Кто-то встал у меня за спиной и спросил, что я собираюсь делать, уж не через реку ли перебираться. Я ответила, что ищу Сяо Мо.

– Которого Сяо Мо? – спросил человек.

У него было черное лицо, и это касается не только кожи, казалось, будто чернота его дошла до самых костей, придав ему вид мощный и дикарский. Я ответила, что того Сяо Мо, что мороженое продает. Он покачал головой, словно я поставила его в тупик, задав нерешаемую математическую задачу. Он не знал Сяо Мо, но во все глаза таращился на мой велосипед. Протянул руку и коснулся руля.

– Где ты раздобыла такой хороший велосипед? – потребовал разъяснений он.

Я ответила, что взяла у Жун Дунтяня. Это был результат его трехлетнего труда. Уж сколько ему пришлось лягушек перерезать, чтобы Ли Цяньцзинь ему велосипед продал, пусть из вторых рук, зато со скидкой в тридцать процентов. Шанхайской марки «Фэнхуан». Он каждый день его протирал, тщательнее, чем сам умывался. В результате рама блестела и была безупречно чиста, а на цепи не появилось ни крапинки ржавчины. Этот велосипед был капиталом Жун Дунтяня для того, чтобы блистать в Даньчжэне, был светом его жизни, он и императору бы его не одолжил. А я его сперла, рискуя быть обруганной и получить от него по шее. Я немного обнаглела.

– Жун Дунтянь – это кто? – Чернолицый отпихнул меня и взялся за руль велосипеда, разделив нас с ним собственным телом.

Я сказала, что Жун Дунтянь – мой старший брат. У меня четверо старших братьев – Жун «Весна» Чуньтянь, Жун «Лето» Сятянь, Жун «Осень» Цютянь и вот Жун «Зима» Дунтянь еще. Жун Яо – их отец, и мой тоже…

Чернолицый почувствовал стоявшую за мной невидимую силу и стал чуточку добрее.

– Мне нет дела до этих людей, – сказал он. – Так или иначе, велик угнали. Жун как-его-там угнал его зимой.

Я возразила, что Жун Дунтянь точно купил его сам, купил у Ли Цяньцзиня, а Ли Цяньцзинь купил на компенсацию по зарплате от государства.

– А Ли Цяньцзинь – это кто? – спросил чернолицый.

– Папа Ли Дань, – ответила я. – Ветеран правых…

– Так, а Ли Дань кто? – спросил чернолицый.

– А Ли Дань – это поэта Дуаня…

– А поэт Дуань кто?

Я понятия не имела, как ответить человеку, который ничегошеньки не знал о Даньчжэне.

– Ну, ты наверняка знаешь стоматолога Цзиня и ветеринара Иня, красотку-собачатницу Хай Куй, часовщика Глухню Пи, Красотку Юй, Го Мэй…

Чернолицый выглядел озадаченным. Тогда я упомянула Сун Чанцзяна из полицейского участка и судью Сюй Чжэнжуна, чьи имена, вероятно, испугали его, и потому его тон несколько смягчился.

– Давай так, я переправлю тебя на другой берег, а взамен ты одолжишь мне свой велосипед на три дня. Я как раз печалился, что не на чем забрать невесту. Через три дня отправлю велосипед обратно в город и верну его вам, – сказал он. – Без меня ты никогда не доберешься до другого берега. Это будет справедливо. Я вовсе не хочу тебя обижать.

Чернолицый уже заполучил полный контроль над велосипедом. Вокруг не было ни души, и я никак не могла ему отказать. Если он разозлится, он не только отберет велосипед, но задушит меня и в реку выбросит…

Я притворно поколебалась еще немного и согласилась. Я сказала, что через три дня он должен приехать на велосипеде ко входу в городской кинотеатр, я буду ждать его там. И если мы не вернем велик вовремя, от Жун Дунтяня пощады не жди.

Чернолицый радостно сказал: «Хорошо».

Чернолицый был невысокого роста, он присел на корточки и велел обхватить ногами его шею, а затем взвалил себе на плечи. На шее парня сиял яркий шрам от ножевого ранения. Я стыдливо сделала так, как он велел. Он схватил меня за ноги, убедившись, что я закрепилась, и пошел прямо в реку. Поток немедленно ударил в него так, что он пошатнулся, и я вцепилась в его волосы. Он утвердился на речном дне и двинулся вперед шаг за шагом. Он пошатывался, и его могло в любой момент унести вместе со мной. Но он не сдавался. Вода затекала ему в рот. Мои штаны все промокли, даже в промежность налило.

Реку шириной меньше десяти метров мы преодолевали полчаса, и вот я наконец-то оказалась на другом берегу. Чернолицый так измотался, что упал на землю ничком, постоянно кашляя и плюясь водой. Я спросила, как вернусь на прежний берег после того, как увижусь с Сяо Мо.

– Я тебя отнесу, – сказал Чернолицый и вновь поперхнулся водой.

Он и правда немало наглотался.

Мне оставалось лишь довериться ему.

– Я отведу тебя к Сяо Мо, – сказал Чернолицый.

Я была приятно удивлена. Он встал и сказал:

– Пойдем со мной.

Чернолицый повел меня вверх по склону небольшого холма, через густой бамбуковый лес, и мы добрались до деревни.

Деревня была густо застроена полуразрушенными кирпичными домами. Некоторые уже превратились в руины, а у тех, что не рухнули, на крыше почти не осталось черепицы. Некоторые деревья свалились прямо посреди дороги, а некоторые придавили крыши домов. Везде, докуда доставал взор, царило запустение. Чернолицый привел меня в маленький дворик на обочине дороги, встал за забором и сказал:

– Это мой двор, Сяо Мо здесь.

Я подозрительно уставилась на Чернолицего, думая, что он лжет.

– Сяо Мо, о котором ты говоришь, – мой младший брат. – Похоже, Чернолицый не шутил.

Это был обычный двор. Дома хоть еще и не развалились, но сильно обветшали, а тот, что слева, вообще дышал на ладан и еле держался на трех бревнах. Но двор был аккуратно убран, и какой-то старик готовился развешивать по комнате фонарики.

– Я женюсь, – радостно пояснил Чернолицый.

– Где Сяо Мо? – спросила я.

– Сяо Мо потерял мой велосипед. Велосипед, на котором он продавал мороженое и катался, был мой. И несмотря на то, что он был сломан, во всей деревне велосипед был только у нас. Я собирался на нем невесту привезти, – сказал Чернолицый. – После тайфуна, в тот день, как только дождь прекратился, он торопился в магазин прохладительных напитков, чтобы купить партию мороженого, но наводнение тогда еще не прошло за мост, а он уперся, что ему надо на другой берег, и когда дошел до середины моста, тот рухнул, и он вместе с великом тоже в реку упал…

Я чуть не заплакала от горя, но Чернолицый улыбнулся:

– Его спасло дерево в бухте Танлан, а вот велосипед не удалось найти. Без велосипеда он не сможет продавать мороженое, а у меня свадьба вот-вот накроется.

Я колебалась. Чернолицый крикнул издалека в сторону двора:

– Мо Чжэньдун!

Спустя некоторое время кто-то вышел из дома на костылях. Хотя глаза его были завязаны марлей, я издалека могла разглядеть, что это был Сяо Мо. Меня охватило радостное удивление. Сяо Мо повернулся в нашу сторону. Его лицо, шея и руки были покрыты ссадинами. Чернолицый прошептал мне, что его глаза пострадали во время наводнения.

Я немного испугалась. Чернолицый поспешно объяснил: мол, доктор сказал, что марлевую повязку можно будет снять завтра, и тогда Сяо Мо сможет смотреть кино.

Я глубоко вздохнула с облегчением.

– К тебе пришли, – сказал Чернолицый Сяо Мо.

– Кто?

– Ты кто? – спросил меня Чернолицый.

Я не могла сказать, кто я такая. Я не знала, с чего начать. Дело в том, что я не могла точно описать себя. Я навертела на голове высокий иссиня-черный старомодный пучок, а в уголки глаз и на краешек губ нанесла по мазку кармина, как в старину. Так я подражала изысканному облику Каору, не хватало только кимоно. Жаль, что он не видел.

– Завтра в городском кинотеатре можно будет бесплатно посмотреть фильм «Танцовщица из Идзу». Не потратив ни фэня[2]! Я пришла, чтобы сообщить тебе. Мы можем вместе сходить… – Я наконец набралась смелости высказать это вслух. И как только сказала – тут же помчалась со двора.

Сяо Мо, спотыкаясь, последовал за мной и спросил, кто я такая. Я так разволновалась, что не смогла произнести собственное имя. Сяо Мо назвал много имен подряд, но ни одно из них не было моим. Он взаправду не знал моего имени. Я не винила его. Но было немного грустно.