Чем раньше он вернется к живым, тем лучше. Там и передохнет, и отоспится, и восстановит силы.

Лихое пламя отплясывало в глазах Мрака. Ягиня внимательно наблюдала за гостем. Черный всадник оставил коня во дворе и с усмешкой попросил подать ему хорошего вина и мяса. Пришлось посылать Домового в погреб. Сама она спускалась бы долго, годы давали о себе знать.

– Отчего не велишь сходить помощнице? – Мрак, склонив голову набок, принялся перебирать свои угольные кудри.

– Занята она, – сказала ведьма, подавая молодцу кусок запеченной курицы.

– И чем же? – хищно облизнулся он.

– Не твоего ума дело.

Ягиня окинула Мрака выразительным взглядом, от всей души пожелав, чтобы он почувствовал ее негодование. Возможно, взгляд подействовал, по крайней мере, Мрак замолчал и начал жевать мясо.

Вестник Ночи всегда отличался непослушанием. Поговаривали, будто в нем издавна гнездилась нечисть, которая и заставляла Мрака творить зло. Если Светоч и Месяц помогали окружающим и покорно выполняли волю богов, то черный всадник постоянно приносил всем беды и погибель. Оттого и слухи по свету шли, будто цвет Смерти – смоляной, а не белый.

Обычно Мрак задерживался у Ягини. Дремал на полатях, спорил со Всполохом или просил ведьму сварить свежего сбитня, но в этот раз он быстро доел курицу, поблагодарил хозяйку и хотел было шутливо поцеловать ее в лоб.

– Прокляну, – шикнула Ягиня.

Мрак рассмеялся и вышел во двор. Ведьма проследила, как он оседлал своего коня и выехал за ворота. Хорошо, что не приближался к бане. Видимо, почувствовал ее негодование и решил не перечить.

«Езжай-езжай», – подумала она, глядя ему вслед.

Вслух ничего не сказала – понадеялась, что вестник Ночи и так понял намек. Не видать Мраку Василики как собственных ушей, пусть другим девкам голову морочит, а ее не трогает. У молодицы и без того забот по самую макушку.

– Я все вычистила! – тут же выскочила из бани Василика, за ней катился Всполох.

– Легка на помине, – хмыкнула ведьма. – Ну пойдем, время отвары заговаривать.

Василика побежала в избу. Всполох кивнул Ягине, мол, все хорошо. Девка ведьму ни о чем не спрашивала – значит, пламенный дух уже проболтался или сама додумалась. Не стала бы она так долго в бане возиться, если бы не поняла, что Ягиня нарочно ее спровадила.

Все шло так гладко, что Ягиня заподозрила неладное. Василика бегала из одной комнаты в другую, не задавала лишних вопросов, не вредничала и не просилась прогуляться еще раз. Да и Мрак слишком быстро унесся, даже в окошко бани не заглянул, хотя должен был бы.

– Фу, – поморщилась ведьма, – заговором за версту несет.

– Каким таким заговором? – удивился Всполох.

– Сам знаешь каким. – Ягиня сердито взглянула на духа. – Глаз с молодицы не спускай.

Василика заклинала отвары. Всполох присматривал за ней. Конь во дворе доедал остатки овса, куры притихли. Ягиня, убедившись, что все идет своим чередом, выдохнула, и тут над головой послышалось знакомое карканье.

– Один ускакал, другой явился, ну конечно, – покачала головой ведьма и сказала нарочито громко: – Здравствуй, Вран Воронович, лет сто тебя не видела!

– Врррешь, каррга, – гаркнул тот, приземлившись на крышу старого сарая.

– Хоть бы поблагодарил. – Ягиня сразу нахмурилась. – Принес?

Вран показал ей лапу с привязанным маленьким сосудом. Да, пожадничал Кощей. А может, просто поленился, не захотел лишний раз спускаться к мертвой реке.

С Бессмертным жителем Нави ведьма дружила давно. Их познакомила еще Кислица, хотя Ягиня так ни разу и не видела Кощея. Она не ходила по ту сторону Грани и не собиралась, но иногда получала оттуда письма, которые приносил верный помощник всех колдунов и ведьм Вран Воронович. Он летал в Навье царство еще птенцом. Поговаривали, что Врана сделали смелым и крепким колдовские зелья. Благодаря им он жил долго, летал быстро и даже мог нагрубить какой-нибудь ворожее, чего не позволяла себе ни одна мудрая птица.

Про Кощея Ягиня слышала много, но что из этого правда, а что ложь, ей было неведомо. Слухи ходили разные. То ли и Жизнь, и Смерть отвергли его, то ли сам он проклял богов и отказался от Жизни, когда прошел через всевозможные ужасы и испытания, увидел, как тела погибших друзей становились голыми костями, как их затаптывали те, перед кем надо было преклонять колени, как его полюбовница скакала нагишом перед его же собратом… Страшно было представить, каким стало его лицо после всего этого! Не каждый мог выдержать подобное, и Кощей не стал исключением – дух его сломился, и Бессмертный (а тогда еще человек) изо всех своих сил проклял богов.

«Если такова справедливость, то я буду вне ее!» Иногда Ягиня будто наяву слышала его давний крик, отрывки воспоминаний Кощея внезапно всплывали в ее снах, и она искренне сочувствовала ему. Никто не заслуживал подобной участи. А самое паршивое – что ей, как и другим ведьмам, это было на руку, ведь только Кощей умел доставать мертвую воду. И только он, Бессмертный, мог уберечь Василику от Мрака, если самой Ягини не станет.

Карты сулили недоброе, потому ведьма спешила дать ученице самое главное, рассказать о важном. Остальное сама доберет, в конце концов, рядом с Василикой останутся Всполох, и Домовой, и, собственно, Кощей. Страшно было оставлять молодицу без попечения, но что поделать? Кислица ведь тоже ушла, оставив Ягиню посреди Леса в окружении духов Нави. Правда, ей было проще – в спину не дышал Мрак. Вообще всадники тогда быстро приняли новую хозяйку. А Месяц – удивительное дело – даже подарил серебряное покрывало, которое грело в самые лютые морозы. С тех пор Ягиня всегда подавала ему самые вкусные яства, ставила на стол наваристую мясную похлебку со свежими лепешками.

– Ох! – воскликнула ведьма. – Вот ведь память-то! Совсем забыла сказать!

Она не рассказала Светочу и Месяцу о том, что после ее ухода изба на время опустеет. Наверняка обидятся, но что уж тут поделать? Не Всполоху же принимать гостей? А Домовой не станет выполнять ее работу.

Задумавшись о будущем, Костяная Ягиня совсем забыла про Василику. Пришлось выйти во двор, чтобы проверить, насколько хорошо хранят дом обережные знаки, не стерлись ли они еще, ведь чертила она их… давно, уже и не вспомнить. Года два или три назад? Надо бы проверить. Если защита ослабеет, нагрянет лесная нечисть. Не зря ведь нежить у ворот скребется, тянет когтистые лапы, только ничего у нее не выходит. Ведьмина изба была крепостью и держалась на заговорах и магических знаках, кругом оплетавших двор, золотившихся, горевших огнем и прогонявших незваных гостей прочь.

– Беда, хозяюшка! – подкатился к ногам Всполох. – Беда нагрянула, горе горькое!

– Говори, – нахмурилась Ягиня.

– Ускакала наша Василика с этим, – скривился дух. – Ворвался в избу, черный, страшный, глаза горят! Подхватил – и на коня! Я даже ахнуть не успел!

И права ведь была Ягиня, сотню раз права! Беда не покидала дом – она притаилась змеей и выжидала, пока ведьма отвлечется. Слишком покладистым был Мрак, слишком быстро ускакал.

Молодцы часто обижали девок. Об этом Василике рассказывала кормилица давным-давно. Поэтому девица не злилась на Ягиню и сидела в предбаннике, ожидая, пока та спровадит гостя. Что черный всадник не уехал, а лишь притаился за воротами, Василика поняла только тогда, когда он схватил ее за руку, вытащил со двора и посадил в седло. Все случилось тихо и быстро, даже конь не заржал, а после пошел бесшумно. Но Всполох заметил – вскрикнул и покатился шаром прочь.

Они промчались через перелесок, где-то в стороне мелькнуло знакомое болото. Лес шумел, мавки и лешачата выглядывали с интересом, кто-то качал мшистой головой. Вдали тоскливо стонали русалки.

Василика жалась к черному всаднику, чувствовала холодное тело. В нем горело не обычное пламя, а колдовской огонь, будто вся его сущность была соткана из ворожбы. Теперь девка понимала, что ее спутник не был ни человеком, ни нежитью – чем-то иным. Больше всего пугали его глаза, выпученные, огромные и недобро сверкающие.