— И Хранители не помогли?
— Всё же они были простыми смертными, — вздохнула Месхенет, и продолжила, — Хорминутер родился в дни возрождения былой славы и сам много сделал для этого. Накануне великого восстания фенех против персов он призывал Величайшего поддержать повстанцев, но не был услышан и лишь чудом уцелел при резне на улицах Сидона, когда царь Табнит предал свой народ и покорился врагу. Хорминутер дважды предупреждал о грядущем вторжении царя царей. Это позволило Величайшему Нахтхорхебу…
— Нектанебу?[66]
— Да. Позволило подготовиться. Врасплох нас не застали ни в первый, ни во второй раз. Но если в первый Страна Реки отбилась и Величайший даже воздвиг огромную статую Хора в честь победы, то во второй…
— Я знаю, чем кончилась та, вторая война, — мрачно сказал Антенор.
— Не всё знаешь. Мой муж узнал, что родосец Ментор, наёмник на службе Величайшего, тайно сговаривается с царём царей. Муж предупредил об этом, но ему не поверили. Величайший слишком доверял Ментору. Эта ошибка и стала роковой. Ментор предал, битва у Пер-Амена была проиграна, а затем и война. Нахтхорхеб потерял Двойную корону и бежал на юг, в Куш. Там он вскоре и умер. Я в год падения Та-Кемт увидела свой первый разлив.
Месхенет снова надолго замолчала.
— Мой отец тоже был Хранителем. Я принадлежу к древнему роду и могу назвать своих предков до семнадцатого колена. И все они были ири.
Антенор прикусил губу. Он, сирота, слуга с малых лет в богатом доме, знал лишь имя отца и деда.
— Отец погиб, — продолжала Месхенет, — о нас с матерью позаботился его близкий друг, Верховный Хранитель Менмаатра. После бегства Величайшего он покорился персам, договорился с ними. Изгнанники сочли его предателем.
Месхенет посмотрела на Антенора, словно ожидая осуждения, однако на лице македонянина не дрогнул ни один мускул. Он весь обратился в уши.
— А он назвал трусами и предателями их самих, — продолжила египтянка, — ибо были ещё силы сражаться. Мать пережила отца на четыре года. Я росла в доме Менмаатра в покое и достатке. Он стал моим вторым отцом и воспитывал так, чтобы я стала достойной своего рода. Меня учили писать и говорить на трёх языках. Я знаю священные гимны и танцы Страны Пурпура, несколько видов тайнописи, умею обращаться с оружием. Менмаатра часто говорил, что время борьбы ещё придет.
Месхенет помолчала немного. Антенор терпеливо ждал продолжения.
— И оно пришло. Когда до нас дошли вести о победе царя Александра при Иссе, многие херитепаа[67] взбунтовались против персов, а из Куша явился старый полководец Кауирпехти, «Бык, великий мощью». С ним был воспитанник, внук изгнанного Величайшего, носящий то же имя. Претендент на Двойную корону. Мой воспитатель стал вторым претендентом. Были и другие. В Та-Кемт оставалась и ещё одна сила — сатрап Мазак. Воинов у него было мало, но он хитроумно поддерживал то одного, то другого соперника и сохранял толику власти, хотя помощи ему не присылали, побитому царю царей стало не до того. Сторонники изгнанника одолевали. Когда Александр осаждал Хазету, Газу, Мазак понял, что удержаться не сможет и сделал выбор, поддержав Менмаатра. Вместе они нанесли поражение изгнанникам, но победы Менмаатра не увидел, люди Кауирпехти отравили его.
Вновь повисла продолжительная пауза.
— Наконец, пришёл Александр. Мазак сдался ему. Покорились и остатки изгнанников. Царь получил Та-Кемт, не обнажив меча. Дальнейшее общеизвестно. Кроме судьбы уцелевших претендентов. Мало кто знает, как умер Кауирпехти. Даже из приближённых царя.
— И как?
— Сын Верховного Хранителя, Менкаура, на пиру в Граде Весов в честь венчания царя Двойной короной предложил старику выпить с ним из одного кубка в знак примирения.
— И выпили?
Месхенет кивнула.
— «Бык, великий мощью» утомился[68] через час в корчах. Менкаура мучился три дня и выжил. Царь не стал его карать, все признали, что состоялся суд богов.
— Н-да… А этот юноша, внук фараона?
— Он уже не юноша. Командует крепостью, стены которой ты скоро увидишь.
— Пелусием?
— Да.
Антенор помолчал, переваривая услышанное.
— К чему ты рассказала мне это? Про эти усобицы, отравления…
— К тому, чтобы ты знал, с кем предстоит иметь дело. Именно к Менкауре мы едем. Менкаура наследовал от отца титул Теп-Ири-Анедж и стал моим опекуном. Через год после того, как царь ушёл на восток, выдал меня замуж за Хорминутера. Соединил два славных рода ири и сказал, что так хотел мой родной отец. Я в тот год увидела пятнадцатый разлив. Мой муж к тому времени был дважды вдовцом.
— У вас… не было детей? — осторожно спросил Антенор.
Месхенет отвернулась.
— Нет. У мужа и от предыдущих жён не было.
На берегу появились постройки. Вдалеке, на холме белели стены крепости. «Реннет» вошла в устье реки, заросшее тростником.
— Что было дальше? — спросил Антенор.
— Позже расскажу, — пообещала египтянка, — сейчас уже будет пристань.
В порту Месхенет сошла на берег, сказала, что её нужно найти кое-кого. Антенор остался на борту и видел, как она говорила с каким-то человеком, ничем не примечательной внешности. Тут все были одеты, как он. Разговор вышел недолгим. Человек куда-то ушел, а Месхенет вернулась.
— Будем ждать, — сказала она.
— Расскажешь дальше? — спросил Антенор.
— Позже. Не спеши.
Она явно чего-то ждала и была напряжена.
Когда тени от человеческих фигур удлинились примерно на ладонь, Месхенет окликнули с пристани. Она снова сошла на берег и исчезла из виду. Отсутствовала долго, а когда вернулась, первым делом подошла к Семауту.
— Можем продолжать путь.
Уахенти кивнул и вскорости «Реннет» отвалила от пристани.
Потянулись бесконечные поля папируса. Они дышали жизнью. Над тростниками пролетали гуси, ибисы. В мутной воде время от времени мелькали бугристые спины крокодилов. Видел Антенор и странных сидящих в воде здоровенных зверей, похожих то ли на огромных свиней, то ли на коров.
Месхенет принялась рассказывать о каждом увиденном диковинном звере и птице. О каждом городке, попавшемся на пути. Говорить о местных чудесах она могла бесконечно и Антенор позабыл о неоконченной беседе.
На второй день плавания по Реке, при виде очередного города Месхенет сказала:
— Это Пер-Бастет. Здесь я родилась. И здесь родился Абби, в храме Баст. Трёхмесячным котёнком его забрали и отвезли за море, ко мне. Ани сделал мне подарок на двадцатипятилетие.
— Значит он священный кот богини? — улыбнулся Антенор, поглаживая хвостатого.
— Мр-р?
— Про тебя говорим, да, — усмехнулась Месхенет, — всё-то ты понимаешь.
Кот сладко зевнул.
— Нет, Баст не богиня, — сказала египтянка, — у нас есть слово — «нетеру». Так мы называем тех, кого вы считайте богами Страны Реки. А истинный бог только один. Для него другое слово — «неб». На вашем языке «властелин». Этот бог сокрыт и един в трёх лицах — на рассвете он Хепри, скарабей, в полдень Амен-Ра и на закате Атум. Он создал себя сам из первозданного хаоса. Ничего в мире не существовало, прежде Единого и предвечного океана Нун.
— А как же… — удивился Антенор, — я слышал, в Египте множество богов, гораздо больше, чем в Элладе. И вы изображаете их в виде людей со звериными головами. На вывеске в «Сенебе» был такой нарисован. У него ещё голова, как у этих, которые тут плавают повсюду. У крокодилов.
— Это Себек, — пояснила Месхенет, — повелитель вод. Он нетеру. Как и все прочие, о ком ты говоришь. Нетеру — это воплощения, проявления, отражения Единого.
— Аватары? — спросил молчавший до сих пор Ваджрасанджит, обнаружив, что понимает речь египтянки.
— Прости, я не знаю, о чём ты говоришь, — ответила Месхенет.
— Да и я ничего не понял, — признался Антенор.
— Это сложно понять, да, — согласилась Месхенет, — простым людям и не нужно понимать. Они соблюдают установления, возносят молитвы нетеру и те могут помочь.