Хозяин скривился, но взял деревянный черпак и разлил вино из дубовой бочки в большие глиняные кружки.

– Лей полнее, не скупись, – сказал пентарх, наблюдая за хозяином. – Потом дольешь в бочку воды. Она у тебя волшебная, а, хозяин? Сколько не черпай, а вина меньше не становится, – солдаты рассмеялись, а пентарх хлопнул хозяина по плечу.

Ничего не ответив, хозяин харчевни поставил кружки с вином перед солдатами.

– А что, отец, – обратился пентарх к юродивому, – отсыпишь нам бобов на закуску? Они у тебя свежие? У меня брюхо ноет со вчерашнего дня. Если не свежие, то не надо.

– Кушай, хороший мой. Свежие, самые свежие, – ласково ответил Власий и наложил полную миску бобов, черпая их грязной рукой. – Ешь, пей, ничего не бойся! А придет время, дерись, как лев, защищающий своих львят. А вы, исчадия ада! Тоже хотите моих бобов? – Власий зачерпнул в ведре с бобами и размахнулся, желая бросить их в сидящих за ближайшим к нему столом, но внезапно передумал, пошел между рядами, насыпая бобы в тарелки посетителей, не обращая внимание на протесты некоторых из них, приговаривая: «Господь посылает дождь на праведных и не праведных. Ешьте, ешьте».

– За здоровье василевса! – пентарх поднял кружку с вином. – Великого теоретика войны! – Выпив вино в три глотка, пентарх с силой ударил кружкой о прилавок. – Повтори, хозяин! Давайте выпьем за новую жену василевса! Пусть ему на этот раз повезет. Он правильно сделал, что отправил первую, благочестивую, в монастырь. Благочестивая жена – это мученический венец для мужа. Если она начинает поститься, то голодать будет вся семья. Если благочестивая жена начинает молиться, то колени будут стерты и лбы разбиты у всей семьи. Мужу благочестивой жены можно отрезать свой член и повесить его на гвоздик, он ему больше не понадобится. Место ангелов на небесах, а не на брачных ложах. Надеюсь, на этот раз василевсу повезет! – слова пентарха сопровождались взрывами пьяного хохота. – Если бы за соблазнение монашек не карали так строго, я бы спал только с ними. А знаешь, почему? – пентарх подмигнул хозяину харчевни.

– Почему?

– Они все только и думают о том, как нарушить обет безбрачия и отдавались бы мне как в последний раз! – также быстро опустошив кружку, пентарх грохнул ею о прилавок. – Повтори, хозяин! У тебя лицо такое же кислое, как твое вино. Чего грустишь?

– Понятно, чего… – наливая вино ответил хозяин. – Продуктам цены не сложишь, а вы, господин, и ваши товарищи за вино не платите. Да и отец Власий сегодня особенно щедро бобы раздает, – ответил хозяин и быстро глянул на Власия, не услышал бы.

– Не думай о завтрашнем дне. Сегодня жив и слава Богу или у тебя большие планы на будущее? Если да, то напрасно. Живи днем сегодняшним, а то, не ровен час, ворвутся в город и утопят тебя в бочке кислого вина. А что? Хорошая смерть! Ты, главное, прежде чем захлебнуться, постарайся выпить как можно больше. А ты почему не смеешься? – спросил пентарх у человека с повязкой на глазу. – Все пьют и веселятся. В твоей кружке пойло все стоит и стоит. Пока я говорил, мухи, ползающие по краю твоей кружки, выпили из нее больше, чем ты.

– Я, мой добрый господин, – с дрожью в голосе ответил человек с повязкой на глазу, при этом его желтое сморщенное лицо сморщилось еще больше, – пью как все. Просто я, слушая вас, отвлекся от этого дела. Вы изволили смешно шутить, мой добрый господин.

– А ну-ка иди сюда сморчок, – пентарх грозно сдвинул брови и разбил кружку об пол. – Подойди, тебе говорят! Если я к тебе подойду, будет хуже.

Человек с повязкой на глазу встал из-за стола и семеня мелкими шажочками, пошел к пентарху, но остановился на достаточно безопасном расстоянии.

– А ну-ка, покажи мне свои руки, сморчок.

– Руки, как руки, мой добрый господин… – пробормотал человек с повязкой на глазу и показал пентарху свои ничем не примечательные руки.

– А ну-ка! – пентарх схватил правую руку человека с повязкой на глазу, поднес ее открытой ладонью к своему носу и с шумом втянул ноздрями воздух. – А ну-ка, а ну-ка… понятно! А чем ты зарабатываешь на жизнь, сморчок?

– Работаю на бойне, мой добрый господин, доставляю разделанные туши в мясные лавки. Если я чем-нибудь прогневал вас, мой добрый господин, прошу простить недостойного и жалкого человека, ничтожного и мелкого, как черная блоха.

– Ага! Возишь мясо!? А почему у тебя руки пахнут воском? Часто пишешь на вощенных табличках? А ну-ка, ребята, возьмите его за ноги и вытряхните из него все дерьмо!

Один из солдат двинул кулаком человека с повязкой на глазу в живот, а двое других схватили его за лодыжки и вздернули вверх так, что, взлетая, он разбил нос об пол и пронзительно завыл. Из складок его одежды выпал железный стилос, три вощенных таблички исписанных мелким почерком и несколько серебряных монет.

– Этим стилосом ты забиваешь скот на бойне? Или с его помощью отправляешь на убой двуногих овец? – пентарх наступил каблуком сапога на тыльную сторону ладони человека с повязкой на глазу, упиравшегося руками в пол. – Нет, пожалуй, я не буду ломать твою руку. Она тебе еще пригодиться на городской стене, там ты с мечом в руке сможешь доказать верность империи и божественном василевсу.

– Пощады! Пощады! – извиваясь, кричал человек с повязкой на глазу, в безуспешных попытках вырваться из рук двух огромных солдат. – Это ошибка!

– Разорвать его как лягушку! Вспороть ему брюхо стилосом! Повесить как Иуду!

Два десятка глоток на перебой предлагали различные способы умерщвления пойманного нотария-скорописца.

– Я сказал, нет! – гаркнул привыкший командовать пентарх, перекрыв своим голосом крики толпы. – Этот желтый сморчок умрет как мужчина, в бою, искупив все свои грехи! Тебе, писатель, вместо железного стилоса, я дам железный меч, и ты, если сможешь, распишешь им рожи врагов, карабкающихся на городскую стену. Не каждому иуде выпадает такая честь.

– Это большая ошибка, добрый господин, – хватая воздух ртом как рыба, хрипел соглядатай. От прилившей к голове крови его лицо стало багровым. – Пощады… смилуйся…

– Отпустите эту крысу, а то она подохнет раньше времени, – распорядился пентарх.

Рухнув на пол, нотарий-скорописец и не думал подниматься. Икая и сморкаясь кровью, он хватал ноги пентарха и покрывал его сапоги поцелуями.

– Тьфу ты, какая мерзость! Лучше бы тебя мать в детстве в кувшине утопила. Нечего тебе делать на городской стене. – пентарх потянул меч из ножен.

Власий, молча наблюдавший за происходящим, вдруг бросился к извивавшемуся на полу соглядатаю, схватил его правую руку и прижал к своей груди.

– Что ты делаешь, отец Власий? – меч пентарха скользнул обратно в ножны.

– Он этой рукой отправлял грешников в Царствие Небесное! Как зовут тебя?

– Василиск, – ответил плачущий соглядатай.

– Я буду молиться за тебя, Василиск, а ты молись за меня и спасемся. Оставь его в покое, воин. Он орудие в руках промысла Божия.

– Если я не заберу его на стену или не порешу прямо здесь, он и дальше будет пакостить, в этом я не сомневаюсь. Твои слова мне непонятны…, но пусть будет, как ты хочешь. Живи, слизняк, и копти небо дальше, но я, все же, подстрахуюсь. Какой рукой ты пишешь доносы?

Предчувствуя неладное, Василиск попытался спрятаться за спину Власия, но пентарх был быстрее. Схватив правую руку Василиска, он заломил ее до хруста. Коротко вскрикнув, соглядатай потерял сознание.

– Так его! Поделом! – орали пьяные глотки. – Сбрось его со стены на копья западных варваров! Пролей его сучью кровь.

– Стоило бы отрубить ему руку, но пусть будет так, как просишь ты, отец Власий. Не держи зла, радушный хозяин. Увидимся на том свете, Василиск. Уходим! – бряцая доспехами солдаты вышли из харчевни.

– Пошли, – Герман стукнул Фемела кулаком в бок. – Хозяин, если ты не против, я выброшу эту падаль за двери твоей гостеприимной харчевни, чтобы он своим видом не портил аппетит честным гражданам. Эй, друг, как тебя зовут? – обратился Герман к своему напарнику.