И вот сейчас, обняв Антенора, Нарьямана торопливо вываливал всё то, что так давно хотел рассказать. За три года разлуки. Всё, накопившееся на душе. Он знал, что Антенор человек Эвмена и потому, когда до их захолустья дошли слухи, что Антигон разбил Эвмена, Нарьямана несколько дней ничего не ел. Переживал. Это известие накрыло его таким горем, от которого он очень долго не мог оправиться, не на шутку перепугал мать с Митробатом. А теперь словно затычку вышибли и радость полилась бурным потоком, всё сметая на своём пути.
Наконец, пришло время серьёзному разговору. За поздним ужином в саду под звёздами они собрались все вместе. Все свои. Не было Симонида, с которым они распрощались недалеко от Хрисаориды. Антенор не хотел ему показывать убежище Геракла, да тот и не жаждал. Денежных обязательств у них друг к другу не было, попрощались и разошлись.
Нарьяману тоже не позвали, Антенор сначала хотел поговорить со старшими без него. Гетайр рассказывал долго, очень подробно, начав ещё с событий до Габиены. Дважды подливали масло в лампу. Наконец, рассказ подошёл к концу.
— Надо решить, что делать дальше, — закончил он, — я думаю, здесь оставаться нельзя. Будет искать Птолемей. Наверняка будет и Антигон.
Он замолчал. Повисла долгая пауза. Барсина и Митробат переваривали услышанное.
Наконец, сотник сказал:
— Я слышал эти разговоры о мальчике. В Хрисаориде. Возможно, иные их пропустили бы мимо ушей, но как только просочится хоть полслова о том, что Лагид или Одноглазый заинтересованы, всем сразу найдётся дело до парня.
— Если слухи распускает Фарнавазда, он позаботится, чтобы они не утихли сами собой, — добавила Барсина, провела пальцем возле уголка глаза и вздохнула, — о Светозарный, зачем ты лишил его разума…
— Ты думаешь, он хочет погубить мальчика? — спросил Митробат.
— Нет, конечно же нет. Он хочет снова возвыситься, потому и начал эту игру. Но ведь он не царь, не хшатрапава и воинства у него нет, а с этими можно играть только на поле боя, да и то, даже самые достойные уступают вероломству…
— Воинства нет… — задумчиво протянул Антенор и добавил после паузы, — но если кто и сможет его создать из ничего, то это Фарнабаз.
— Ты хочешь сражаться за трон великого хшаятийи? — удивлённо спросил Митробат.
— Это лучше, чем вечно прятаться, — сказал Антенор, — а в покое нас теперь точно не оставят.
— И как он его создаст? — недоверчиво спросила Барсина, — из чего? Десять кораблей своих продаст?
— Эвмен после Норы создал своё войско из ничего, — заявил Антенор.
— Из письма Полиперхонта, ты хотел сказать, — возразил Дион, — которое провозглашало его стратегом Азии и которому вняли аргираспиды.
— А также из пятисот талантов царской сокровищницы, — добавила Месхенет.
Антенор посмотрел на неё удивлённо, будто не ожидал, что она станет возражать.
— У нас есть десять талантов, — продолжал упираться гетайр, — думаю и Фарнабаз не бедствует.
— Десять против пятисот, — хмыкнул Дион, — это ты удачно сравнил.
— Что вы предлагаете? — гетайр сердито откинулся на спинку клисма и обвёл присутствующих вопрошающим взглядом.
Никто не ответил.
— Может оставить всё, как есть? — продолжал допытываться Антенор.
— Или отыскать новую нору, — усмехнулся Митробат.
— Только не в Карии, — сказал Дион, — Диоскорид наверняка нагнул Лагида и держит всё побережье. А с севера, я слышал Асандра прижимает другой племянник Одноглазого, Полемей[103].
— Антенор, мы просто ещё не свыклись с тем, что нашему спокойному житью пришёл конец, — печально сказала Барсина, — надо найти Фарнавазду.
Митробат кивнул.
— На Родосе? — спросил Дион.
— На Родосе. Ты поможешь?
— Мог бы и не спрашивать, — усмехнулся Репейник.
— Хорошо. Поедем только мы с тобой. Месхенет и Ваджрасанджит останутся здесь. Мало ли что.
— А мальчик? — спросила Месхенет, — не пора ли ему всё рассказать?
— Рассказать что? — раздался голос за спиной.
Антенор обернулся. В дверях стоял Нарьямана, которого давно отправили спать.
— Ты уже уезжаешь? — спросил он, набычившись.
— Я ненадолго, — буркнул Антенор.
Нарьямана с подозрением посмотрел на мать и Митробата.
— О чём вы тут говорили?
Митробат и Барсина переглянулись. Сотник еле заметно кивнул.
— Есть кое-что, сынок, — медленно, смущаясь, проговорила Барсина, — что тебе следует знать о твоём отце.
Родос, несколькими днями позже
Задвижка отъехала в сторону беззвучно, видать на масло тут не скупились. Ну ещё бы, дом из самых зажиточных. В узкой щели появились глаза раба-привратника.
— Чего тебе? — раздался внутри скрипучий старческий голос.
— Дома ли хозяин? — поинтересовался Ономарх.
— А тебе какое дело?
— Да ты, я смотрю, невежа. Палка по спине твоей плачет. Зови хозяина, говорю.
— Нет его дома. В отъезде он.
— Ах ты негодный раб! Это хозяин тебя врать научил или сам такой наглый? Видели твоего хозяина поутру. Дома он, зови, пока я совсем не рассердился.
— Не велел он беспокоить, — буркнул привратник, — ладно, позову.
Задвижка закрылась, послышались шаркающие шаги. Ономарх усмехнулся, оглянулся на своих людей. Сопровождали его двое, близнецы, известные Антенору, как Левый и Правый.
Паламед, скрестив руки на груди, лениво грыз тонкую щепку, которой перед этим выковыривал из зубов остатки недавней трапезы. Губы его кривились в извечной наглой ухмылке. Брат его был серьёзен.
— Что там? — спросил Антенор, норовя выглянуть из-за спины Репейника.
— Ох, не вовремя мы… — пробормотал Дион, — дружок наш с тобой, лучший. Вперёд успел.
Они только завернули за угол храма Асклепия, как Репейник схватил Антенора за руку и рывком утянул себе за спину.
— Ты сам-то не отсвечивай, — прошипел Антенор, разобравшись, что это сейчас было, — думаешь, он забыл, по чьей вине охромел?
— Да тут прямо мёдом всяким калекам сирым и убогим намазано, — хохотнул Дион, но послушался и спрятался за угол, осторожно выглядывая.
— Внутрь заходит, — сказал он, спустя некоторое не слишком долгое время.
— А эти?
— Остались снаружи.
Потянулось томительное ожидание. Полуденное солнце жарило нестерпимо и Репейник, не выдержав, спрятался в стое[104] храма. Антенор весь извёлся, по спине градом катил пот, а голова стала совсем дурной, но «пост» он не желал оставлять, хотя прохожие косились подозрительно.
— Может вечером придём? — взмолился Репейник.
— Погоди, я не думаю, что Фарнабаз будет с ним долго говорить.
— Да он уже долго говорит, как по мне.
Однако после этих слов Диона ожидание окончилось. Ономарх вышел на улицу. По нему видно было, что беседой он недоволен. Епископ что-то сказал Левому, после чего удалился, к счастью для Антенора, вниз, а не вверх по улице. Правый последовал за ним, а Левый остался, причём ему это явно не понравилось. Он вскинул вслед епископу кулак и хлопнул ладонью по локтевому сгибу, после чего осмотрелся по сторонам. Явно искал тень.
— Ах ты, зараза, — пробормотал Антенор, — ладно, уходим.
— Не переживай, — обнадёжил его Дион, — я знаю, к кому обратиться.
В тот же день, вечером у дома Фарнабаза появился эксафорон, открытые носилки, которые несли шестеро рабов. Шли они, совсем не напрягаясь, носилки были пусты. Сопровождавший их человек, тоже раб, постучал в дверь, ему открыли. Спустя некоторое время на улицу вышел Фарнабаз, одетый в нарядный гиматий. Он уселся в носилки и рабы потащили их прочь. Паламед, сидевший прямо на мостовой на противоположной стороне улицы, подобрался и двинулся следом.
Возле дома, куда прибыл Фарнабаз, Левый отловил за руку пробегавшего мимо мальчишку и спросил:
— Эй, малый! Чей это дом?
— Тут живёт почтенный купец Филодем.
Левый сплюнул на мостовую скорлупу фисташки, огляделся по сторонам.
— А этого человека, который приехал сейчас знаешь?