«Величайшая из книг – книга жизни, которую нельзя ни закрыть, ни снова открыть по своему произволу.» (А. Ломартин)
Возвращение
Я с большим усилием переворачивался с боку на бок, со спины на живот. И таким образом медленно двигался в светлое будущее, и не думал о славе. Алая была заря. Время от времени я пытался утолить жажду, сосал землю. Хорошо, что место было болотистое. И хорошо, что перед моими глазами появлялся сын, которому тогда не было и года от роду. Он звал меня, и я спешил к нему, в отчий дом.
Я тогда не мог даже предположить, что был мёртв и ожил. Не до этого было мне. Оживлённый труп находился в критическом состоянии; на грани жизни и смерти. То и дело я падал в пропасть, очень часто парил в облаках небесных. Получается; много раз терял сознание. То прощался я с родными и близкими, теряя надежду, то вспоминал противника своего и в ярости говорил ему: «Я доберусь до тебя!»
Сколько времени я карабкался, выползая из леса, сказать не могу. И это не имеет большого значения. Главное, раненный зверь (я) стал видимым; его (меня) кто-то нашел.
Я лежал на бетонке. День был ясным, солнечным. Меня окружали люди, обливали водой. В их глазах я видел жалость и удивление. Милиционер, наклонившись к моему лицу, что-то спрашивал. Видимо, это он открывал мои глаза. Кажется, я не смог ему ответить, сил не было. Но чувствовал, как меня перекладывали, возили. Похоже, что я часто терял сознание. Очнулся в больнице. Сильно болела голова. И сильно я хотел попить воды, жаждал. Я очень хорошо это запомнил. Одна медсестра бросила на кровать мокрое полотенце, и сказала мне строгим голосом: «Почисти лицо своё, алкаш несчастный!»
Я каждый день старательно чистил лицо своё, и не думал о будущем. И прошлое не вспоминал. Но однажды в нашей палате собрались врачи (люди в белых халатах). Сосед по койке сказал: «Больной умер. Его зарезали ножом во время ссоры после застолья. Пьяным он был.»
После того, как вынесли труп из палаты, я вдруг начал вспоминать своё прошлое. Спрашиваю у самого себя: «Что это я здесь лежу?» И говорю себе: «Надо идти домой, в отчий дом, к сыну!»
Решение было принято сознательно. Потому что вспомнил, куда я так спешил. Пытался встать, но ноги не слушались меня. Не чувствовал я их. И взбесился, потому что не мог смириться с этим. Кое как я сбросил себя с больничной койки, упал на пол. Но «ангелочки» подняли меня и уложили на место, укололи и успокоили. Я уснул. Когда проснулся, повторил попытку встать на ноги. И опять неудача постигла меня. Думаю, я надоел там всем, но меня невозможно было удержать. И однажды я всё же встал на ноги свои; стоял возле своей койки, обеими руками держался за её железную спинку и дрожал от собственного бессилия. Я говорю вам чистую правду; такое не забывается. Мне тяжело было удерживать голову свою, «большую», и не мог я тогда самостоятельно передвигать ноги свои, они тащились по полу. И мне больные говорили: «Парень! Лежать тебе надо! У тебя сотрясение мозга!» Но я презренно молчал, потому что вспомнил как выползал из леса. И сказал самому себе: «Надо идти!»
Сколько дней понадобились мне для того, чтобы заставить ног своих идти, я не знаю. Помню одно; они всё же пошли. И меня выписали из той районной больницы; я добровольно ушел из палаты милосердия.
Шел я медленно, еле передвигая ноги свои, широко расставив локти. Я старался сохранить равновесие, чтобы не упасть. Думаю в то время; если вдруг упаду, то не смогу встать. Значит, голова моя всё же соображала. Но глаза мои ещё не открылись полностью, и поэтому я шел гордо опрокинув голову назад, чтобы видеть свой путь. О том, что моя дорога, точнее, тропа зверя ведёт меня к светлому будущему, я не знал.
Когда ещё находился в больнице, я смотрел на себя со стороны. Зеркало было «кривое»: я видел там сильно опухшее лицо. Узнать себя было очень трудно. Я помню; украшали меня настоящие синяки, большие ссадины и глубокие царапины. Мой внешний вид был ужасным. Вся одежда моя была в крови, и она уже давно засохла. Я шел по улице поселения и ревел как зверь от невыносимой тяжести и нестерпимой боли. Пытался я убежать от самого себя и шел в отчий дом, к сыну. Люди в страхе уступали мне дорогу. Я у них спрашивал, где вокзал, но они не понимали меня. Одна пожилая женщина прикрыла рот свой краешком платка, неожиданно увидев меня, и протянула руку в сторону вокзала. Она поняла несчастного, и осчастливила его. И я всё же дошел до вокзала. Приложив огромное усилие, ползком по ступенькам, я смог сесть в электричку. Вагон был почти полным, но пассажиры быстро его освободили. Получается, что я действительно был страшным. И со всех сил своих старался не проспать свою станцию. В рабочем поселке меня окружили любопытные люди. Они смотрели на меня с опаской, как будто к ним явился настоящий зверь. Для многих я был неузнаваемым. Почему то мне это было понятно. Мастер спросил: «Где ты так долго пропадал?» И распорядился срочно отправить меня в больницу. Врачи дали мне справку, определив без всякого обследования, что я нежилец. И начальник ПМС уволил меня с работы по моему собственному желанию, без отработки. По установленному там законному порядку, жилой вагончик я сдал. Переехать мне помогли мои родственники, так как я еле-еле двигался. И даже говорить мне было трудно. Я думал: «Долго жить не смогу». Но судьба распорядилась иначе. Мать моя не бросила меня; ещё раз выходила сына своего, приложив все свои силы. И бабушка моя (очень сильная женщина) несла на своих плечах тяжёлый груз ради благополучия семьи. Помогали мне и братья и другие добрые люди; родственники и односельчане. Вместе мы всё же победили смерть; я стал трудоспособным. Колхозные лошади верно служили мне, своему «Царю», показывая немощному человеку пример выносливости и терпения. И я молча трудился во благо своё.
«Наша жизнь измеряется усилиями, которых она стоила нам.» (Ф. Мориак)
Недосягаемая высота
Осенью 1977 года нас навестил мой двоюродный брат. Он жил и работал в Нижневартовске, но в то время учился на бурильщика, в Саратове. Рустам сказал: «На Севере, и особенно в Бурении, заработки очень большие». И он пригласил нас к себе; в училище набирали новую группу.
Я боялся поступить в училище. Этот шаг был рискованным. Во первых, я думал, что не смогу пройти медицинскую комиссию. Во вторых, я считал, что учиться не смогу. В третьих, я предположил, что работать в бурении у меня не хватит сил. После несчастного случая я действительно был очень слабым, и не только физически, но и умственно. И поэтому такая высота (Освоение Крайнего Севера) казалось мне недосягаемой.
Я работал конюхом в колхозе и зарабатывал тридцать рублей в месяц. И для того, чтобы жить самостоятельно, этого было мало. Но тем не менее, у меня не было желания ехать на Север за длинным рублем. И я подумал: «Рифат никогда не выезжал из деревни, и поэтому ему будет трудно. Мне надо будет сопровождать брата до Саратова».
Данная мысль была хорошая. И поэтому удача улыбнулась мне. Мастер производственного обучения уговорил меня остаться. С УБР-2 дали им (ТУ-17) разрешение принять нас в училище. И медицинскую комиссию я прошел без проблем. Про травму молчал, и на своё здоровье не жаловался. Видимо вспомнил, что я солдат. И удивительным образом сделал крутой поворот на своём жизненном пути.
Руководству училища не удалось набрать новую группу, и они велели нам заниматься в той группе, где учился мой двоюродный брат. Чуть позже к нам присоединился и троюродный брат. Мы все четверо учились в одной группе и жили на одной съёмной квартире. Стипендия была хорошая, так как нам доплачивала организация (УБР-2). Я радовался успеху, и со всех сил своих старался запоминать все уроки. И преподаватели наши делали исключение по отношению к новичкам. Поэтому я говорю: мне повезло. Со временем мой мозг начал работать лучше, я постепенно увеличивал нагрузку; захотел быть нормальным как умственно, так и физически. Про несчастный случай уже не рассказывал людям; старался забыть этот «кошмарный сон».
