В общем, дорогие читатели, поменьше иллюзий в отношении наших американских партнёров!

Февраль 1979 г.: одна из заметок в местной газете с сообщением о вынесении судебного решения в пользу Коры Ли Блэйн, вдовы Бенни Блэйна, по её иску о материальной компенсации к госпиталю ветеранов вооружённых сил в Энн-Арбор.

Заканчивая историю отравлений в госпитале ветеранов вооружённых сил в Энн-Арборе летом 1975 г., нельзя не сказать несколько слов о возможном мотиве, направлявшем действия убийц в белых халатах. Автор осмелится высказать собственное суждение по этому вопросу, но чтобы быть правильно понятым, предварит его необходимым отступлением.

Пару десятилетий тому назад мне довелось довольно плотно общаться с женщиной-филиппинкой. На тот момент она являлась женой голландского бизнесмена, была младше своего супруга более чем на 40 лет и прожили они тогда в Санкт-Петербурге почти год. В силу объективных причин уклоняться от этого общения не представлялось возможным, так что приходилось порой и вино с нею пить, и разговоры долгие разговаривать.

Пока супруг её ковал на берегах Невы свои миллионы, молодая жена маялась от безделья и не знала, чем себя занять. Познакомилась с горничными в отеле, где жила, и, нацепив расшитый передник и халат, ходила с ними на уборки номеров. С удовольствием намывала чужие джакузи и унитазы, поила вином гостиничную обслугу, а по вечерам тащилась в казино, благо таковые тогда в Питере ещё имелись. В общем, дамочка была своеобразная, без стопоров и тормозов. Не побоюсь сказать, безмозглая.

Женщина имела очень бурные детство и молодость, в 12 лет любящий папа продал её в бордель в Японию, буквально за руку отвёл к сутенёру, получил деньги «на карман» и отчалил на свою малую Родину. Сутенёр переправил девочку в Японию, там ей сделали зубы и пластику лица, что позволило будущей подданной Голландского Королевства подняться в местной пищевой иерархической цепочке. Там-то, в японском борделе, она и познакомилась со своим будущим мужем. Из сего бэкграунда дамочка тайны не делала, с удовольствием рассказывала об азиатских борделях, проститутках и тамошних традициях работорговли. Звучало всё это совершенно омерзительно, особенно, когда такое рассказывает с чужих слов не стеснительный и косноязычный youtube’r, а непосредственный участник всей этой нарко-порнографической движухи. Речь, впрочем, не о борделях и сексе, а о филиппинках и их специфических нравах.

Поразила она меня совершенно удивительной ненавистью к американцам. Американцев много где не любят, правильнее сказать, что их не любят везде, кроме Украины, но отношение филиппинки и её рассказы выходили за пределы рационального восприятия. Она реагировала на американцев, как собака на кошку…

Это было тем более удивительно, что Филиппины всё время оставались в орбите американского влияния. Об этом упоминалось выше, но нелишне сказать ещё раз. На территории страны было много военных баз США, вокруг которых складывалась целая индустрия обслуживания, разумеется, глубоко криминализованная. Филиппинцы связывали с американцами — по крайней мере, во второй половине 20-го столетия — все беды своей страны, прежде всего нищету, разврат, всеобщее падение нравов, распространение наркотиков, цунами венерических заболеваний. Сами себя филиппинцы считали истинными католиками, что, правда, ничуть не мешало им продавать собственных дочерей в бордели… Так вот, истинные католики-филиппинцы воспринимали американских военнослужащих как самых настоящих слуг дьявола.

Интересно то, что моя филиппинская знакомая подобное восприятие американцев вынесла из детства и сохранила на всю жизнь. Даже став человеком глубоко космополитичным, покатавшись с мужем по всему миру, увидев его глянец и изнанку, она не изменила оценок, заложенных семьёй и вынесенных из детства.

Впервые услышав о медсёстрах-отравительницах, автор моментально провёл параллель с тем, что слышал от своей знакомой в конце 1990-х гг. Есть такое понятие — лыко в строку — так вот её рассказы о поведении американцев на Филиппинах и явились тем лыком. Поэтому, говоря о мотиве, которым, возможно, руководствовались Нарсисо и Перез, автор позволил бы себе определить его cледующим образом: не поддающееся контролю чувство неприязни по признаку государственной принадлежности (или, если угодно, ненависти по признаку государственной принадлежности). Причём неприязнь эта не приняла форму политического протеста, а выразилась в форме личной мести.

Филиппинцы, если не все, то очень многие, искренне ненавидели американцев, обвиняя их в бедах родной страны, но при этом они хотели попасть в Штаты на заработки. Там их ждала сытая цивилизованная жизнь, нормальная работа, защищённая мощными профсоюзами, социальные гарантии, достойный заработок… Такой вот интересный дуализм, который мне казался странным и тогда, и сейчас, но для филиппинцев и филиппинок противоречия в этом не существовало.

Когда Нарсисо и Перез освоились в Штатах, они позволили себе дать волю национальной неприязни, гнездившейся в их душах. Их ненависть не была персонализирована — они ненавидели чохом всех американских военнослужащих. Убивая кого-то из них, они реализовывали свою потребность в превратно понимаемом религиозном воздаянии. Быть может, они даже думали, что делают благое дело, спасая для будущей вечной жизни души грешных «гринго»…

Автор не настаивает на исчерпывающей полноте собственного предположения, но интуиция подсказывает, что оно не очень далеко от истины.

И сотрудники ФБР, занимавшиеся расследованием, что-то подобное подозревали. Но эту опасную тему они педалировать не стали, поскольку всё, что связано с враждой на национальной почве, чревато самыми неожиданными осложнениями… В Америке на руках жителей много оружия, вдруг кто-то в отместку возьмёт в руки берданку и пойдёт отстреливать филиппинских эмигрантов! Зачем провоцировать агрессию? Намного правильнее заявить, что следствие не определилось с мотивом, дескать, догадайтесь сами.

Нельзя не признать того, что история преступлений Нарсисо и Перез очень необычна. С одной стороны, содеянное ими вряд ли можно считать серийными убийствами в классической интерпретации этого термина. Действительно, в том, что и как делали медсёстры, нельзя усмотреть сексуальную агрессию, депрессию и личностные проблемы. Но и актами террора или диверсией эти деяния также назвать никак нельзя. Перед нами удивительный суррогат цинизма и безжалостной мстительности. Медсёстрам показалось, что они могут убивать, не привлекая к себе внимания, и они немедленно этой возможностью воспользовались. Поразительная инфантильность и удивительное бессердечие!

Южная Каролина в начале 70-х гг. прошлого века являлась воплощённым в яви кусочком райского сада — мягкий субтропический климат, экзотические леса, благодатная для сельскохозяйственных работ почва.

Плюс к этому — отличные дороги, дешёвое жильё и питание, одним словом — изобилие во всём. Мафиозные войны и гангстерский беспредел гремели где-то очень далеко — в крупных портовых городах и финансовых центрах, где-то там, в Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, во Флориде и Калифорнии. А в Южной Каролине уличный криминал сводился в основном к почти невинным правонарушениям вроде слива бензина из баков припаркованных на улицах автомашин (с минимальным материальным ущербом, поскольку топливо было очень дёшево). Крутые же преступники угоняли и разбирали на запчасти автомашины, а совсем уж отвязные могли влезть в незапертый дом и похитить пару сотен долларов — последнее считалось уже серьёзным ЧП в масштабе округа. В общем, преступные проявления в Южной Каролине были направлены в основном против имущества, а не личности, а потому район этот в целом не считался опасным. Убийства, конечно, тоже случались, но они в основном были связаны с разборками в преступной среде и мало беспокоили рядовых обывателей. В самом деле, разве кого расстроит, если Джон-Кривое-Рыло отрубит пару пальцев, а потом пристрелит Билли-Откусанное-Ухо? Или если случится обратное? Ровным счётом никого, кроме самих Билли и Джона, разумеется…