И оформлением, и содержанием это послание очень напоминало письмо, полученное окружным прокурором 29 сентября предшествующего года. Даже начало обоих посланий выглядело почти идентичным: «Джои Крейтер мёртв. Бесполезно его искать.» (письмо от 29 сентября 1930 года) и «Вы более никогда не увидите Крейтера» (письмо от 27 января 1931 года). Оба письма уведомляли прокурора о смерти по причине несчастного случая, предании земле и… не указывали место захоронения! Понятно, почему — из опасения эксгумации трупа, которая не подтвердит наличие тела Крейтера в могиле.

А это означало, что судья жив, и с большой вероятностью он же сам в обоих случаях и инициировал отправку писем. Хотя и написаны они были не его рукой.

Публикация в газете «The Washington times» сообщила читателям о получении анонимного послания, рассказывавшего о смерти судьи Крейтера в каньоне в местечке Краун-Пойнт. Информация об этом не стала сенсацией, но привлекла определённый интерес и была повторена некоторыми иными газетами.

Письмо, сообщавшее о падении в каньон, было опущено в почтовый ящик 24 января, то есть уже после того, как в газетах появились сообщения о конвертах в тайнике письменного стола. Можно было сказать, что замысел детектива-сержанта Вейзенштейна сработал, и исчезнувший без вести судья отреагировал (пусь и неявно) на информационный вброс. Правда, отреагировал он не так, как хотелось детективу, но… как говорится, это был ещё не вечер. Следовало подождать, не последует ли некое продолжение?

Предполагая, что посланник Крейтера попытается ещё раз связаться с его женой — лично, либо подбросив очередное послание — полиция подготовилась зафиксировать эту попытку по всем правилам оперативно-розыскного искусства. На дверях в апартаменты исчезнувшего судьи — как парадного входа, так и чёрного — были смонтированы миниатюрные плунжерные датчики открытия. Аналогичный датчик был также установлен на двери в кабинет [там находился письменный стол с тайным отсеком]. Стелла Крейтер ничего не знала об этих работах. Полицейские под прикрытием были устроены на места лифтёров, а также были введены состав персонала, обслуживающего дом. Телефон в апартаментах был поставлен на «прослушку». В общем, была проведена очень основательная подготовка, как будто готовился захват с поличным иностранного шпиона. Теперь оставалось только ждать.

Минула неделя… другая… третья. Зима клонилась к закономерному завершению и, казалось, уже не принесёт сюрпризов. Но в один из последних зимних дней произошло нечто такое, чего вряд ли смогла бы выдумать даже самая изощрённая фантазия писателя-детективщика.

Утром 26 февраля 1931 года в нью-йоркском парке «Van Cortland Park» было найдено тело босоногой женщины в разорванном платье. Черты тёмно-бурого лица были неузнаваемы из-за гримасы страдания и прилившей к голове крови. На шее была затянута бельевая верёвка, с туго скрученным на затылке узлом. Хотя вечернее бархатное платье было разорвано, произошло это явно не с целью обнажения женщины, а во время борьбы. Следы изнасилования, точнее, сексуального посягательства, при визуальном осмотре на месте обнаружения тела не определялись. Хотя этот вывод являлся предварительным, и последующее судебно-медицинское вскрытие могло его подкорректировать.

Осмотр местности привёл к обнаружению примерно в 10 метрах от трупа изящных женских туфель явно индивидуального пошива. А вот пальто или шуба найдены не были. Как, впрочем, и головной убор.

Даже беглый осмотр указывал на то, что женщина была очень состоятельна. Или, говоря точнее, не экономила на себе — прекрасное нижнее бельё и отличное бархатное платье, пошитое явно у дорогой модистки, говорили о любви к роскоши красноречивее всяких слов. Именно платье, обувь и нижнее бельё — всё индивидуального изготовления! — и позволило в течение нескольких часов опознать тело.

Задушенной оказалась Вивьен Гордон! Какой неожиданный кульбит судьбы, согласитесь…

Уже первые допросы позволили полиции получить чёткую привязку ко времени преступления. Лифтёр в доме, в котором проживала убитая, сообщил на допросе, что накануне вечером 25 февраля — если точнее, то в 23:30 — Вивьен спустилась на лифте в холл. На ней была шуба, стоимость которой лифтёр определил в 2 тыс.$. Надо сказать, что как показала последующая проверка, мужчина в определении стоимости шубы не ошибся — он работал лифтёром в «богатом» доме и знал толк в вещах. Помимо шубы на шее Вивьен красовалось колье, но не оно являлось главным украшением её туалета! На правой руке Вивьен находился перстень с большим бриллиантом, стоимость этой вещицы лифтёр определил «на глазок» примерно в 2,5 тыс.$. И тут он, кстати, тоже не ошибся.

Головного убора женщина не имела. С собой у неё был платок, который можно было использовать как косынку либо как кашне или палантин, набрасывая его на плечи. Отсутствие головного убора означало, что Вивьен рассчитывала сразу же сесть в автомашину. На это же указывали и изящные летние туфельки.

Дежуривший в холле администратор не запомнил таких деталей, как перстень с бриллиантом и летние туфельки, но он видел выходившую из лифта Вивьен и видел некую автомашину с погашенными огнями, стоявшую примерно в 10–15 метрах от крыльца. После того, как Вивьен Гордон вышла на улицу, автомашина сразу же отъехала. Администратор не слышал хлопка дверцы, но разрыв во времени между выходом женщины из дверей и отъездом машины был минимален — секунд 5–7, вряд ли больше. Описать автомашину свидетель не мог, всё-таки, февраль… время к полуночи… отвратительный мокрый снег… низкая облачность… уличное освещение так себе… Однако он обратил внимание на то, что на задней и передней дверцах по правому борту автомашины были установлены разные ручки. Автомобиль явно побывал в ремонте, в ходе которого мастер за неимением оригинальной ручки поставил ту, что имелась под рукой.

Первое газетное сообщение об убийстве Вивьен Гордон появилось в столичной газете «The Washington times» спустя несколько часов после идентификации трупа. Вызывают удивление как оперативность информирования, так и интерес столичной газеты к тривиальному на первый взгляд уголовному преступлению. В заметке допущена ошибка — не фатальная, но досадная! — возраст Вивьен на момент смерти составлял не 32, а 36 лет. Эта мелочь свидетельствует о том, что выпускающий редактор и корректор столичной газеты весьма смутно представляли, кому именно посвящена публикуемая заметка. Тем не менее сообщение попало в номер — стало быть, в Вашингтоне имелись люди, сознававшие сенсационность этой новости.

Согласитесь, отменная наблюдательность в условиях плохой видимости! Показания лифтёра и администратора на входе в здание оказались весьма ценны.

Итак, в 23:30 25 февраля Вивьен Гордон вышла из дома и села в поджидавшую её автомашину, а в 06:45 26 числа её тело с затянутой на шее бельевой верёвкой оказалось в парке на удалении чуть более 7,5 км от дома. Драгоценности и шуба пропали — это действительно ограбление или всего лишь имитация?

Информация о преступлении сразу же попала на первые страницы газет. Примечательно то, что одно из первых сообщений о случившемся появилось в столичной «The Washington times», что сразу же задало происходящему в Нью-Йорке определённый градус сенсационности. Всем стало ясно, что в столице страны есть люди, которые будут внимательно следить за ходом расследования.

И сенсации не заставили себя ждать!

То, что разверзлось во время заседаний коронерского жюри, можно было уподобить ящику Пандоры. Вообще же, процедура эта обычно рутинна и совершенно формальна — основная задача этого жюри, которое, как правило, собирается в течение 2–3 суток после обнаружения трупа, заключается в том, чтобы установить обстоятельства смерти и решить, имеются ли основания для возбуждения уголовного расследования. Однако в данном случае у представителей властей с самого начала имелись опасения насчёт того, что может прозвучать во время заседания, а потому коронерское жюри заседало при закрытых дверях с запретом присутствующим передавать посторонним услышанное и увиденное.