Мысль о том, что следует тоже отправиться в центр города, показалась крайне разумной. Именно там, в многотысячной толпе, есть шанс получить разъяснения от творца Вселенной! Спустя час он уже в нетерпении прохаживался туда-обратно по длинному засаженному липами бульвару, то и дело задирая голову вверх, к солнцу. Люди вокруг тоже выглядели крайне возбужденными. Все прекрасно знали час, минуту и секунду, когда луна начнет закрывать солнце, но точно так же, жмурясь до темных кругов в глазах, разглядывали невинно-голубое небо. Время тянулось непостижимо медленно. Чтобы не смотреть постоянно на часы, Титус снял их с запястья и засунул в карман брюк. Момент начала затмения он угадал сам, не глядя на циферблат. Все изменилось: стих ветер, жалобно заскулили и завертелись вокруг ног хозяев гуляющие по бульвару собаки. Голуби сбились в кучу на газоне и растерянно поворачивали головы из стороны в сторону. Лепестки цветов словно поблекли и подвяли. Титусу даже показалось, что вздрогнула земля.

– Начинается! – истошно закричал кто-то, и над безликой толпой взметнулся указательный палец.

Как по команде тысячи людей надели квадратные черные очки и задрали вверх головы. Стало необычайно тихо. Жизнь полностью замерла на две минуты и сорок секунд, в течение которых луна должна была закрывать солнце. То сияло почти в зените, и в черные очки был виден его небольшой, беловатый, с неровными краями круг. Вдруг на одном из краев появилась крохотная круглая щербинка. Сначала даже казалось, что это всего лишь обман зрения. Но выщербленное место на белом диске незаметно росло, съедая свет и тепло. На город быстро и непривычно резко спускались сумерки. Небо сначала сделалось сапфирово-синим, потом почернело. Солнце походило теперь на бледный лунный месяц, что в конце концов тоже растаял в темноте, – осталось лишь тонкое сине-желтое, как пламя газовой горелки, кольцо с черной дырой посередине. Титус вдруг испугался, что упустит какую-нибудь важную деталь. Он сорвал с лица неудобные квадратные очки и с остервенением зашвырнул их в траву.

– Итак, – раздался в полной тишине голос радиоведущего из стоявшей неподалеку машины, – в нашем городе наступило полное солнечное затмение… Кстати, как там конец света? Хотя со светом действительно плоховато. Ведь еще в течение десяти секунд солнце будет скрыто от нас лунным диском…

«Десять, – начал считать про себя Титус, закрыв глаза. – Сейчас… Именно сейчас он что-то скажет… Девять, восемь, семь… Самое время сказать, в чем же причина… Шесть, пять, четыре… Нельзя же все закончить вот так, ничего не сказав».

Он досчитал до нуля и открыл глаза. На небе ровным счетом ничего не изменилось. Наперебой мерцали звезды, словно довольные тем, что им дали покрасоваться в столь необычное время. Солнце по-прежнему сидело в ловушке, и его черный диск, утратив все свое магическое очарование, казался до невозможности зловещим. Кожа у Титуса на голове напряглась от ужаса, словно он падал с огромной высоты в ревущем, разваливающемся на части самолете. Захотелось заорать во все горло, чтобы выдохнуть вон из себя этот давящий, тоже рвущий тело на куски ужас. Похоже, с ним в итоге случилось что-то вроде обморока и он на время отключился. Когда очнулся, бульвар вокруг был на удивление пуст и весь забросан квадратными темными очками. Растирая лоб, Титус сел на песок, страшась случайно зацепить взглядом солнце. Тут за спиной у него кто-то негромко кашлянул. Он захотел оглянуться, но шея словно закаменела.

– Что ты, дорогой, надеялся услышать? Все произошло именно так, как ты того пожелал, – сказал слабый старческий голос, от звука которого Титус тем не менее содрогнулся всем телом.

Желал? Он этого желал?

– Да-да, – ласково проскрипел старик. – Не припоминаешь? Гори тогда эта жизнь синим пламенем. Кажется, так ты изволил сформулировать? Ну вот, даже пламя получилось… Поздравляю!

Титус собрался было что-то возразить, но тут же понял, что любой ответ прозвучит неубедительно и жалко.

– А можно… все вернуть обратно? В тот самый день?

Старик, покряхтывая, засмеялся.

– Нет, не получится. Долго объяснять почему. В общем, мир так устроен.

Вспомнив почему-то о своей злосчастной рукописи, Титус просипел из последних сил:

– Тогда все изменить… Сделать хороший конец!

Голос причмокнул с сомнением, тяжко вздохнул.

– Дай-ка я посмотрю на тебя поближе…

Титус почувствовал, как медленно поднимается в воздух. Потом пришло странное ощущение: кто-то крохотный забрался к нему внутрь и, словно продавец недвижимости, оценивающий здание, внимательно рассматривает стены, балки, полы… Голова, тело, руки и ноги наполнились воздушной легкостью. Казалось, толкни его, и он, как воздушный шарик, медленно полетит вдоль темного, зловещего бульвара.

– Ну хорошо, – раздалось наконец сзади. – Готов на пару минут отложить. Но все остальное – с тебя, дорогой.

Где-то неподалеку всхрапнула лошадь. Титус, скосив глаза в сторону, увидел огромную, похожую на трамвайный вагон карету с золотыми фонарями, черными блестящими колесами и распахнутой настежь дверцей.

– Хочешь все изменить? Вперед! – гаркнули ему прямо в ухо, а затем державшая неведомо как в воздухе Титуса сила зашвырнула его внутрь кареты. Дверца захлопнулась, упала занавеска, и черная солнечная дыра перестала отражаться в его глазах.

Экипаж раскачивался из стороны в сторону, колеса громко щелкали, как если бы их путь пролегал по вымощенной булыжником мостовой. Снаружи иногда раздавались резкие выстрелы кнута и хриплый, будто бы пропитой голос время от времени по-индейски кричал: «Хайя!». В самой карете было хоть глаз выколи, но Титус понимал, что, кроме него, здесь есть кто-то еще. Время от времени из темного пространства напротив раздавалось невнятное сопение, покряхтывание и один раз явно человеческий голос словно в забытьи пробормотал:

– Мм, полдень, однако…

Они ехали и хранили взаимное молчание с полчаса, а может быть, и больше, хотя Титус понимал, что должен задать какой-то вопрос. В голове роились версии и догадки, одна страннее другой. Ему, к примеру, подумалось, что на самом деле он уже умер и некий суровый и неподкупный небесный страж везет его на Страшный суд. В ответ из темноты напротив раздался веселый, довольный смешок. Титуса эта насмешка почему-то совершенно вывела из себя.

– Кто вы такой? Почему здесь такая темень? Куда вы меня везете, в конце концов? – заорал он так, что у самого загудело в голове.

В ответ вспыхнул яркий свет, как будто включили электричество. На секунду Титус ослеп и даже, кажется, снова потерял сознание. Когда же зрение вернулось к нему, он увидел перед собой одетого в нелепый черный балахон лысого, но еще весьма свежего старика с широкими усами и огромным горбатым носом. Нос, надо сказать, был главным, все организующим элементом лица. На нем держались большие круглые, как глаза филина, очки с толстыми стеклами-иллюминаторами. А еще чуть повыше хитро блестели черные глаза, словно предупреждавшие Титуса: у меня, дружок, приготовлен для тебя сюрприз. В самом деле, не говоря ни слова, старик протянул ему какую-то свернутую трубкой бумагу, обмотанную шелковым шнурком с висящей на нем красной сургучной печатью. На неровной по краям печати был вытиснут герб – длинный меч, зависший между солнцем и месяцем. Титус, который словно того и ждал, без лишних вопросов жадно схватил свиток, быстро развернул его и залпом прочел:

«Год шесть тысяч тридцать третий от сотворения Сан-Марино, четверг, полдень (очень солнечный). Пишу в полном сознании и добром здравии, в присутствии трех свидетелей, подписи прилагаются (следовали какие-то тарабарские имена). За неимением прямых наследников, после своего скоропостижного отбытия завещаю управление герцогством Сан-Маринским, со всеми землями и богатствами, а также владение собственным титулом…»

Тут глаза Титуса округлились. Далее шло его имя: ТИТУС.

– Теперь поняли? – тихо, но торжественно спросил старик, величаво двигая в воздухе правой рукой. – Вы наследник, сир. Примите мои соболезнова… то есть поздравления!