьвер… — сказал он с усмешкой.
Встал, открыл большой шкаф, начал шарить на верхней полке, где стояла его философская библиотечка, и наконец извлек оттуда миниатюрный револьвер.
— Вот, — сказал он, протягивая его инспектору.
— Вы должны извинить меня… — начал Йеллинг.
— Кончайте вашу болтовню, — резко прервал Лесли Стив.
— Я хотел только спросить, есть ли у вас и патроны, — сказал Йеллинг, делая вид, что не заметил грубости.
Лесли Стив уже вновь усаживался за свою книгу. Недовольно отдуваясь, он возвратился к шкафу, снова стал шарить среди книг и наконец достал коробочку с дюжиной патронов.
— Вам еще что-нибудь нужно?
— Нет… Спасибо.
Йеллинг вышел на улицу. Сильный ветер разогнал последние тучи. Солнце выглянуло из-за напоминавших огромные клочья ваты облаков и, ослепительно блестя и сверкая, отражалось в лужах. Йеллинг сел в стоявший на конечной остановке автобус и доехал до центра города. Там вышел и пешком дошел до дома.
Первым делом он запер в ящик револьвер и патроны. Потом растянулся на диване. Он подумал, что отправиться в «Караван-холл» лучше вечером, когда закончится смена этой забавной кассирши-ирландки. Поэтому пока он мог вздремнуть. И он действительно заснул, но так, как умел делать только он, то есть не переставая размышлять. Поэтому, когда он проснулся, первое, о чем он подумал: проблем становится не меньше, а еще больше.
В самом деле, надо было ответить на такой важный вопрос: как это такой человек, как Оливер Стив, мог найти себе Люси Эксел и жениться на ней. Он это спрашивал у Кэрол, но она ответила, что не знает. Все же это было очень странно. Моралист, пуританин, как Оливер, и какая-то кассирша. Такая встреча не могла произойти без причины. Недостаточно объяснять это тем, что Оливер хотел «спасти» эту женщину. Нужно было еще какое-то объяснение. «Мне это скажет Мак-Рэнди», — пробормотал он себе под нос. Затем пошел умылся, поужинал, похвалив, как всегда, миссис Йеллинг за удивительно вкусные пирожки, потрепал по щеке сына, приставшего к нему с просьбой помочь решить трудную математическую задачу.