– Откуда ты знаешь, что они планируют?

– Я ничего не знаю, Лена, я лишь предполагаю. Но, всю жизнь проработав с юристами такого калибра и зная их ресурсы, я примерно могу себе представить, что сделала бы я на месте преступников.

– Значит, мы звоним в 911. А потом что?

– Потом уходим. Согласно плану на той карте. И ты совершенно права. Нам нужна команда. Это уж слишком, чтобы справиться в одиночку.

В последний мой день в «Стоукс & Крейн», два года назад, Виктория Виглиони вручила мне кружку. Виктория – настоящий гений и при этом выглядит как точная копия актрисы Зои Дешанель. Но не вздумайте говорить это ей в лицо, потому что последствия вам не понравятся. Мы были в её кабинете, увешанном яркими красочными пальчиковыми рисунками её племянниц-близняшек. Почти над всеми сложными делами за эти восемь лет мы работали вместе с Викторией, потому что она занималась самыми серьёзными случаями утечки данных и криминалистической экспертизы. Несмотря на то, что она была из поколения Y, она сумела занять должность руководителя отдела судебных технологий. Я доверяла Виктории свою карьеру, свою жизнь. Она как никто другой умела управляться со CaseSpaceAI и CaseCore, находя релевантные данные среди миллионов и миллионов документов.

– Вот, – сказала Виктория, протягивая мне кружку, не улыбнувшись и не встав из-за стола, так что мне пришлось за ней наклониться. Кружка была совершенно новой, в ней лежала визитная карточка компании. – Заворачивать не стала. – Она поджала губы, как сердитая кошка из мемов. На кружке была нарисована утка, а под ней выведено: Мы решили бы эту проблему, проводя больше сраных собраний.

– Мне нравится. – Я улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. Она постучала по фарфоровой табличке на столе, приветствовавшей всех гостей: НЕТ.

– Ты, засранка, бросаешь меня с этими засранцами.

– Виктория, я же тебе говорю, «Котон & Коверкот» готовы взять и тебя. Ты мне нужна.

Она не удостоила меня даже смехом, лишь хрюкнула.

– Ну да, так что нет. Чёрта с два. Когда я по твоей милости проходила их сраное собеседование, эти засранцы называли меня Викки. Я не перехожу на сторону зла. И тебе не советую.

Мы уже несколько раз ссорились по этому поводу, так что на этот раз я только вздохнула.

– Я буду скучать по тебе, Викки. – Я нарочно назвала её Викки, чтобы поддеть, но она и глазом не моргнула. – Зато мы можем обедать вместе. «КоКо» находится в этом же здании.

– Да, да. Я в курсе. Эти засранцы ясно дают понять, что хотят стереть Стоукса с планеты Бостон. Как будто Пру теперь галактика, «КоКо» – Звезда Смерти, а Стоукс – жалкий Альдераан.

Я вновь обвела глазами её коллекцию персонажей «Звёздных войн», выстроившуюся на полке вместо папок с юридическими бумагами. Виктория – не юрист, она считается вспомогательным персоналом. Но ни один достойный юрист не возьмётся за дело с большим объёмом данных без её помощи. А тех, кто не согласен целовать её в задницу, я и за адвокатов не считаю.

– Я не понимаю. Целый год эти засранцы возились там наверху со своим строительным дерьмом, выстраивая адский пейзаж, а ты всё время ворчала из-за шума. А теперь ты бабац – и за две недели решила уволиться? – Её тон резко посерьёзнел, брови нахмурились, так что я смотрела на неё без улыбки, просто слушая. – Грета, я думаю, ты сделала это только потому, что … – Она тут же осеклась и воздела руки вверх. Я была поражена, что она настолько перешла на личности и так меня оскорбляет, ещё и потому, что именно в этот момент поняла убийственную причину, по которой приняла предложение «КоКо», помимо денег и статуса. – Неважно. Неважно. Ты большая девочка. Это твоя жизнь. Не моё дело.

Я глубоко вдохнула, на миг закрыла глаза и натянула улыбку. Я не готова была обсуждать причину, по которой приняла предложение «КоКо», ни с Викторией, ни с кем. Сначала мне нужно было обсудить её с самой собой. Так что мы снова вернулись к взаимным подколам, как обычно.

– Прости меня, Виктория. Мне очень жаль. Честно. Кружка классная. Спасибо. Но мне пора идти. Я направляюсь к Звезде Смерти.

– Да, да. Я тоже буду скучать. И всем своим холодным мёртвым сердцем надеюсь, что дверь хлопнет тебя по заднице.

– Надейся, Зои Дешанель, надейся.

– Вот же сучка паршивая! – были её последние слова.

Конечно, потом мы продолжали общаться. Я несколько раз вытаскивала её со мной пообедать, но в её поведении слишком явно читалась холодность, а в моём сожаление, и к тому же в мире судебных разбирательств два года пролетают как наносекунда. Мы обе были слишком заняты работой, и хотя как раз в прошлом месяце обедали вместе и я объяснила, что вскоре мне может понадобиться её помощь в одном нестандартном важном деле, о деталях я умолчала, и пару секунд она серьёзно смотрела мне в глаза, как бы говоря: я понимаю, что ты сейчас не можешь рассказать мне подробнее, и разрешаю тебе задать вопрос, помогу ли я тебе, когда придёт время. После этого она мне ответила – как скажешь, босс, – и мы продолжили обсуждать её племяшек и то, как ей трудно встретить человека, который, как она выразилась «не прицепится как паразит и будет уважать мой рабочий график».

У меня тоже нет ни мужа, ни детей. Мой брат Тоби, профессор философии, живёт в одиночестве в хижине в Вермонте, редко выбираясь за пределы родного кабинета. Наши родители – на острове Палмс в Южной Каролине. Тёти Вайолет давно нет. Так давно нет …

Да, моя личная жизнь, безусловно, тоже сыграла роль в тот последний день в «Стоукс & Крейн».

Я повернулась, вышла и на прощание помахала ей через стекло. Она махнула в ответ и снова скорчила гримасу, как у той кошки. Думаю, в этот самый момент, когда я прощалась с Викторией, самой моей близкой коллегой, туман последних двух недель после того, как «КоКо» пригласили меня на собеседование, сделали предложение, от которого невозможно отказаться, и я его приняла, наконец рассеялся. По телу пробежали мурашки, сердце заколотилось. Пока я шла по знакомым коричневым коридорам Стоукса мимо невероятно красочных работ разных художников во всех стилях – смешанная техника, пейзажи, скульптуры, абстракции, через хорошо укомплектованную кухню на тридцать третьем этаже, с вполне сносной кофемашиной, хорошим ассортиментом хлебобулочных изделий для секретарей и коробок с остатками пиццы для адвокатов, до меня дошло, что я совершила непоправимый поступок.

Но только когда я миновала эту уютную, по-домашнему уютную мини-кухню и свернула налево к внешнему офису, чтобы попрощаться с Генри, я поняла, в каком заблуждении находилась, принимая действительно неудачное решение. Решение, основанное на эмоциях, а не на стальной карьерной интуиции, которой я должна была руководствоваться. Потому что, подойдя к двери Генри и увидев, что там пусто, свет не горит, все растения исчезли, как и красивый завал из журналов и бумаг, я вспомнила, что Генри уволился два месяца назад. И в этот яркий, освещённый прожекторами момент осознание прошептало мне беспощадную правду: я приняла катастрофическое решение перейти в «КоКо», чтобы оказаться как можно дальше от опустевшего кабинета Генри.

Я до сих пор вижу его на совещаниях, те незабываемые часы в конференц-зале Стоукса, его тёмные волосы, его большие карие глаза, его невероятное спокойствие перед лицом устрашающих фактов, сложных прецедентов и требовательных партнеров. То, как он задавал тон в кабинете, невзирая на то, кто ещё там находился, хоть сам Стоукс, потомок изначального Стоукса. В его безупречных манерах, уверенном тоне, ослепительном интеллекте было что-то неосязаемое, подчинявшее ему всё. Я вижу себя напротив него, ловлю его взгляд, а он ловит мой. И я до сих пор снова и снова вспоминаю тот день, когда мы были одни в маленьком конференц-зале без окон, и он пересел на стул рядом со мной, и я заметила, что его запястье покрыто веснушками, и я коснулась его, и он не отдёрнул руку. Я помню до последней доли секунды, что он не отдёрнул руку, что она какое-то время оставалась неподвижной и тёплой под моим прикосновением. Я помню электрическую пульсацию во всём моём теле, помню, как прижала палец к этим веснушкам на его запястье, желая слиться с ним, стать единым целым. Этот момент был первым откровенным физическим актом после долгих страстных взглядов и даже одного прямого разговора за неделю до этого и совместных обедов, которые почему-то всегда длились на час дольше, чем мы планировали.