– Прослушивание было на прошлой неделе, – быстро нафантазировала я, – но, кажется, на роль так никого и не взяли. Я могла бы вас записать. Скажем, завтра?

Ее лицо озарила радость.

– Завтра я смогу!

В порыве безудержного оптимизма она даже не задалась вопросом, откуда давно вышедшая на пенсию женщина может знать об идущих прямо сейчас прослушиваниях. Разумеется, я и не знала. Но мы слышим то, что хотим услышать, и ее надежды сослужили мне хорошую службу.

– Не могу поверить в свою удачу, – зачарованно произнесла Эшли. – А я-то считала сегодняшний вечер катастрофой!

– Ваше вторжение было совершенно неожиданным, – сказала я, вспомнив, как перенервничала, увидев крадущуюся по моему заднему двору женщину. – Но это не значит, что стоит упускать такой шанс.

Я не суеверна, совсем наоборот. Просто увидела в этом происшествии возможность. А я не из тех, кто упускает возможности.

Я никогда не стремилась открыть кастинговое агентство. «Она оказалась в нужное время и в нужном месте», – говорил мой муж, когда я рассказывала историю о том, как у меня сломался зуб и я сидела в приемной стоматолога вместе с президентом «Уорнер бразерс» в тот день, когда уволился его помощник. Мой муж называл «неожиданной удачей», что глава отдела кастинга умер от передозировки, а для пяти уже утвержденных пилотов телесериалов нужны были актеры на главные роли, и босс попросил меня «помочь». «Счастливым случаем» называли и тот факт, что десять тысяч долларов за мое незаконное увольнение поступили в тот же день, когда предстояло внести залог за новый офис. Но я никогда не использовала слова «удача» или «совпадение». Я не верю в судьбу. В жизни всегда есть место неожиданности. С этим можно либо смириться, либо воспользоваться. Следовать так называемой «судьбе» – значит воспринимать неожиданные повороты не как препятствия, а как дорожные знаки, а потом идти туда, куда они указывают.

– Я верю в то, что все в жизни происходит не просто так, – энергично произнесла Эшли. – Думаю, в этом мы сходимся.

– Да, – просто ответила я.

Не было смысла поправлять ее, что я, вообще-то, не фаталистка. Ее появление на моем пороге было случайностью; возможность буквально постучалась ко мне, и я впустила ее, вот и все. Наверное, я ждала ее, хотя и не знала об этом до ее появления. Не имеет значения, пришла ли она в идеальное время, или я решила, что сейчас самое подходящее время. Она здесь, а это означало, что, как и ее отец и мой муж, теперь я тоже могу преждевременно умереть.

– Ты не обязана готовить мне ужин, – сказал я тете, когда она вытащила из духовки две форели, посыпанные зеленью.

Тетя частенько бывала несносной, но прекрасно готовила, вероятно, потому, что надо же чем-то заманивать гостей. Знаю, говорить такое не слишком любезно, но вряд ли она станет это отрицать. Она никогда не умела быть «милой».

– Если я не буду для тебя готовить, то кто тогда?

Я знал, что она пытается меня поддеть, но не проглотил наживку. Луиза постоянно пилила меня, что мне пора завести подружку. Конечно, из добрых побуждений – тетя не хотела, чтобы я страдал от одиночества. Я не мог объяснить ей, почему не хожу на свидания, если хотел сохранить ее расположение.

За ужином мы поболтали о всяком. Она готовила лучшую в мире картошку с чесноком, с хрустящей корочкой снаружи и мягкую как бархат внутри, я всегда просил добавку, и все равно было мало. Как обычно, тетя Луиза расспрашивала о моем отце (своем брате). И мне стало ее жаль, потому что он никогда о ней не спрашивал.

После ужина были чай и печенье. Я жевал уже третье печенье, когда она наконец перешла к делу:

– Я собираюсь изменить завещание.

Я не понимал, зачем она мне об этом сообщает, и поэтому спросил:

– И ты просишь меня этим заняться?

Я был уверен, что у нее есть юрист по имуществу, но вдруг она с ним поругалась?

– Нет, ты не сможешь.

– Почему?

– Потому что я оставлю все тебе.

Это заявление застало меня врасплох, и я чуть не подавился печеньем.

– Прости. – Я схватил салфетку, чтобы смахнуть со стола крошки, которые вылетели у меня изо рта во время кашля. – Ты же знаешь, что я не могу позволить тебе так поступить.

Я знал, что Луиза злится на детей, считает, что они ее бросили. И понимал, почему она благоволит ко мне. Я сделал для нее больше, чем все остальные члены семьи, вместе взятые. После смерти отца Чарли и Винни были совершенно потеряны и о себе-то едва могли позаботиться, поэтому кто-то должен был держать за руку бедную вдову. Луиза была беспомощна. Она зарабатывала деньги, но муж занимался всем остальным – домом, инвестициями, полол огород и менял перегоревшие лампочки.

Когда Чарльз умер, Луиза даже не знала, где лежит чековая книжка и в какой банк позвонить, чтобы заказать новую. Она нуждалась в помощи, нуждалась во мне. У мамы был отец, а у меня не было даже подруги (как мы уже выяснили), так что помощь Луизе заполнила дыру, которая могла меня поглотить. Я делал все, что она попросит, от обновления оперативной системы (телефона, компьютера, планшета, и все по новой) до прочистки засора в кухонной раковине. Она называла меня сыном, которого у нее никогда не было, и мне приятно было это слышать, но в то же время нет, потому что у нее был сын, только он не хотел иметь с ней ничего общего.

Я вроде бы должен испытывать восторг от того, что богатая тетя желает сделать меня своим наследником, но знал, что случится, если Луиза оставит деньги мне, а не детям. В нашей семье начнутся «Голодные игры», каждый будет жаждать крови. Чарли и Винни обвинят меня в манипулировании, обмане, принуждении, даже в откровенном воровстве. К тому же отец ни за что этого не потерпит и заставит вернуть все двоюродным сестрам, пусть даже деньги никогда им не принадлежали.

Я уже собирался допить чай и пожелать Луизе спокойной ночи, но тут тетя резко встала.

– Я хочу кое-что тебе показать, – заявила она.

Она развернулась и скрылась за дверью. Я поставил чашку и последовал за Луизой в кабинет. Когда она вытащила из ящика стола тонкую папку и я увидел, что написано на обложке, у меня началась нервная дрожь.

– Я подписала ее: «Смерть Луизы», – сказала она, будто предчувствовала, что я не поверю своим глазам, и не ошиблась.

Тетя сунула папку мне в руку и жестом велела открыть. Внутри лежал документ, озаглавленный «Последняя воля Луизы», где подробно описывалось, как именно она хочет умереть: не нужно искусственно поддерживать в ней жизнь, похороны должны быть скромными, только для членов семьи, и никто не должен видеть ее тело. Чтобы все прошло по плану, она все заранее подготовила: гроб, договор с похоронным бюро, сценарий похорон, а за исполнением ее воли будет следить модный адвокат из Беверли-Хиллз. Визитка адвоката и все документы лежали в папке, а написанное вручную письмо ее детям приколото сбоку.

– Луиза, – сказал я, когда все тело покрылось мурашками, – зачем ты мне это показываешь?

– Я должна была показать ее тебе давным-давно, – пренебрежительно фыркнула она и выхватила папку из моих рук. – Она будет лежать вот здесь. – Тетя засунула папку между записями о ремонте автомобиля и счетами за кабельное телевидение.

Позже я корил себя за то, что не уловил, почему она заговорила о завещании и последней воле, но тогда был просто ошарашен.

Мы вернулись в столовую, чтобы вместе убрать со стола, а потом я выгнал ее из кухни и помыл посуду. Намыливая и ополаскивая ее шикарные антикварные тарелки, я пытался осмыслить, что только что произошло. Почему Луиза показала мне свою папку с предсмертной волей? С чего вдруг решила изменить завещание? Всерьез ли хотела сделать меня своим наследником? Или просто проверяла меня? Постыдно, что Чарли и Винни отвернулись от матери, но я не мог украсть у них наследство. Если они вели себя плохо, это не значит, что я тоже должен так поступать.