Простояв в бездействии пять дней, две армии наконец сошлись в битве. То, что нам известно об этом сражении, укладывается всего в несколько строк. Афиняне были нагружены металлическими средствами защиты и нападения – тяжелыми доспехами и щитами, а также копьями и сравнительно короткими мечами. Персы были подвижнее и прекрасно стреляли из луков. Мильтиад решил, что строй афинского войска должен быть тоньше в центре и плотнее на обоих флангах. Выстроившись в соответствии с этими указаниями, афиняне, к изумлению персов, пошли на них быстрым размеренным шагом. Учитывая тяжесть их снаряжения, это требовало немалой выносливости, но такая тактика лучше всего позволяла им избежать персидских стрел. По словам Геродота, «поведение афинян казалось персам безумным и даже роковым, так как врагов было немного, и притом они устремлялись на персов бегом без прикрытия конницы и лучников».
Как и ожидал Мильтиад, по центру строй его войска был прорван, что создало у персов иллюзию победы. В этот момент два крыла греческого строя, сомкнувшись, ударили на захватчиков, что вынудило тех бежать в поисках спасения, которого нигде не было. Некоторые из охваченных паникой персов застряли в болотах. Большинство попыталось пробиться назад, к своим кораблям, причем афиняне преследовали их по пятам. Греки попытались даже захватить корабли голыми руками, проявив при этом отчаянную отвагу. В конце концов все еще грозное персидское войско вместе с конницей отплыло из Марафона и направилось на юг, к мысу Сунион. По-видимому, персы были уверены, что добьются успеха, высадившись на западной стороне Аттики и напав на город, оставшийся незащищенным или даже перешедший под власть тех, кто был готов к смене власти.
Победа афинян при Марафоне была настолько полной, что им удалось лишить захватчиков всякой надежды на успех. Как утверждает апокрифический рассказ, быстроногий гонец по имени Фидиппид пробежал расстояние 35 километров, отделяющее поле битвы от столицы, произнес слово «Νενικήκαμεν» – Мы победили! – и тут же умер от истощения сил. Именно этот легендарный забег подарил миру самые знаменитые состязания в беге на длинную дистанцию, стандартная длина которой установлена в 42 километра[24].
На самом деле в Афины поспешил не один гонец, а все войско, вновь взявшее город под свой контроль как раз вовремя, чтобы помешать персам подойти с западного берега. Захватчики надеялись, что сумеют обмануть и ошеломить афинян, если высадятся сначала с одной, а затем с другой стороны от города. Афиняне продемонстрировали всему миру, в том числе и своим пораженным соотечественникам-эллинам, что их суматошная демократия вполне способна себя защитить.
Некоторые вопросы относительно марафонского сражения до сих пор остаются без ответа. Один из вызывающих наиболее острые дискуссии касается причины, по которой битва началась именно тогда, когда началась, после пятидневного бездействия. Есть две теории, и обе они предполагают наличие тайных сигналов. Одна утверждает, что, как только персидская конница отплыла на юг, ионийские греки, служившие в персидском войске, послали своим афинским родичам ободряющее секретное сообщение. Согласно другой, те афиняне, которые сочувствовали персам, потому что желали возвращения Гиппия и его клана, подавали захватчикам сигналы поддержки в виде световых вспышек или их отражения от горы, возвышающейся над берегом.
Последующие поколения ассоциировали Марафон с двумя героическими забегами. Одним из них был тот самый апокрифический рывок в Афины с известием о победе. Второе, более надежно зафиксированное в исторических записях свершение приписывают тому же скороходу, Фидиппиду, но относят ко времени, предшествующему великой битве. По словам Геродота, гонец пробежал по горной дороге от Афин до Спарты – расстояние между ними составляло около 250 километров, – чтобы попросить у этого могущественного города помощи. Спартанцы ответили, что в ближайшие дни не смогут выступить в поход из-за религиозного празднества, которое закончится только в полнолуние. Возможно, это была отговорка, хотя спартанцы действительно относились к своей религии очень серьезно. Фидиппид же рассказывал, что встретил в пути гораздо более могущественного помощника – козлоногого бога Пана, который взялся помочь афинянам при условии, что те воздадут ему должные почести. После битвы Пана и в самом деле отблагодарили: ему построили святилище под Акрополем и стали проводить ежегодную церемонию и соревнования по бегу в его честь. За этой легендой скрываются два несомненных факта. Каковы бы ни были причины спартанцев, Спарта действительно отказалась оказать афинянам своевременную помощь. Им пришлось сражаться практически в одиночку, если не считать малочисленного, но храброго отряда, подошедшего из города Платеи. Верно и то, что афиняне чрезвычайно сильно почитали Пана, приписывая ему способность возбуждать во врагах иррациональный ужас, или панику (πανικός).
Но в более глубоком смысле можно сказать, что при Марафоне произошел всего один героический забег: целеустремленный быстрый марш воинов, гордых и независимых граждан в бряцающих доспехах (которые они добывали себе самостоятельно), наступавших под градом метких стрел. Понять, какая отвага потребовалась защитникам города, можно, лишь посетив марафонский берег и увидев собственными глазами, на сколь малом участке разыгралась вся эта драма. Самым заметным напоминанием о битве служит курган, в котором захоронены 192 афинянина, погибшие в бою. Этот предельно простой, но и предельно красноречивый памятник позволяет понять, почему на протяжении приблизительно двух следующих поколений высшей гражданской доблестью в городе, изобиловавшем самыми разнообразными талантами, считалась служба при Марафоне.
Несмотря на эту поразительную победу, угроза Афинам со стороны восточной империи нисколько не ослабла. Всего десятилетие спустя греческому войску, в котором преобладали афиняне, вновь пришлось столкнуться с грозными и численно превосходящими его силами персов. На этот раз сражения происходили на море, а геополитические ставки были еще выше. Хотя персидская коалиция была еще крупнее, чем раньше, ей противостояли объединенные, по меньшей мере на вид, греки: Спарта и ее ближайшие союзники более или менее поддерживали Афины в деле защиты Греции.
Период, предшествовавший этому второму столкновению, был бурным – как в Афинах, так и в Персии. В качестве нового выражения благодарности Афине, главной божественной покровительнице города, за поддержку в битве афиняне начали строить новый храм – Парфенон[25]. Каким бы ни был вклад Пана, главной защитницей афинян всегда оставалась богиня мудрости. Нужно было отблагодарить и еще одну богиню, Артемиду-охотницу: ей воздвигли храм на реке Илисс, в восточной части Афин. В нем в сентябре каждого года приносили благодарственную жертву за победу при Марафоне – около пятисот коз. Это здание оставалось важной достопримечательностью в течение двадцати трех столетий.
Однако успешный исход Марафонского сражения не внушил склочным гражданам города какого-либо почтения по отношению к их предводителям из числа смертных. Казалось бы, победа должна была обеспечить Мильтиаду положение уважаемого высокопоставленного государственного деятеля. Вместо этого он оказался втянут в судебные разбирательства и оштрафован на огромную сумму, чуть было не доведшую его до разорения.
В Персии пришел к власти новый правитель – сын Дария Ксеркс. Сначала ему пришлось подавить восстание в Египте, но затем он явился в Грецию с экспедиционным корпусом невиданных размеров. Будучи уверен в своем владычестве над величайшей империей мира, он решительно намеревался покорить своей власти и этот мелкий и каменистый клочок земли. Греческому упрямству он противопоставлял не только богатство и военную мощь, но и выдающиеся способности в области логистики и инженерного дела, позволявшие перевозить по суше и по морю людей, лошадей и снаряжение. Для переправы через Геллеспонт, узкий пролив, отделяющий Анатолию от Галлипольского полуострова на южной оконечности Восточной Фракии, был наведен мост из кораблей. Затем километрах в двухстах к западу, в районе полуострова Халкидики, был прорыт канал, пересекший один из трех мысов, выдающихся на юг в Эгейское море.
