Передо мной лежала… тьма. Но тьма, полная движений, была наполнена плеском воды. Точки света сияли высоко, наверное, далекие звезды, но разноцветные, движущиеся, медленно танцующие. Узоры были слишком сложными для глаз.

Золотой лес стоял за мной. Где-то в его глубинах еще искал меня Охотник. Но он не мог пройти сюда, так глубоко в сон. Он был слишком старым, этот сон был слишком юным, частью его ранних дней.

Я посмотрела на ребенка рядом с собой. Он уже не был мальчиком с худыми мускулистыми конечностями. Этот ребенок был младше, едва мог стоять. Его лицо было круглым, а конечности пухлыми. Он даже был с животиком, который забавно у него смотрелся.

Он повернулся, посмотрел на меня, его глаза все еще были без возраста, хотя лицо было круглым.

— Вот это? — спросила я. — Это конец?

Он кивнул. Он не пытался говорить. Может, еще не мог произносить слова.

Я медленно встала, держа его за руку. Я осторожно шагнула к тьме, и ребенок попытался идти за мной, но после двух шагов вдруг упал, отпустил мою руку и душераздирающе завыл.

Я удивилась, выронила посох и подняла его на руки. Но он уже был младенцем. Его ножки могли только дрыгаться, а пальцы беспомощно пытались ухватиться. Его личико сморщилось, губы дрожали от гнева, какой знали только дети.

— Семь богов, — выдохнула я, едва слышала свой голос за его воем. — Мы добрались до конца твоих воспоминаний, да?

Я помнила младших братьев и сестер, которые всегда были частью моей семьи, так что подхватила ребенка, прижала к плечу, поддерживая его голову, и встала на ноги. Я повернулась к бесконечной темной воде, нежно покачивала ребенка, шепча:

— Кто этот мальчик? Что такой милый злой мальчик? Кто такой милый мальчик? — я даже не осознавала, как ворковала бред снова и снова.

Это работало. Крохотный фейри перестал кричать, повернул голову, посмотрел на меня милыми мигающими глазами.

Рожки охоты зазвучали за мной. Я нервно оглянулась, увидела тени среди золотых стволов леса. Охотник приближался. Взрослый разум его мог проникнуть глубоко в память? Я так не думала… но теперь не была уверена.

Прижимая ребенка к груди, задевая ногами ледяную воду, я побежала. Рожки звучали снова и снова. Я ощущала, как Игендорн искал меня. Он проснется? Он разозлится в погоне и вырвется из сна? И если так, и он увидит меня на коленях в круге рун, что он сделает?

Нужно было перестать так думать. Мне нужно было спешить.

Вдруг фигура появилась впереди меня, на краю воды — высокая тень, темнее, чем тьма вокруг меня. Я тут же узнала ее. Я ожидала, что найду это ясное воспоминание глубоко в разуме Игендорна.

— Охотница! — позвала я.

Фигура повернулась. Юное лицо женщины с золотыми волосами появилось передо мной, сияло внутренним светом. Она увидела меня и нахмурилась. На ее лице проступила ярость, когда она увидела, что я держала в руках. Она без слов пошла ко мне, забрала из моих рук ребенка. Она повернулась и прижала его к себе. Ее глаза были как у дикого зверя, полные угроз и материнского инстинкта защиты.

— Ты не заберешь его! — прорычала она. — Ты не заберешь моего милого ребенка!

— Поверь, я не хочу его, — ответила я, отпрянув на пару шагов, подняв руки, желая успокоить. — Потому я тут. Он… твой сын… хочет жениться на мне.

— Тебе? — женщина-фейри окинула меня взглядом. Гнев на ее лице сменился отвращением. — Но ты — смертная.

— Я знаю, — я не дала себе закатить глаза. Высокомерие фейри было сейчас моим лучшим оружием. — И если ты не хочешь, чтобы смертная делила кровать с твоим сыном, рожала от него детей и сидела рядом с ним на его троне… если не хочешь, чтобы корону Охотницы носила смертная, ты дашь мне то, о чем я прошу.

Женщина выпрямилась. Она казалась тут моложе, в далеком воспоминании, хотя было сложно описать, как лицо без возраста могло быть моложе. Было что-то уязвимое в ее красоте, чего не было в женщине, которую я встретила в реальности.

— И ты решила, что можешь угрожать Охотнице Игендорна? — холодно осведомилась она.

— Не угрожать, — ответила я. — Договориться. Ты дашь мне то, о чем я прошу, и я покину лес Игендорн навеки.

Она была потрясена.

— Какая смертная не была бы рада браку с моим сыном? Какая смертная не хотела бы носить мою корону и править землями Игендорна веками, живя дольше, чем должна, повелевая фейри, которые на самом деле выше тебя?

Я напряглась от этих слов. Но, как матушка Улла говорила не раз, нельзя было ожидать от фейри, что они будут вести себя не как фейри. Нужно было радоваться, что меня еще не убили.

Я осторожно вдохнула и тихо сказала:

— Та, что любит другого.

Женщина моргнула и прижала ребенка сильнее в груди.

— Другого?

— Да, — я сглотнула. В реальности слезы обжигали уголки моих глаз. Не так я ожидала признаться… я вообще не собиралась признаваться. Но это уже не было важно. — Я люблю другого. И любовь достаточно сильна, чтобы рисковать ради него свободой и силой.

Я шагнула к женщине, к красивому изображению на берегу бесконечной воды. Она стала пятиться, а потом уперлась ногами и застыла. Я приближалась, пока мы не оказались на расстоянии руки друг от друга.

— Посмотри мне в глаза, — сказала я. — В сердце и душу. Прочти правду моих слов. Я не люблю твоего сына. Я люблю смертного мужчину и… если поможешь, я покину твой мир и выйду за него, больше не вернусь.

Женщина-фейри склонила голову, длинная изящная шея изогнулась, она посмотрела на мое лицо. Ее взгляд ужасал. Я подавила желание моргнуть, отпрянуть. Но я стояла. Я должна была. Женщина заглянула в мою голову, глубже, искала мои тайны, о которых даже я не подозревала до этого дня.

Глубоко в золотом лесу за мной снова зазвучал охотничий рожок.

Женщина вскинула голову, словно дикая кошка прислушивалась, ее губы растянул оскал. Она попятилась, сжимая ребенка, отчасти отвернулась от меня.

— Я не вижу лжи в твоей душе, — признала она, ворча. — Твои угрозы и обещания — правда. Скажи, чего ты хочешь от меня? Как мне не дать тебе забрать все, что для меня дорого?

Вот этот момент. Важный момент. Решение моей судьбы и Келлама. Мне нужно было все сделать правильно. Разум опустел, онемел. Мне не хватало ума для этого.

И я просто сказала:

— Скажи его имя.

Она пронзила меня взглядом, готовая разрезать меня на кусочки.

— Не могу. Я могу произнести его лишь раз.

— Знаю, — сказала я. — Но мы близко к тому моменту, да? Возьми меня туда. Позволь услышать.

В золотых кошачьих глазах мерцали ненависть и неуверенность.

— У тебя будет власть над ним.

— Власть, чтобы я не стала Охотницей Игендорна.

Вот. Последний бой, бой между двумя сильными любовями древней женщины: любовью к ребёнку и короне. Шумный конфликт в разуме, сложный, но до боли простой.

Я ждала, отсчитала пять медленных вдохов. Я потом использовала последнюю стрелу.

— Ты любишь. Ты отдала бы сама корону достойной невесте. Скажи, я такая?

— Нет, — слово вылетело шипением из-за зубов женщины-фейри, будто у змеи. И я поняла, что победила.

Женщина повернулась, держа ребенка, и пошла во тьму, в воду. Она не говорила со мной, не позвала меня, но я пошла в воду за ней, подняв юбку, ужасно шумя, пока женщина шла тихо. Я шагала за ней, пока вода не достала до пояса, мы зашли еще глубже. Волны сомкнулись над нашими головами.

И я оказалась в темноте и тепле. Мир был сразу огромным и маленьким. Не было чувств, мыслей и страхов. Только уют, питание. И где-то пульс, в котором я узнала биение сердца. Сердцебиение огромной вселенной.

А потом — поток. Вода лилась, пульс усилился. Давление, страх без причины. Я ощущала это, но далеко, словно мысли и чувства не принадлежали мне. Я испытывала их со стороны, но каждую деталь запоминала.

Я вырвалась на поверхность воды, голова поднялась с брызгами. Я выдохнула, кашляя, сплюнула темную жидкость. Стряхнув волосы с лица, я растерянно моргала.

Женщина сидела неподалеку в мелководье. Ее лицо было утомлённым, в морщинах боли и поте, но красивое, как и вся ее красота, почти ангельское. Она что-то держала в руках, я моргнула пару раз и узнала. Ребенок. Маленький, розовый, мокрый и кричащий. Все еще соединенный с матерью пуповиной.