— Я же сказал, мест нет, — повторил господин Богнар.
Человек продолжал стоять.
— Поймите же, приятель, — проговорил Богнар, — чтобы взять вас, мне пришлось бы кого-то уволить.
— Я и за тридцать филлеров почасовых пошел бы, — сказал токарь, сминая в руках шляпу.
Уходя, Балинт еще раз хорошенько разглядел его: у безработного было славное лицо, а на лбу, в глазах, вокруг рта — горькая робость человека, положенного на обе лопатки. Подросток жалел его, но в жалости колючкой засела мысль: этот человек нищетою своей хочет лишить кого-то хлеба. Впрочем, Балинту и в голову не пришло бы, что услышанный разговор будет иметь продолжение, если бы на четвертый день, в субботу, Славик не получил нежданно-негаданно расчет, а в понедельник его место не занял бы тот самый рабочий. Еще один токарь стал к третьему, до сих пор простаивавшему станку, — его привел в цех Битнер; как вскоре выяснилось, он был родственник кого-то из профсоюзного руководства. Взяли и третьего ученика, а в середине недели смонтировали огромный, до потолка, долбежный станок и два станка для шлифовки подшипниковых колец; все три станка получены были в кредит от немецкой фирмы.
Это была суматошная, напряженная неделя. Битнер надрывался с утра до вечера, за его громыхающим басом человек не слышал собственного станка. Он беспрерывно шутил и был такой веселый и ласковый, что все, кто мог, старались подобру-поздорову уйти с его глаз. Каждое слово — похвала, каждое движение — одобрительный шлепок по плечу, а между тем исхитрится так наступить тебе на мозоль, что не опомнишься неделю. Под вечер того дня, когда смонтировали большой долбежный станок, Битнер тихонько, на цыпочках вошел в цех во время уборки и остановился незамеченным в дверях, с жирной добродушной улыбкой поглядывая на трех суетившихся в опустевшем помещении учеников. Он смотрел и смотрел до тех пор, пока Пуфи не обернулся случайно и не увидел в двери подмаргивающую, ухмыляющуюся физиономию мастера. От страха у толстого паренька метла застыла в руках.
— Ну как, ребятки, по вкусу вам ремесло? — громыхнул Битнер, посмеиваясь. — Куда лучше бы в такое время в футбол погонять на приволье, а?.. или в парке под кустом с этакой толстой бабенкой поваляться… Это верно, мальцы, я в ваши годы что ни вечер у красивой блондиночки-мамочки ошивался, толстушка была на диво, а задница — просто не в обхват, ха-ха-ха!
Трое подростков стояли все в ряд. Новичок Шани, четырнадцати-пятнадцатилетний парнишка, тихий и хилый, растерянно, стыдливо улыбался, Пуфи громко клекотал, у Балинта не шевельнулся в лице ни один мускул. Битнер, никогда не пренебрегавший даже самым слабым противником, мгновенно оценил все три ответа.
— И ты бы от такой не отказался, а, жирный? — хохотнул он игриво, нацелив добродушный, в красных прожилках нос на стоявшего посередине Пуфи и кончиками усов впиваясь в молчание двух крайних учеников. — Сперва, бывало, свое дело исполню, но уж потом голубушка-матушка такой харч выдавала, ребята, что пальчики оближешь! Она служанкой была в одном благородном семействе, но самые лакомые кусочки с ихнего стола мне доставались, это-уж точно!.. Тебе бы так, а? — подмигнул он Пуфи. — Ты вот еще для этого дела слабоват, верно, сынок? — без передыху обратился он ласково подрагивающим голосом к маленькому Шани, который, по тщедушности своей, казался тремя-четырьмя годами младше одногодка Пуфи. — Тебе сколько стукнуло?.. Пустяки, успеешь еще, не горюй!.. Ну, а Кёпе у нас паренек стеснительный, о своих победах распространяться не любит… он, вылезши из-под куста, и штаны отряхнет как следует, и даже губы оботрет. Ничего, ребята, было б здоровье да шкура коровья!
С этим толстым, трясущимся животом, большими усами и жирной красной ряшкой он стоял перед тремя подростками, как олицетворение отеческой заботливости — точно зная нрав сыновей и с тактичной хитрецой, с мудрой проницательностью оделяя каждого тем, что требуется ему для дальнейшего развития. Пуфи хохотал взахлеб, брызжа слюною вокруг; уже по этому хохоту старый мастер сразу мог угадать в нем родное свое чадо и — опаснейшего конкурента, будь Пуфи лет на двадцать старше. Битнер положил руку ему на плечо, ласково притянул к себе и тут же оттолкнул животом. Два толстяка — старик и подросток — с полным единодушием посмеивались, глядя друг другу в глаза. — Не следовало бы вам, ребятки, еще и после смены здесь пыль глотать, — сказал Битнер, на этот раз обращаясь к Балинту, — и будь у нас трудовые отношения более развитые… как, скажем, за границей, в Германии или Англии… там ученики работают самое большее шесть часов, а потом их гонят по домам, чтобы учились, значит, или в игры играли! Ведь вы еще дети, не следовало бы вас эдак-то эксплуатировать! Я каждый божий день господину Богнару твержу про это, но ведь что поделаешь? И пусть еще радуется сопляк-ученик, что задаром может ремеслу обучиться!
Балинт прислушался. — Многое было бы здесь иначе, — продолжал мастер, — если бы от старого Битнера зависело. Но покуда существует капитализм, дьявол его забодай там, где он существует, до тех пор надобно покрепче затянуть ремешки, ребята, и работать честно, а то ведь и с голоду помереть недолго.
— Но за границей-то, господин Битнер, тоже капитализм, — сказал Балинт.
Мастер скользнул по нему взглядом. — Там, сынок, демократия, — сказал он, — там рабочий класс, хоть и помаленьку, а все вперед продвигается, не то, что у нас… мы вон даже всеобщего тайного избирательного права отвоевать не можем. У нас рабочему классу пикнуть нельзя, сынок, потому что мы в таком д. . . сидим, что даже борьбу за увеличение заработной платы организовать невозможно: на наше место тотчас десяток безработных встанет.
— Только работать надо честно, и все будет хорошо, правда, господин Битнер? — выкрикнул Пуфи.
— Пока старый Битнер на месте, — сказал мастер, подкручивая усы, — до тех пор труса праздновать нечего, ребята! Что и говорить, в мамкином животе вам, конечно, жилось получше, но если будете работать как положено и мне во всем доверять, тогда жаловаться вам будет не на что. Вот и Шани, мальца этого, я господину Богнару навязал: не справляются двое парнишек с работой, говорю ему, а ведь им еще и ремеслу учиться след. Так ведь, Кёпе?
— Еще бы, господин Битнер, куда бы как хорошо! — живо воскликнул Балинт. — Терпение, сынок, терпение! — остановил его толстый мастер. — Главное, здоровье да шкура коровья! — И, прежде чем Балинт успел заговорить, круто повернулся и пошел в глубь цеха. Перед большой железной печкой остановился, присел на корточки, открыл дверцу. — А ну, иди сюда, ты, жирный! — крикнул он. — Опять? Как чистил? Подай-ка мне кочергу!.. Видишь, кокс приварился? Если оставить так, завтра не сможешь заправить печь как следует, люди померзнут. Чтоб твои поганые ленивые руки отсохли, сынок, тебе и такой-то работенки доверить нельзя! — громыхал он, а сам равномерно постукивал длинной кочергой по накипевшему на стенках коксу, не забывая иногда вытянуть ею же по толстым икрам стоявшего рядом Пуфи. Потом велел Пуфи принести скамеечку, сел на нее боком, так как огромное брюхо мешало работать, и с поразительной ловкостью до тех пор постукивал, оббивал, соскребал кокс, пока не вычистил печку; как ни странно, за полчаса упорной работы его круглая красная физиономия даже не вспотела. — Вот как это делается, видишь, сынок? — сказал он добродушно, совершенно обезоружив подозрительно наблюдавшего за ним Балинта. — Кто не доводит своей работы до конца, из того никогда не получится порядочный мастер, — проворчал Битнер и вразвалку пошел дальше. — Кто убирает токарные станки?
— Я, — сказал Балинт.
Битнер подкрутил усы. — Рад, что избавился от Славика?
Балинт вспыхнул.
— А ведь есть чему радоваться, — заметил начальник цеха, напрасно подождав ответа. — Господин Богнар-то к нему хотел тебя приставить, вот тогда уж попотел бы, сынок, до кровавого пота. Я ж из-за тебя его и выставил.
— Из-за меня? — спросил Балинт, похолодев.
— Ясно, из-за тебя! — пророкотал мастер и сильно хлопнул Балинта по плечу. — Старый Битнер не допустит, чтоб его учеников обижали. Так и запомни, сынок, от моих глаз ничто не укроется, хоть я и не в каждое дело встреваю. Старый Битнер на выдержку бьет, но рано или поздно каждый получит у него по заслугам. Понял меня?.. Эй, жирный!
