Правого опередил сириец.

— Это корабэлные мастэра. Едут в Цидон.

— Корабельные? Это очень хорошо. Не обидели, надеюсь? Мастеров обижать нельзя.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к паломнику.

— А ты кто таков будешь, скажи-ка, почтенный?

— В храм Эшмуна еду, господин, — послушно пролепетал тот, — молить бога об излечении жены.

— C этыми вмэсте прибыл, — подсказал сириец.

— Ты знаком с этими людьми, уважаемый? — подсел к паломнику тот, кого назвали епископом, — они и правда корабельщики?

В его руке появилась тетрадрахма. Он крутнул её пальцами, пустив в пляс по столу.

— Ответишь правдиво, я щедро награжу тебя.

— Не все, — сказал финикиец, неотрывно следя за танцем монеты, — вон тот — бродяга, прибился, как из Гебала вышли. Ещё один был. Верховой. Куда-то делся.

Антенор вздрогнул, поймав себя на мысли, что не видел Аристомена с тех самых пор, как они въехали на этот постоялый двор. Тот куда-то запропастился, а никто и внимания не обратил.

— Ты чего это донимаешь тут всех вопросами? — привстал Аполлодор, — ты кто такой?

Спутники епископа разом шагнули вперёд, обнажая оружие. Артельщики сразу же оказались на ногах. Ксантипп вытянул вперёд руку с мечом. Антенор с тоской подумал о том, что теперь расклад не в их пользу. Взгляд его скользнул по кочерге, прислонённой к стене возле очага.

— Вы чего вскочили, уважаемые? — спокойно спросил пришелец, — садитесь, в ногах правды нет. Или вам не терпится расписать это гостеприимное заведение красненьким? Вопросы здесь я задаю. Если кто этого ещё не понял, могу разъяснить более доходчиво.

Антенор вдруг подумал, что голос епископа ему знаком. Где он слышал его? Речь чистая, персидский выговор не угадывается. Может и не перс вовсе? Предпочтения в одежде ещё ни о чём не говорят.

Артельщики приказу подчиняться не спешили, так и стояли, подобравшись и взирая на пришельцев исподлобья. Епископ, между тем, продолжал допрос финикийца:

— А этот человек, который исчез, как его имя? Хотя… назваться можно кем угодно. Как он выглядел? Можешь описать?

— Как выглядел… да обычно выглядел. Одет, как явана, говорит, как явана… Неприметный какой-то. Тоже обо всём расспрашивать любил.

— Ты говорил с ним?

— Нет. Он больше с ним говорил.

Паломник указал на Антенора.

— Вот как? — епископ мигом потерял интерес к финикийцу и повернулся к македонянину, — что же ты, почтенный, сможешь описать внешность этого человека?

— Едва ли, — процедил Антенор, — в его облике не было ничего примечательного. Да и какое тебе дело до него?

— То не твоего ума забота. Ты лучше подумай о том, как будет здорово убраться отсюда на своих ногах.

Епископ повернулся к Правому.

— Ты упустил его, Промах. Он сам пришёл тебе в руки, а ты всё дело обговнял.

— Я даже не видел его! Он сюда не входил! — попытался оправдаться Правый.

— Ну да. Потому что ещё снаружи засаду учуял. А вы сидели внутри и пьянствовали.

За всё время с момента своего появления на постоялом дворе, Епископ ни разу не повысил голос, но Антенору сейчас показалось, будто Правый втянул голову в плечи, а сириец попятился. Их четвёртый товарищ и вовсе превратился в тень. Два человека возле очага, не привлекая к себе внимания, тихонько пересели в самый тёмный угол.

— По коням, может быть, ещё сумеем догнать его. Он едет в Сидон, больше некуда. И если это говно будет нас задерживать, — епископ кивнул на Левого, — я зарою вас обоих в одной яме.

Правый торопливо кивнул и принялся тормошить брата.

— А если не догоним… — начал, было, епископ, но не договорил. Внезапно перевёл взгляд на Антенора, — мне кажется, мил человек, я тебя знаю. Голос какой-то знакомый.

— Не припоминаю, чтобы мы встречались, — сказал Антенор и провёл пальцами по подбородку.

— Смешная шутка, — оценил епископ, — молодец. Ты ведь не с ними? Бродяга…

Он окинул македонянина оценивающим взглядом с ног до головы. Хмыкнул.

— И, верно, испытываешь нужду в деньгах?

Антенор не ответил.

— Работу хочу тебе предложить, — тон епископа вдруг стал дружелюбным, — заплачу щедро. Согласен?

— Чего ты хочешь? — сквозь зубы проговорил македонянин.

— Если в Сидоне увидишь этого человека, который шёл с вами, дай знать. В порту найдёшь Менесфея Доброго, его там тебе любая собака укажет. Скажешь ему: «Есть новости для славного именем». Он щедро заплатит.

Антенор заметил, как Правый как-то странно скривил губу, будто бы в усмешке.

Епископ обвёл взглядом артельщиков.

— К вам моё предложение тоже относится.

— Это ты, что ли, «славный именем»? — процедил Репейник, — что же не назвался, коли оно славное?

Антенор сжал зубы — тон Диона не предвещал хорошего продолжения. Но он ошибся.

— Это ни к чему, — неожиданно беззлобно ответил епископ, повернулся и вышел прочь. Все его люди последовали за ним, включая еле переставлявшего ноги Левого. Было слышно, как во дворе отвязывают лошадей, садятся верхом. По плотной сухой земле застучали копыта. Вскоре всё стихло.

Аполлодор сел, провёл ладонью по лицу. Остальные его товарищи продолжали стоять. Ксантипп не спешил прятать меч.

— Что это было? — спросил Репейник.

— Полагаю, местные глубокоуважаемые, — сказал Аполлодор.

— Не думаю, — покачал головой Антенор, — что-то мне подсказывает — это не разбойные.

Он ломал голову, вспоминая, почему голос этого епископа показался ему таким знакомым. Онома, «славный именем». Кто же это?

— Кто же тогда? — спросил Протей.

Антенор не ответил.

Какое-то время все оставались в зале. Негромко обсуждали происшествие. Больше не пили и в кости не играли. Протей с Багавиром сходили к телегам и вернулись вооружённые.

Дион неприязненно посматривая на паломника, попытался призвать его к ответу за болтливый язык, но Аполлодор не позволил. Финикиец поспешно заплатил хозяину за комнату и покинул зал.

Постепенно всех снова стал одолевать сон, и артельщики разбрелись по комнатам, где их ждали простые деревянные ложа с тюфяками, набитыми соломой, и наглые тараканы. Антенор остался в зале. Уснул, сидя за столом.

Проснулся он с рассветом. Протёр глаза и обнаружил подле себя Диона. Репейник был необычно мрачен.

— Ты чего? — спросил Антенор.

— Помнишь падальщиков?

— Помню, а что?

— Там человек лежит. Зарыть бы надо, пошли, поможешь.

Он уже раздобыл у хозяина пару мотыг.

Покойник выглядел скверно, зверьё и стервятники успели поживиться. Иного от такого зрелища вывернуло бы наизнанку, но Антенор лишь поморщился, да и то, скорее от сострадания.

— Это ангар, — высказал он предположение.

— Почему так решил? — спросил Репейник.

Антенор пожал плечами.

— Эти трясли знаком ангара.

— Совсем необязательно, что его сорвали именно с этого бедолаги.

— Да, необязательно, — согласился Антенор, — но я всё же думаю, что это гонец. И, полагаю, Аристомен имеет к нему какое-то отношение. Что ты знаешь о нём?

— Не больше, чем ты, — ответил Дион.

Они выкопали могилу. Дион вытащил медяк. От лица покойника мало что осталось, потому монету просто положили рядом с ним.

— Сказать бы чего надо, да мы даже имени твоего не знаем. Не обессудь, — произнёс Дион.

По пути назад они не разговаривали, а Антенор всю оставшуюся дорогу до Сидона и вовсе не проронил ни слова.

Глава 5. Хвост

Сидон

Почти весь год в этих краях господствовал юго-западный ветер и потому любой путешественник, приближаясь к Сидону с севера, ощущал зловонное дыхание города задолго до того, как перед ним вырастали его стены.

— Знаешь, Сахра, чем это пахнет? — спросил Репейник у юноши.

Тот улыбнулся и молча помотал головой.

— Деньгами пахнет, — с усмешкой объяснил Дион, — деньжищами.