Я задал кому-то этот вопрос и услышал:
– Мы должны написать сочинение и сдать ему, срок – четыре недели.
– А тема?
– То, о чем он с нами целый год разговаривал.
Меня словно громом поразило. Единственным, что мне удалось расслышать за весь семестр, было произнесенное на повышенных тонах «бубубупотоксознаниябубубу», а следом – плюх! – снова словесная каша.
Этот самый «поток сознания» напомнил мне о задачке, которую много лет назад предложил мне отец. Он тогда сказал: «Допустим, на Землю прилетают марсиане и эти марсиане не знают, что такое сон, они вечно бодрствуют. Ну, неизвестно им это нелепое явление, которое мы именуем сном. И они задают тебе вопросы: „Что ощущает засыпающее существо? Что с вами происходит, когда вы погружаетесь в сон? Останавливается ли у вас мышление, или ход ваших мыслей становится все более иии боооолее меееедлееееенныыыыыыым? Как на самом деле происходит отключение сознания?“»
И тут мне стало интересно. Я решил поискать ответ на вопрос: как завершается поток сознания, когда человек засыпает?
И в следующие четыре недели я тратил послеполуденные часы на выполнение задания по философии. Я опускал в комнате шторы, выключал свет и ложился спать. И наблюдал за тем, что происходит со мной, когда я засыпаю.
Ночью я засыпал снова, так что наблюдения проводились по два раза в сутки – превосходно!
Первым делом я заметил множество всяких побочных явлений, к засыпанию прямого отношения не имевших. Заметил, к примеру, что я продолжаю думать, ведя с собой безмолвные разговоры. Кроме того, у меня возникали визуальные образы.
Далее я заметил, что в состоянии усталости способен думать о двух вещах сразу. Я обнаружил это, внутренне разговаривая с собой и в то же время воображая, что к краям моей кровати привязаны две перекинутые через блоки веревки, что они наматываются на вращающийся цилиндр, медленно поднимая кровать. Я не сознавал, что воображаю эти веревки, пока не начал тревожиться, что одна из них захлестнется за другую и они станут сматываться неравномерно. Тогда я сказал себе: «Ничего, об этом позаботится натяжение», – и тут первая моя мысль прервалась, и я сообразил, что думал о двух вещах сразу.
Я заметил также, что, когда засыпаешь, мысли продолжают идти своим чередом, но становятся все менее логически взаимосвязанными. Вы не замечаете этого отсутствия логической связи, пока не спрашиваете себя: «Что заставило меня подумать об этом?» – и не пытаетесь вернуться назад – и часто не можете вспомнить, откуда, черт возьми, эта мысль взялась!
То есть иллюзия логической связи у вас имеется, однако факт состоит в том, что мысли ваши становятся все более абсурдными, пока связь между ними не утрачивается окончательно – вот тогда вы и засыпаете.
Проспав таким манером все четыре недели, я написал эссе, в котором рассказал о своих наблюдениях. Под конец я отметил, что наблюдения эти делались, пока я следил за тем, как засыпаю, и потому, на что похоже засыпание, за которым ты не следишь, мне неизвестно. Завершалось все сочиненным мной стишком, посвященным проблеме самонаблюдения:
Я дивлюсь, почему. Я дивлюсь, почему.
Я дивлюсь, почему я дивлюсь.
Я дивлюсь, почему я дивлюсь, почему
Я дивлюсь, почему я дивлюсь!
Сочинения мы сдали, и на следующем занятии профессор зачитал одно из них: «Мум бум вугга мум бум…» О чем оно было, я бы сказать не взялся.
Потом профессор принялся за следующее: «Мугга вугга мум бум вугга мугга…» О чем шла речь здесь, я тоже не понял, но под конец вдруг прозвучало:
Мугга вугга мум бум. Мугга вугга мум бум.
Мугга вугга бум бум мугга ву.
Вугга юга ум ум вугга юга ум ум
Вугга вуггу угуга угу.
«Ага! – сказал я себе, – так это же моя работа!»
Честное слово, до самого конца я ее так и не признал.
Эссе-то я написал, однако любопытство свое не удовлетворил и продолжал практиковаться в наблюдениях за собой засыпающим. Однажды ночью мне приснился сон, и я понял, что наблюдаю за собой и во сне тоже. Я прошел весь путь наблюдений, до самого конца!
В первой части сна я ехал на крыше железнодорожного вагона, приближаясь к туннелю. Перепугавшись, я распластался на крыше и со свистом влетел в туннель. Я сказал себе: «Выходит, ты способен испытывать страх и слышать, как меняется звук, когда поезд входит в туннель».
Я обнаружил также, что вижу краски. Некоторые говорят, что сны бывают только черно-белыми, – нет, я видел цветные.
К этому времени я уже оказался в одном из вагонов поезда и почувствовал, как он кренится. Я сказал себе: «Значит, во сне ты получаешь и кинетические ощущения». Я не без труда прошел в конец вагона и увидел большое, точно магазинная витрина, окно. Только за ним виднелись не манекены, а три девушки в купальниках – очень хорошенькие!
Я начинаю переходить, хватаясь за ремни над головой, в следующий вагон и тут говорю себе: «Постой! Интересно было бы испытать возбуждение – сексуальное, – возвращайся-ка ты в прежний вагон». Тут выясняется, что я могу повернуться и пойти по поезду назад – могу управлять во сне направлением моего движения. И я возвращаюсь в вагон с этим особым окном, смотрю: за ним три старика играют на скрипках, – но, правда, они тут же опять обратились в девушек! Стало быть, направление, в котором идет мой сон, я изменять могу, но совершенства в этом пока не достиг.
Ну хорошо, я начал возбуждаться – и интеллектуально, и сексуально, – говоря что-то вроде: «Ух ты! А ведь работает», и проснулся.
Сделал я во сне и еще кое-какие наблюдения. Я не только постоянно спрашивал себя: «Действительно ли мне снятся цветные сны?» – но и гадал: «Насколько точно я вижу ту или иную вещь?»
В следующий раз мне приснилась рыжеволосая девушка, лежащая в высокой траве. Я попытался разглядеть каждый ее волос. Знаете, на волосах, в том месте, где отражается солнце, из-за дифракции возникает разноцветное пятно, – и я его видел! Каждый волосок я видел отчетливо: совершенное зрение!
Еще как-то мне приснилась воткнутая в дверную раму чертежная кнопка. Глядя на нее, я провожу пальцами по раме и осязаю кнопку. Выходит, что «зрительный отдел» мозга связан с «осязательным отделом». И я говорю себе: «А может быть, такой связи существовать не должно?» Я снова смотрю на дверную раму – никакой кнопки на ней нет. Провожу по раме пальцами – вот она, кнопка!
Потом мне приснилось, что я слышу удары – тук-тук, тук-тук. Во сне происходило что-то объясняющее эти звуки, но как-то неубедительно – стук казался не совсем уместным. Я подумал: «Стук раздается вне моего сна, точно я просто придумал эту часть сновидения, чтобы приладить его к стуку. Мне следует проснуться и выяснить, какого дьявола тут происходит».
Стук все продолжается, я просыпаюсь и… Мертвая тишь. Ни звука. Выходит, стук доносился не снаружи.
Люди говорили мне, что они встраивают в свои сны внешние шумы, однако, когда я проводил этот мой эксперимент, тщательно «наблюдая за всем снизу» и пребывая в полной уверенности, что шум проникает в сон извне, оказалось, что в моем случае это не так.
В то время, когда я наблюдал за своими снами, процесс пробуждения не на шутку пугал меня. Когда ты только еще начинаешь просыпаться, наступает миг, в который ты ощущаешь себя неподвижно закрепленным, привязанным к кровати – или придавленным множеством ватных одеял. Это трудно объяснить, однако в такой миг ты чувствуешь, что не способен подняться, не способен проснуться. В итоге мне приходилось твердить себе, уже проснувшись, что это просто смешно. Насколько я знаю, не существует такого заболевания, при котором человек засыпает естественным образом, а проснуться не может. Проснуться ты можешь всегда. После нескольких таких собеседований с самим собой, я стал бояться все меньше и меньше, пробуждение даже начало доставлять мне волнующее удовольствие – это как с «американскими горками»: поначалу страшно, а после становится весело.