Сяо Мо был примерно моего возраста, может, немного старше. Он был ребенком из бедной семьи, на плечах у него всегда болталась одна только рубаха в бежевых пятнах пота. На его штанах я насчитала целых восемь заплат, три из них на заднице; заплатки были грубые, неровные, разного цвета. Сяо Мо был смуглый и худой; ни тени изворотливой смекалки, свойственной другим торговцам, – наоборот, его простое и неулыбчивое лицо выглядело туповатым. Дом Сяо Мо находится в деревне Баймицунь, настолько захолустной, что о ней почти никто не знает.
Деревня располагалась больше чем в десяти ли[1] от города, связанная с нами совершенно негодной дорогой. Сяо Мо ездил на высоком сломанном велосипеде по толстому песку и при малейшей неосторожности падал. Его деревянный холодильник был укреплен деревянной же рамой и при обычном падении не разваливался. В течение всего лета, а то и до того, как оно наступало, Даньчжэнь начинал потеть. Люди зависели от фруктового мороженого, они нуждались в хорошем глотке морозного воздуха, чтобы подавить внутренний жар. Особенно те, кто хотел сходить в кино, – с фруктовым мороженым во рту можно спокойно просидеть в душном кинотеатре полдня. Я видела Сяо Мо перед кинотеатром почти ежедневно в полдень. К багажной стойке его велосипеда был привязан деревянный холодильник, заполненный фруктовым мороженым, которое он закупал оптом в городском магазине прохладительных напитков. Он ждал, пока солнце накалится, ведь когда солнце сильно палит, люди не могут не прийти к нему. Те несчастные дети, у которых вечно мало денег, тем более не обойдутся без фруктового мороженого. Даже если они не в состоянии его купить, они могут наслаждаться разреженным воздухом кондиционера и запахом сахарина из холодильника. В это время Сяо Мо и приступал потихоньку к делу.
В самое пекло двери кинотеатра открывались, готовые принять распаренных, потных зрителей. Качество громкоговорителей в кинотеатре было крайне низким, звуковые эффекты – нестабильны, а звук – сухой, скомканный, резкий, но при этом очень громкий, слышный на всем овощном рынке и в мясных и птичьих рядах. В процессе кинопоказа громкоговоритель не снижал децибелы, и все без исключения звуки фильма были отлично слышны наружи. Кинотеатр прибегал к такой уловке, желая привлечь больше людей, чтобы те решились купить билеты и войти в зал. И в самом деле такое случалось, люди частенько не могли устоять перед искушением и скрепя сердце прямо на середине фильма покупали билеты и забегали внутрь.
Как-то раз и Жун Дунтянь так же купил билет, но стоило ему войти в кинотеатр, как фильм закончился. Он увидел только финальные титры, поэтому разорался и стал требовать, чтобы фильм поставили снова. Но повторный показ был невозможен, и орать тоже не имело смысла, ведь охранник Большеухий Лу предупреждал его, что фильм вот-вот закончится и входить не стоит. Жун Дунтянь подбежал под экран, достал спичку и пригрозил спалить его. Жун Яо как раз проходил мимо дверей кинотеатра, Большеухий Лу остановил его и попросил не позволить Жун Дунтяню совершить преступление. Жун Яо схватил Жун Дунтяня и отмутузил до полусмерти. Даже несмотря на трепку и на то, что его лицо посинело и распухло, Жун Дунтянь не сдавался, и Большеухому Лу пришлось вернуть ему деньги за билет.
Когда начинался фильм, Сяо Мо, казалось, забывал о продаже фруктового мороженого. Он «слушал фильм», склонив голову набок, сосредоточенно, серьезно и внимательно. Я никогда не видела никого, кто настолько завороженно вслушивался в кино. Развернувшись всем телом, он, с дурацкой улыбкой на лице, неотрывно глядел на громкоговоритель под карнизом. К нему подходили и стучали по деревянному холодильнику, требуя мороженого, но он не оборачивался, а просто махал рукой и отвечал, что мороженого больше нет. Когда фильм заканчивался, он понимал, что в холодильнике оставалась еще добрая половина товара, которая начала таять. Он нервно включал зазывалу, но уже не мог остановить людей, которые спешили уйти. Я наблюдала в сторонке, издали, и беспокоилась за него.
Сяо Мо не знал меня, и я ни разу не сказала ему ни слова. Но даже в самые трудные времена я каждый день исправно тратила один мао, чтобы купить одно из его фруктовых мороженых. Я покупала молча: протягивала Сяо Мо один мао, и он давал мне голубое, где было больше маша. Он знал, что я люблю голубое и не люблю желтое и красное. Прямо перед ним я глубоко всасывала столбик мороженого со смачным «ням». Он улыбался мне, обнажая блестящие зубы, которые были еще красивее, чем золотые. Иногда он зазывал целых полдня, но продавал только одну штуку. Казалось, он не находил себе места от скуки, и я тоже не находила себе места. Ему не нравились люди в городке, они были слишком скупые, слишком крохоборные, долго придирались даже к мороженому за один мао. Мне тоже не нравились люди в городке, потому что они не нравились Сяо Мо. Иногда по вечерам можно было увидеть, как Сяо Мо спешит из деревни обратно в город, в магазин прохладительных напитков, чтобы вернуть нераспроданный товар. Мороженое таяло и превращалось в воду, и в магазине любезно пересчитывали маленькие палочки, одна палочка считалась за целое мороженое. В этом случае, возвращая товар, он не оставался в проигрыше.
А Большеухий Лу знал Сяо Мо, даже очень хорошо знал. Однажды он просто так попросил у Сяо Мо фруктовое мороженое и свирепо в него вгрызся, в результате отморозил больной зуб. От боли он затопал, обхватил голову руками и зарыдал, отчего Сяо Мо потерял дар речи и выглядел совсем беспомощным. С тех пор при виде Сяо Мо у Большеухого Лу ныли щеки, а затем начинало ломить и зубы, и он, прикрывая рот, прогонял Сяо Мо.
Кинотеатр не принадлежал Большеухому Лу. Он всего лишь работал временным охранником, но относился к кинотеатру как к собственному дому. Он стерег дверь так, что мышь не проскочит, – даже дети не могли пробраться без билета. Лао Фань, который охранял вход раньше, был намного гуманнее, он лишь вполглаза присматривал за прошмыгивающими детьми. Жители городка ненавидели Большеухого Лу, который в свое время был мастером по кастрации петухов, им были противны его волосатые руки и длинные, как у быка, уши. Большеухий Лу только и мог, что третировать деревенских, он был особенно бдителен по отношению к зрителям из сельской местности, поднимал их билеты над головой и проверял по два-три раза, как проверяют фальшивые купюры. А еще ему нравилось прикасаться к женским телам. Большеухий Лу перегораживал середину узкого прохода в кинотеатр и не упускал случая пощупать зрительниц, он терся об их груди или кожу.
Единственный человек, который боялся Большеухого Лу, был Сяо Мо. Чтобы скрыться из поля его зрения, Сяо Мо приходилось заворачивать за угол и переходить на другую сторону билетной кассы. А это никак не являлось самым удачным местом для продажи фруктового мороженого.
Но Сяо Мо, похоже, приходил сюда не столько для того, чтобы продавать фруктовое мороженое, сколько для того, чтобы слушать кино. Он никогда не смотрел кино, но мог догадаться о его содержании и деталях по звуку. Некоторые фильмы показывали в кинотеатре больше одного раза, и из таких фильмов он знал наизусть все реплики и даже мог подражать интонации героев, как будто видел эти фильмы тысячи раз. Порой, увлекшись, он забывал о продаже фруктового мороженого и демонстрировал свои актерские таланты людям, бродившим за пределами кинотеатра. Он пересказывал им диалоги героев, опережая актеров на реплику и не упуская ни слова, более того, он произносил реплики с той же интонацией – как будто это в фильме повторяли за ним. Он даже мог угадывать движения и выражения лиц персонажей фильма и показывать это тем, кто находился снаружи, пританцовывая и жестикулируя. Небольшое открытое пространство в углу стало для него сценой. У Сяо Мо действительно был актерский талант: каждая поза и движение, каждое выражение лица, каждое слово – все было выверено до совершенства и исполнено мастерства и достоинства. Те, у кого не было денег или кто скупился тратить их на билеты в кино, окружали Сяо Мо и смотрели его выступление. Иногда вокруг него собиралось гораздо больше людей, чем в самом кинотеатре. Когда Сяо Мо показывал комичную сценку, они смеялись; когда Сяо Мо захлебывался рыданиями от тоски, зрители тоже тихонько роняли слезы.
