Добро пожаловать в Лимбонго!

– Добро пожаловать в Лимбонго! Место, где каждый получает по заслугам!

«Что это? Кто это?» – всколыхнулось и откликнулось на внешний раздражитель беспокойное сознание.

Источник звука находился совсем рядом, оценил Сан Саныч, хотя ощущение было таким, будто слова, минуя уши, попадали прямо в мозг. Слух восстановился прежде, чем вернулось зрение, поэтому говорившего он не видел. Слова, только слова. Да и те прозвучали слишком громко и напористо, ударили в голову, будто железный лом в медный колокол.

Бум-м-м-м!!!

Все-таки Автомон Иванович был прав, это все равно, что умереть. Полное осознание своего небытия. Кроме этого – ничего, ни чувств, ни мыслей. Еще невыносимый холод и сквозняк одиночества. Неужели этим, в конце концов, все и закончится? Бр-р-р! Пусть все длилось какой-то миг, у него не было ни малейшего желания возвращаться в этот ужас. Ни малейшего!

Он вспомнил! Войдя в тоннель – на той стороне – он умер. Ощущение умирания ему теперь не забыть никогда. Как и свет в конце тоннеля, и сопровождающего рядом. И еще мысль. Помнится, он все удивлялся: «Неужели действительно вся та безумная бесконечная пляска была нужна для того, чтобы вызвать на рандеву смерть? И чтобы, придя, она была благосклонной?»

И что же, она действительно была благосклонной?

Ну, если не утащила в могилу, а отвела в Лимб, видимо, так. Хотя, еще вопрос, что было бы лучше.

Постепенно гул в голове затих, мерцание перед глазами тоже прекратилось. Эта мишурная пелена опустилась, истаяла, и тогда он обнаружил, что стоит, преклонив колено, на ровной каменистой площадке, края которой терялись в обложном сумраке. Ловя и фиксируя ощущения тела, с которыми все же что-то было не так, он осторожно выпрямился, поднялся на ноги, и тогда уже огляделся лучше.

Серая пустошь под темными небесами, какие-то развалины поодаль, или холмы, не разобрать – и никакого тоннеля, ни слева, ни справа, ни сквозь. А ведь он был уверен, что его затянуло именно в тоннель. Там, на той стороне. Вряд ли ему скоро удастся забыть ту скользкую горловину, втянувшую его в себя точно гигантский пылесос…

Уверен? Да ладно! Уверен он… В чем? Ты, вообще-то, до самого отправления ни во что не верил. Ну и что скажешь теперь?

Теперь… Это о времени? Ощущение такое, будто его вовсе нет, точно оно остановилось. За-мер-ло…

Он стоял посреди каменного лабиринта, похожего на тот, другой, из центра которого его путешествие началось. Там еще был, мать его, тоннель! Не могло же ему показаться, в самом деле. Или могло? Вообще, он, конечно, не специалист в этом вопросе, но, кажется, что все шаманские лабиринты устроены по одному образцу. Что тот, что этот. И, чисто внешне, меньше всего они похожи именно на лабиринты – так, гладкие спирали без разветвлений, выложенные из валунов разной величины. Но заблудиться в них можно не хуже, чем в самом настоящем, классическом, вроде Минойского, это он испытал лично. Душа там в какой-то момент перестает себя осознавать, обособляется от тела и разума – и вот тебя уже нет, ты пропал.

То есть, сложность узора, заковыристость завитков дело второе. Главное, знать верное направление. Если не знаешь, легко с прямой дороги сбиться, заблудиться и пропасть между двух камней.

– Сюда идите, – вновь его позвал неведомый голос. Сан Саныч посмотрел в направлении источника звука. Направление он определял четко, но встречающий скрывался в перемежающемся сумраке, различить его среди других блуждавших вокруг теней не представлялось возможным.

– По спирали, по спирали, – прозвучала очередная подсказка.

Вообще-то, он вовсе не рассчитывал на дружеский и благосклонный прием. Чужак есть чужак, тут все понятно. Тем более, незваный. Может, и не хуже татарина, но и не лучше, на уровне. И план у него был как раз сразу уйти в тень, мимикрировать, залечь на дно – спрятаться, одним словом, но, черт возьми, он оказался так ошеломлен переходом и всей происшедшей пертурбацией, что ни на что такое оказался не способен. Во всяком случае, пока. В результате чего был немедленно обнаружен и идентифицирован.

Что ж теперь делать? Делать нечего, придется играть в открытую. Хорошо уж то, что он вообще здесь. Что само по себе чудо, но о чудесах не будем, не будем. Пока…

Белые камни на темной поверхности – дорожки лабиринта, его спиральные ходы были хорошо различимы. К центру, обычно, движение против часовой стрелки, значит, ему нужно заворачивать против. Он и завернул, и пошел. Пока шел, понял, что с ним все-таки что-то не так – изрядно тошнило, и кружилась голова. Наверное, сказывались последствия перехода. Сопутствующие симптомы.

Ничего, подумал, терпимо. Могло ведь быть гораздо хуже. Например, его могло просто размазать тонким слоем по стенам мироздания, распылить на атомы, помечая пройденный им вопреки всем ограничениям и запретам путь. Или что-то подобное, еще хуже. Что бывает хуже атомного распыления, он не представлял, но нечто такое вполне допускал. В любой области нет предела совершенству. Неведомые тропы, они потому и неведомые, что на них сам черт ногу сломит.

Так он думал о всякой ерунде, единственно, чтобы дать разбег мыслям. Внимательно глядя под ноги, он со странной, неожиданной даже радостью следил, как они мерно бороздят жирную пыль, укрывавшую поверхность тонким слоем. Так и добрел до выхода.

Навстречу из сумрака выступила темная фигура.

– Добро пожаловать к нам в Лимбонго! – повторила фигура знакомым уже голосом.

– Вы – Чудодо? – спросил Сан Саныч. – Мне сказали, меня встретит Чудодо.

Встречавший хмыкнул.

– Не думаю. Не надейтесь. Хотя, то, что вы сюда добрались, конечно, чудо.

– Но мне сказали…

– Обычная путаница, учитывая способ общения. Нас зовут Худодо. Худодо. И имя это нам подходит, как никакое другое. Это значит, что если чего от нас и ждать, так скорей худа, чем чуда.

– А я Александр. Доманский моя фамилия. Арикара уверял, что я могу на вас положиться.

– Рассчитывать можете, полагаться мы бы и сами не стали.

– Не понял? Как это?

– Скажем так: всегда делайте поправку на внешние условия страны пребывания.

– Что же здесь за условия такие?

– На этот счет, не волнуйтесь, Худодо постарается в скором времени вас просветить.

– Хорошо, пусть так. Арикара передавал вам привет. И послание.

– Привет… Приятно, черт возьми! От самого Арикары! С которым Худодо никогда не встречался, да и, наверное, не встретится. Хотя, как говорится, никогда не говори никогда. А что еще за послание?

– Послание – это я. Просил любить и жаловать.

– Хм… Сказать по правде, вы для нас большая неожиданность. Еще никогда и никто не использовал Лабиринт, чтобы попасть в Лимб. Вы первый, первая ласточка, можно сказать.

– Вряд ли кто-то сможет воспользоваться этим путем после меня, – заметил Сан Саныч.

– Думаете? Если так, это было бы очень хорошим решением. Правильным решением. Негоже открывать новые пути миграции, нарушая равновесие. Но у вас, видимо, была причина воспользоваться Лабиринтом?

– У меня не было другой возможности. Я просто должен был попасть сюда.

– А Арикара?

– Он не смог отказать. Зато сумел войти в положение.

– Вот, значит, как…

– Да, так. Скажите, у нас еще есть время? Очень хочется курить.

– Вполне. – Худодо оглянулся, раскинул руками. – Только присесть, сами видите, не на что.

– Пешком постою, не привыкать…

Сан Саныч достал плоские армейские сигареты без фильтра с черным табаком, к которым пристрастился еще задолго до событий у Кашканара. Чиркнул зажигалкой, прикуривая, затянулся.

– Худодо тоже воскурит табак, – сообщила о своем решении встречающая сторона. – Вместе с вами. Смешаем наши дымы. Думается, духу лабиринта такое подношение придется по вкусу.

Он вытащил из кожаной сумки, что болталась на его боку, кисет, ловко набил глиняную трубку с длинным чубуком, примял табак пальцем с плоским желтым ногтем, и быстро раскурил. Пока он был занят трубкой, Сан Саныч без помех его разглядывал.