– Ты о-о-очень милый. Тако-ой романтичный. – Кейт поставила локоть на столик и уперлась подбородком в ладонь. – Ты как в книге, которую я читала.

– Как называется? – поинтересовался он.

– Не помню… кажется… книга.

– Ну а ты? – спросил Оливер. – Почему ты до сих пор ищешь свой идеал?

– Я разборчива, – объяснила Кейт. – И к тому же колючая. Как кактус.

Кейт хищно согнула пальцы, изображая кактус.

– Не думаю, что ты колючая.

– Разве?

– Ага. И к тому же ты не зеленая. – Оливер перегнулся через стол, так, что его лицо было совсем рядом с ее. – Я считаю, ты великолепна. И очень красива.

– Нет, – возразила Кейт, – я выбрала не то платье. Оно не сексуально. Бархат не такой привлекательный, как кожа. А я должна быть сексуальной. Я даже своему партнеру по свиданию не понравилась.

– Ты очень сексуальна. Я вот считаю бархат очень сексуальной тканью. А кожа сделана из коровы, – добавил Оливер.

Кейт засмеялась. Она попыталась глотнуть «Сиськи», но перевернула коктейль на себя. Оливер наклонился, неумело стирая с нее пролитый напиток салфеткой.

– Я вытираю твои «Сиськи», – ухмыльнулся он.

– Они не против.

– Я считаю, что ты самая красивая девушка в этом баре. И очень рад, что стал твоим утешительным призом, – признался он.

– Спасибо, Оливер. Я тоже считаю, что ты симпатичный.

– Хочу тебя поцеловать, – сказал он. – Давно хотел это сделать.

Он наклонился к Кейт, и их губы встретились. Она была пьяна, и ей было хорошо, а губы Оливера казались приятными на вкус. Он притянул ее к себе, и Кейт позволила себе блаженно погрузиться в мужские объятия.

Они долго целовались. И это было приятно. Он хорошо целовался, а Кейт не делала этого уже очень давно. Остаток ночи остался смутным, но прекрасным пятном в ее памяти.

Было воскресное утро. Кейт разлепила глаза и тут же снова закрыла их, застонав. Звон посуды, доносившийся из кухни, заставил ее насторожиться. Она села, придерживая голову руками, затем сбросила с себя вязаный плед. Вся одежда была на месте, вплоть до туфель.

– О боже, – простонала Кейт, поднимаясь с кровати. – Пап, это ты? – тихонько позвала она, спускаясь по лестнице. Крепко держась за перила, девушка щурилась, стараясь рассмотреть залитую солнцем кухню.

– Я, кажется, ужасно напилась прошлой ночью, – сказала она, плюхаясь на кухонный стул. – Не надо меня осуждать.

Кейт положила голову на холодный стол и прикрыла глаза.

– Нет, я осуждаю вас, юная леди! – раздался над ней голос Мэтта.

Кейт подскочила на стуле и, потеряв равновесие, ничком хлопнулась на диванчик возле дверей.

– Почему ты здесь? – простонала она через диванную подушку. – Как ты вообще вошел?

– Ты мне позвонила в три ночи!

Вытаращив глаза, Кейт с огромным усилием оторвала лицо от подушки и без капли грациозности приподнялась на четвереньках, покачиваясь, как корова на ветру.

– А зачем я это сделала? – спросила она. В памяти не осталось ничего. – Что я говорила?

– Что три часа целуешься с сексуальным лесорубом и не можешь попасть домой.

Кейт вспомнила, как Оливер прижался к ней телом – и это определенно было приятное воспоминание. Больше ничего из памяти выудить не удалось. Все было как в тумане. Смутно всплывало, как их просили покинуть бар, но что было дальше, память не сохранила. Внезапно из небытия выплыла размытая фигура Оливера, помогавшего ей сесть в такси. Она почувствовала, что ее кожа саднит от его бороды, и задалась вопросом, насколько покрасневшим выглядит сейчас лицо.

Поморщившись, Кейт неуклюже слезла с дивана, потянулась и приняла самое невозмутимое выражение, которое могла.

– Ясно. Это все? – спросила она.

Ее ресницы слиплись от несмытой туши, а волосы выглядели так, будто в них свили гнездо.

– Нет, – ответил Мэтт. – Еще ты сообщила, что у тебя был секс на пляже – небось, ты там совсем продрогла. И кричащий оргазм!

Кейт подняла брови и, сжав губы, старалась сохранить величественную и непринужденную позу, что давалось ей нелегко, потому что комната слегка покачивалась.

– Что-нибудь еще? – беспечным голосом произнесла она.

– Только то, что, если я немедленно не приду и не помогу тебе попасть домой, ты умрешь от гриппа.

– Ладно, – сказала Кейт, разглаживая вельветовый сарафан и обнаруживая пугающе липкое синее пятно спереди. – Было очень холодно. Так почему ты еще здесь?

– Потому что не хочу, чтобы ты ночью захлебнулась собственной рвотой. Тебя рвало, Кейт. Ты выблевала какие-то невероятные объемы. Как ты вообще допилась до такого состояния? Ты двигаться не могла! – Мэтт был очень серьезен. – Особенно на свидании вслепую. Ты же не знаешь этих людей. Они могут оказаться насильниками или убийцами!

Кейт насмешливо поднесла к уху ладонь.

– Что, Эвелин тоже здесь? Кажется, я слышу ее лекцию, – сказала она.

– Я серьезно, Кейт.

Застонав, девушка плюхнулась на диван.

– Знаю, знаю. Кейт плохая. Кейт глупая. Но насколько я помню, Оливер вел себя очень благородно, тебя это не успокаивает?

– Нет, – ответил Мэтт, – тебе просто повезло.

Он всунул в руку Кейт большую кружку кофе.

– Мне пора. Сара открыла кафе за меня. – Он поцеловал подругу в макушку. – И прекращай вести себя по-идиотски.

Дверь за ним захлопнулась чересчур громко.

7 декабря. Пятое рождественское свидание

Лаура сидела у нее на кухне с бумажным стаканчиком кофе.

– То есть вы с ним хорошо поладили, целовались, но больше ты его не увидишь.

– Точно, – подтвердила Кейт.

Лаура откинулась назад, скрестив ноги, и покачала головой.

– Я тебя не понимаю.

Мина рисовала за столом рядом с Кейт, делающей наброски ягод, запорошенных снегом. Чарли дремал, лежа на полу.

– Не вижу смысла начинать отношения с кем-то, кто все еще грустит по своей бывшей, – объяснила она.

– Но именно ты можешь стать человеком, который поможет ему забыть ее.

– Тогда я стану только промежуточным звеном, который поможет справиться с воспоминаниями, а потом он расстанется со мной и начнет полноценные отношения с кем-то еще. А я не хочу быть женщиной на время, я хочу быть единственной!

– Черт, а ты цинична, – сказала Лаура.

– Цинична! – повторила Мина.

– Во всяком случае, все в рамках приличий. Мы не обменивались номерами. По крайней мере, я этого не помню. Поэтому позвонить ему я не могу, даже если бы очень хотела.

– Мэтт рвал и метал! – напомнила Лаура.

– Мэтт может делать все, что ему хочется. Это не его дело, – спокойно ответила Кейт.

Подруга, постукивая ногтями по кружке, смотрела на дверь. Небо стало серовато-горчичного цвета, оно казалось тяжелым и низко нависающим над землей, словно часть театрального реквизита. Наверное, скоро должен был пойти снег.

– Ты уверена, – осторожно начала Лаура, – что не ищешь себе оправдания для того, чтобы не встречаться с ним?

– Я же записалась на этот проект. Зачем мне это делать и, кстати, платить немалую сумму, если я не собираюсь серьезно отнестись к этим знакомствам?

– Тогда объясни мне происходящее, не обижаясь.

– Да нечего объяснять. Я чувствую, что поступаю разумно, даже стратегически, – рассуждала Кейт. – Я не собираюсь встречаться с тем, у кого над головой высвечивается знак «Тупик».

Когда Лаура ушла, Кейт ликвидировала беспорядок, устроенный ее детьми, потом открыла шкаф и вытащила коробку, наполненную листьями, которые она собирала накануне, – последними рыжими трофеями, сохранившимися от воздействия стихий под темными живыми изгородями. Она обмазала их клеем ПВА, чтобы не поломались. Конечно, листья не сохранятся навеки, со временем зеленые, красные и золотые краски померкнут, но несколько дней в запасе у нее есть. Она перевернула коробку, позволив содержимому свободно рассыпаться по кухонному столу: резные листья дуба цвета спелой тыквы со свекольным оттенком перемешались с пятнистыми березовыми и пузатыми каштановыми, словно покрытыми вдоль жилок ржавчиной. Кейт взяла альбом и приступила к работе. Когда набралось пять страниц набросков, она стала смешивать краски, чтобы передать палитру цветов: красный мак и апельсин для пылающих кленовых листьев, раскаленное золото и яичный желток для тополиных.