– Я не штучка! Я – порядочная женщина! А вы… вы – грязное животное, которое пытается работников своей фирмы укладывать в постели к разным нужным людям.
– И в чью же постель я уложил тебя? В чью? Назови?
– В отношении меня это не удалось – только лишь потому, что я проявила характер! Но как быть с другими?! Что будет, если мы проверим всех?
– Да не твоего собачьего ума это дело! – завопил Игорь Абросимов. – Ты на фирме – без году неделя, ты ничего здесь не знаешь, никаких тонкостей, ничего… куда ты лезешь, о чем вообще ты берешься судить? Кто ты такая, чтобы судить?
– Я – такая же гражданка России, в конце концов, как и вы! И у меня что, отняли право видеть? Видеть то, что происходит вокруг? Может, вы еще отняли у меня право и думать? Или узурпировали его? Нет! Я знаю, как вы вели себя по отношению к сотрудницам своей фирмы, чтобы угодить тому жирному таможеннику. Это – позор!
– А ты, значит, все запомнила!
– Не все! А только то, что было самым мерзким! самым отвратительным!
Игорь Абросимов наклонился к ней. И если обычно его глаза жадно поглядывали на красивую Журавлеву, то теперь они метали молнии.
– Знаешь, Журавлева, я думаю, нам лучше расстаться. Уноси отсюда ноги, пока цела. И чтобы я больше тебя здесь не видел!
– Я уйду с удовольствием! – закричала Марина. – Потому что работать с подобными типами – значит просто не уважать себя! – Она бросилась вон из кабинета директора.
…Десять минут спустя ее каблучки дробно простучали по Второй Кабельной улице. Позади остались подлая Оксана, негодяй-директор, пытавшийся превратить работниц своей фирмы в сексуальных рабынь, грязные ящики, грудой сваленные у обочины, запыленные обмотки кабеля, грязь и пыль этого мерзкого района.
Хотелось верить, что навсегда.
Мать выглядела встревоженной:
– Что с тобой, доченька? На тебе лица нет. Что случилось?
– Я потеряла работу, – выдохнула Марина Журавлева – и разрыдалась.
– Как? – воскликнула Людмила Ильинична. – Тебя выгнали? С работы, где ты приносила так много пользы?
Марина кивала головой, плохо видя мать из-за потока слез, которым ливнем бежали из глаз.
– Они что, совсем… Что случилось?!
– Это вино виновато…
– Не понимаю, – прошептала мать.
– Они выгнали меня из-за французского вина. Которое мы недавно пили с тобой.
– Как это? Ничего не понимаю, – развела руками мать. – Ты можешь объяснить?
Марина начала рассказ. Но чем больше она объясняла, тем больше путалась – и в конце концов разрыдалась вновь.
– Бред какой-то, – выдохнула наконец мать. – Они что, серьезно все это говорили? Да они с ума сошли. А ты говорила – это приличная фирма…
– На самом деле это никакая не приличная фирма, – прорыдала Марина. – Так, обычная мелкая контора. Расположенная к тому же в совершенно жутком районе…
– Но ты говорила мне, что она тебе нравится… что ты нашла то, что долго искала, – пробормотала Людмила Ильинична, вконец обескураженная. – Получается, ты обманывала меня?
– Нет. Я просто сама хотела в это верить. У меня же там пошли дела. Мне было интересно. Потом я вывела фирму на этого француза. Завязались очень хорошие связи, дело стало расширяться. Но потом весь их поганый характер все-таки проявился. И они набросились на меня из-за вина. А до этого… – Марина закусила губу.
– Что – до этого? – испуганно спросила Людмила Ильинична.
– Не важно, – глухо произнесла Марина Журавлева. – Я не хочу говорить об этом.
– Это было…
– Я не хочу об этом даже говорить! – закричала девушка. – Ничего не было, ничего!
– Ну, ладно, – выдохнула мать. На глаза ее навернулись слезы. – Не хочешь, не надо… Я понимаю… Но тогда, наверное, даже хорошо, что ты оттуда ушла. Потому что неизвестно, что бы тебя там ожидало. – Она притянула дочь к себе, погладила ее по голове. – Да, так, наверное, лучше… Но только что будет у тебя теперь с работой? Ведь мы не проживем на мою пенсию.
Людмила Ильинична влетела в ванную, когда Марина стояла под душем:
– Слушай, там звонит телефон и кто-то говорит по-французски. Мужчина. Может, ты возьмешь?
– Но я же моюсь!
Мать досадливо взмахнула рукой и выбежала из ванной.
Волнуясь, Марина Журавлева выбралась из ванной, накинув халат на мокрое тело и чувствуя, как капли по ее ногам стекают прямо на пол. Она подбежала к телефону:
– Алло. В чем дело?
– Марина?
Она нахмурилась. Это был Оливье Шарпантье.
– Да, это я.
– Я звонил тебе на работу… мне сказали…
– Меня выгнали с работы.
– Но почему, Марина?
На ее глазах неожиданно выступили жгучие слезы.
– Из-за твоего вина!
– Как это из-за моего вина?!
– А вот так… – Она закусила губу, пытаясь подавить рыдания. – Директор сказал, что я не имела права принимать от тебя такой подарок, а должна была отдать его на фирму – потому что он принадлежит компании.
– Но это был мой подарок тебе! По случаю Нового года!
– Я пробовала объяснить это директору… В результате… – Спазм рыданий сдавил ей горло, не дав договорить.
– Марина! Хочешь, я позвоню вашему директору прямо сейчас и поговорю с ним? Объясню ему, что он неправ, совершенно неправ!
– Не надо… – упавшим голосом произнесла девушка.
– Но почему?
– Потому что… мы с ним очень плохо расстались. Разругались в пух и прах.
В трубке повисла напряженная пауза.
– И что же ты собираешься теперь делать?
– Не знаю, – бесцветным голосом произнесла девушка. – Но ты можешь продолжать посылать товар на нашу фирму… то есть на мою бывшую фирму. Там есть другая девушка, Оксана… она вполне может с тобой сотрудничать.
Оливье Шарпантье невесело рассмеялся:
– Думаешь, это мне будет приятно? Ведь я начал сотрудничество с тобой. Это ты убедила меня, что работать с русскими партнерами выгодно и надежно.
– Я понимаю. Но бизнес есть бизнес. – Марина судорожно сжимала в мокрой руке телефонную трубку.
– Ладно, я подумаю… Но что же собираешься делать ты?
Марина закусила губу.
– Не знаю. Я правда не знаю. – Она посмотрела в сторону и, невесело улыбнувшись, добавила: – До этого у меня долго не было работы, и я ее настойчиво искала. Значит, снова начну поиски.
– Но они могут быть неуспешными? – серьезно уточнил француз.
– Естественно, – выдохнула девушка.
– Жаль.
– Не надо было присылать мне это вино, – вырвалось у Марины. – Если бы не оно, все… все было бы иначе… – Она, рыдая, отключила трубку.
Спотыкаясь, словно слепая, Марина вернулась в ванную.
Марина и Людмила Ильинична сидели за ужином. Он был скромным… не то, что в тот раз, когда она принесла домой вино. Но сейчас нельзя было особенно шиковать. Надо было, как говорится, по одежке протягивать ножки. Когда еще она найдет работу?!
В прихожей раздался телефонный звонок. Марина Журавлева взглянула на мать,
– Ма, возьми, пожалуйста, трубку. У меня нет сил с кем-либо разговаривать. Еще начнут спрашивать, задавать вопросы… а мне не хочется ничего отвечать.
Мать кивнула и молча вышла из кухни. Через несколько секунд она вернулась,
– Это опять он.
– Кто?
– Твой француз.
Лицо Марины исказилось:
– Я не хочу с ним говорить! Не желаю!
– Скажи ему, пожалуйста, об этом сама. Я ведь не умею говорить по-французски… – сердито проговорила мать.
Марина встала и поплелась в прихожую.
– Алло! – отрывисто бросила она.
– Здравствуй, Марина. Это опять я, Оливье. – Он усмехнулся. – Извини, что отрываю… но мне в голову пришла такая мысль…
– Да? – Марина разговаривала с ним очень сухо.
– А что, если я буду направлять свой товар тебе?
– Мне?!
– Да, тебе. И ты его будешь продавать сама. Как тебе эта идея?
– Тебе что, Абросимов и Оксана дали от ворот поворот?
В трубке повисло молчание.
– Нет. Совсем нет. Просто я сам не хочу с ними сотрудничать, – наконец решительно ответил Оливье.